пиджака. Я ничего не чувствовала, только смотрела на его редкие пушистые
волосики, на белокурые седеющие усы, слишком большие для такого маленького
лица, и старалась вспомнить: "Где я видела этого человека?"
узнает. Получается драма.
буквальном смысле, то есть что я родная дочь этого человека. Она стала
толкать меня к нему, сердиться. Я отстранила ее. Я не поняла: почему родная
дочь? Что это значит: "получается драма"?
покраснел... Странное чувство, что мы вдруг перестали быть далекими, чужими,
передалось от него ко мне, мгновенно смешавшись с разочарованием, жалостью,
изумлением. Я спросила дрожащим голосом:
Андрею шепотом:
Агашей - закрутил усы и щелкнул каблуками. Он еще не спросил меня о маме...
Я ждала с нетерпением - сейчас! Но он все толковал, что купил для меня у
китайских купцов бархат на платье, но они обманули его.
продажа, баня, покупка вещей, рубашка шелковая, шаровары плисовые, сапоги
лакированные, часы серебряные с двухаршинной цепочкой.
похлопывать себя по губам; потом я узнала, что он всегда делал это движение,
когда что-нибудь затрудняло или смущало его.
с женой приехал.
записаны лекции, вдруг посыпались из моих рук на панель.
фактически не в состоянии был без жены обойтись. Вообще отчебучил шутку, а?
Сам не рад. Гражданский брак - будем так называть.
пошел за мной. Он бил себя пальцем по губам и все говорил: "Тут всесторонне
надо". На Овражках он стал совать мне тетрадки, я взяла и сказала ему:
пока ноги не подкосились и я не села на зашумевшую гальку у самой воды.
стояли консервы, большими кусками нарезан был хлеб, и отец разливал по
стаканам водку.
худенькая, небольшая, с белыми ресницами и закрученным на затылке маленьким
пучком волос, сказала мне: "Милости просим", как будто я была гостья, а она
хозяйка.
амурских спиртоносах - в стаканах был, оказывается, спирт.
что я сижу за столом и не говорю ни слова. Мария Петровна заглянула в
комнату, должно быть, беспокоилась, что я долго не возвращаюсь домой, и
Авдотья Никоновна - так звали мою мачеху - сейчас же пригласила ее к столу.
Мария Петровна сперва стеснялась, не пила, я чувствовала, что ей неудобно
передо мной, а потом все-таки выпила и развеселилась, потом пришла торговка,
с которой Авдотья Никоновна познакомилась на базаре, и ее тоже пригласили к
столу.
Никоновны, которая ела, пила, резала хлеб, открывала консервы, мыла посуду -
и все это быстро, ловко. С тем же чувством присматривалась к дрожащим рукам
отца, когда он подносил стакан к губам и, опрокинув, сейчас же запивал спирт
холодной водой. С отвращением следила за торговкой, которая стала приставать
к Марии Петровне и вдруг захохотала неестественным тонким голосом, очень
странным для такой грузной женщины, с толстыми, как у борца, плечами.
Никоновна убрала лишнюю посуду, но два стакана и бутылка остались. Я поняла:
на утро. Они были пьяны, но обращались со мной очень любезно. Авдотья
Никоновна даже назвала меня сироткой и хотела погладить - я так посмотрела
на нее, что она пролепетала что-то и отвернулась. Мне трудно было лечь, но я
все-таки легла, закрывшись с головой одеялом. И вдруг я услышала, что они
поют. Облокотясь на стол, пригорюнившись, оба бледные, грустные, но
довольные, они сидели друг против друга и пели:
свой лад, - у меня заранее кружилась голова от чувства ревности и обиды за
маму. Ничуть не бывало! Все осталось на месте. Авдотья Никоновна даже не
прибирала в комнате, а только мыла посуду, а все остальное по-прежнему
делала я. Она была занята: в первую же неделю после приезда познакомилась со
всем Лопахином и теперь постоянно ходила куда-нибудь в гости.
что она видела на базаре.
служить, поскольку "настало время - заря возрождения российского
пролетариата мирового труда" и такие люди, как он, "должны на покое
подождать назначения". В ожидании назначения отец писал рассказы. Однажды он
с самодовольной улыбкой сказал мне, что в литературе он
"доброволец-фанатик". Каждый день он писал по пяти рассказов, даже больше:
таким образом, за год, что мы прожили вместе, накопилось в общей сложности
несколько сотен. Для примера приведу только один - в подлиннике, потому что
невозможно передать его своими словами:
она с сестрой взяли котомки и отправились к великой княгине. Приходят,
дежурный генерал вынимает ассигнацию, кладет на стол, берет их за косы и
лбами как щелканет! Вот тебе и у парадного подъезда!"
"Бедность не порок", и он рассказал мне, что это был его бенефис и что в
роли Любима Торцова он имел шумный успех. Цветов было столько, что он стоял
по горло в цветах и потом утром продал их одному купцу за двести двадцать
четыре рубля пятьдесят копеек. На афише значилось, что П. Н. Власенков
исполнял роль слуги, но отец сказал, что это было в другой раз, а на
бенефисе он играл Любима Торцова.
какие-то спиртоносы - русские и китайцы, и отец гордился, что те и другие в
равной мере доверяли ему, потому что он никогда не выдавал китайцам русских
секретов, а русским - китайских. Это были довольно страшные истории: то
спиртоносы охотились на "косачей" - так они называли
китайцев-золотоискателей. То спиртоносы убивали кладовщиков; причем один
неизменно хватал лошадь под уздцы, а другой говорил: "Ну, друг любезный,
выходи. Ты нас обвешивал, обманывал, а теперь рассчитаемся". Другие истории
были политические - в них отец всегда играл главную роль. На станции Михайло
Чесноков он разоружал жандармов, и сам вахмистр подарил ему свои золотые
медали. 15 августа 1918 года он устроил первый субботник Дорпрофсожа. Он
обманул японского офицера, сказав ему: "Ваша солдата стреляй, стреляй, а ты
пиши, пиши", - и офицер выдал ему пропуск на склад, в котором под мешками с
мукой лежали берданки, и отец вывез берданки и передал их партизанам.
упершись головой в подушку, точно боялся, что ночью может взлететь. Авдотья
Никоновна лежала подле него, но до нее мне было мало дела. Отец! Мне было
легче думать о нем, когда он спал, - быть может, потому, что во сне у него
печально повисали усы, носик бледнел, и становилось ясно, что он сам не
знает, что ему делать со всей чепухой, которой была набита его голова. Отец!
Мама всю жизнь не могла примириться с тем, что он бросил ее, а он,
вернувшись через восемь лет, не спросил даже, отчего она умерла. Что же
делать с этим отцом, у которого даже во сне вдруг становилось
жалкохвастливое выражение лица? Который проснется, выпьет, не умываясь,
слабо взмахнет ручкой и начнет рассказывать - о чем? Не все ли равно?
ПРОЩАНИЕ
так что я стала бояться, что он снова, как в прошлом году, скажет что-нибудь
неожиданное и мне снова придется провести довольно сложную разъяснительную
работу. В прошлом году он вдруг объяснился мне в любви, и пришлось долго