Чтение 69–й страницы книги ~Открытая книга~

там, а у меня только пружинка в матраце скрипнет, сейчас же: "Господи, как я
испугалась! Дух не перевести!" Вчера говорит: "Машенька хотела за него
выйти, и для нее огорчение, что он себе в Архангельске другую нашел". А я
говорю: "Пускай нашел, это к лучшему, Машенька для него не пара". Пошли мы в
баню, дождь как из ведра, а она: "Накрапывает". Я спряталась в подъезде,
зову ее, а она - ни за что! Так и промокла до костей! Вот какое упрямство! У
меня в молодости тоже было это упрямство, и я даже в монастырь хотела уйти,
потому что мне хотелось, чтобы меня не из дому, а именно из монастыря
увезли. А монастырь у нас был в сорока верстах, игуменья строгая, грузинка,
и братья грузины, князья, один все на меня засматривался, да у меня к
другому симпатия была...

И Мавруша стала подробно рассказывать о своей симпатии к грузинскому
князю.

У меня зазвенело в ушах от этой болтовни, и я не сразу поняла, что
остановило мое внимание. Ах да! Она сказала: "Машенька хотела за него выйти,
и для нее огорчение, что он себе в Архангельске... " Что это значит?

- Постойте, Мавруша, - перебила я, не дождавшись конца интересной
истории. - Кто, вы сказали, в Архангельске другую нашел?

Мавруша не сразу поняла.

- Да доктор же! Андрей Дмитрич! - объяснила она. - Мы с Павлой-то все
Машеньку за него прочили, а он - на-поди! Был да ушел! И главное: "Они бы в
Сальск переехали, и я с ними стала бы жить". Да кто тебя, матушка, позовет к
себе жить?

Она еще болтала, я не слушала. Значит, вот что! Но я еще не могла
поверить.

- А откуда же вы знаете, что он... Машенька пишет об этом?

Мавруша кивнула.

- Уж так пишет, так пишет, - сказала она, - что мы с Павлой только
дивимся. Ведь она только шесть групп кончила, а на рабфаке какое же учение!

Я просидела у нее целый час, так и не добившись толку. Разумеется,
проще всего было бы дождаться Павлы Кузьминичны, но я возвращалась в
зерносовхоз не одна, а с директором, который обещал заехать за мной на
легковой машине. И он заехал и очень удивился, найдя, что я заметно
изменилась с утра, - мы расстались утром в райздраве.

- Так похудеть за несколько часов можно только по спецзаданию, -
добродушно окая, сказал он. - А от меня вы, милая Татьяна Петровна,
подобного задания не получали.

В этот вечер я осталась ночевать на Сухой Балке - так назывался один из
отдаленных участков нашего зерносовхоза. Нужно было дождаться, когда встанет
первая смена: комсомольское бюро поручило мне поговорить с этой сменой, не
выполнявшей плана ремонтных работ.

Долго без всякого дела бродила я между палатками, надувавшимися как
паруса, когда из степи налетал жаркий, даже ночью, ветер. Снова и снова я
перечитывала письмо и каждый раз находила новые подтверждения тому, что еще
недавно казалось мне лишь неясной догадкой. Андрей больше не любит меня! Не
любит, иначе не стал бы писать так холодно, так принужденно!

Кухарка постелила мне в конторе, я легла и, быть может, уснула бы, если
бы не дед-сторож, который то и дело заходил, чтобы взглянуть на часы. Но в
конце концов я, кажется, все-таки уснула, потому что дед, с седой бородой, в
развевающейся рубахе, превратился в какого-то другого деда, подпоясанного, в
высокой шапке, и я не понимала, почему этот новый дед, точно так же, как
прежний, приходит, встает на цыпочки и, прикрыв ладонью глаза, смотрит на
часы, как на солнце.

Я проснулась от неприятного чувства, что в комнату внесли что-то
тяжелое, неподвижное и поставили подле меня. Я поднялась на локте.

В эту минуту фары подходившей машины скользнули по окнам, и фигура
какого-то человека, понуро сидевшего за столом, мгновенно выхваченная из
темноты, мелькнула и исчезла.

- Кто здесь?

Человек встал и вышел. Я вскочила.

- Дед, кто здесь был?

- Механик с Главного Хутора приезжал. Машина на Безымянный пошла. Вам
на Безымянный?

- Нет. Первую смену скоро будешь поднимать?

- Не так скоро.

Я вернулась в контору, зажгла фонарь, снова, в десятый или двадцатый
раз, перечитала письмо, и странным показалось мне, как мало я думала о том,
что есть на свете человек, который любит меня.

"Ты надеялась, что это будет продолжаться всю жизнь? Ты привыкла к его
любви, и она стала казаться тебе тем обыкновенным, ежедневным, что
происходит само собой. Ну что ж, отвыкай!"

Но оказывается, что труднее всего, теперь я это узнала, отвыкать от
того, что происходит само собой.

"Он счастлив без тебя - и прекрасно. Разве ты сама не стремилась к
тому, чтобы вы стали только друзьями?

- Да, стремилась.

Тогда почему же тебе так трудно заставить себя не огорчаться, не думать
о нем?"

И НЕПРАВДА И ПРАВДА

Это было в начале июля. Сердитая, больная (я простудилась, хотя стояла
страшная жара), с книжкой в руках, которая вот уже добрых два часа, как была
открыта на одной и той же странице, я лежала в постели, когда кто-то вошел -
дверь была открыта - и молча остановился у порога.

- Это ты, Катюша?

Я подумала, что это сестра.

- Нет, Татьяна Петровна, это я, - ответил чей-то мягкий неторопливый
голос.

Тоненькая девушка, в платье с короткими рукавами, в легкой косынке, с
узелком в руках смотрела на меня и улыбалась. Так тесно были связаны мои
воспоминания о Маше Спешневой с Анзерским посадом, что еще мгновение я
ждала, что эта, самая настоящая, нисколько не изменившаяся Маша окажется не
Машей, а кем-то другим, быть может ее двойником или сестрой.

- Машенька, вы ли это?

- Я, Татьяна Петровна.

- Когда вы приехали? На той неделе я была у ваших, - что же они мне
ничего не сказали?

- А я никогда вперед не пишу. Я не люблю, чтобы ждали.

- И вы решили меня навестить? Или у вас здесь дело, в нашем совхозе?

Маша покачала головой.

- Нет, навестить, - просто сказала она. - Знала бы, что вы больны,
давно бы приехала. Вот уже пятый день, как я в Сальске. Нет, нет, Татьяна
Петровна, не вставайте!

- Вот еще новости! Да у меня все прошло. И что это еще за Татьяна
Петровна?

Маша засмеялась.

- Теперь вы доктор, не то что прежде, - сказала она.

- Что за вздор! - я притянула ее к себе и крепко поцеловала.

Она сама помыла посуду, накрыла на стол, развязав свой узелок, достала
пирожки и, хотя была голодна (уже смеркалось, а Маша утром выехала из
Сальска), не прикоснулась к ним, пока я не села за стол. Не знаю, каким
образом, но моя неуютная, с белыми оштукатуренными стенами комната стала
чем-то напоминать нашу баньку в Анзерском посаде, когда умывшаяся, с косами,
аккуратно уложенными вокруг головы, Маша удобно устроилась за столом и
сказала:

- Эти расстегаи у меня всегда мама печет. Уж я их берегла, берегла,
чтобы не помялись в машине.

...Мы разговаривали, и я чувствовала, что не только желание навестить
меня заставило ее пуститься в дорогу. В преувеличенном интересе, с которым
она расспрашивала меня о работе и сравнивала Анзерский медпункт с моим, была
видна какая-то принужденность, точно на самом деле она хотела поговорить со
мной о чем-то другом. Она удивилась, как во многом помогает мне руководство
совхоза.

- Вот если бы к нам было подобное внимание со стороны заинтересованных
организаций, - сказала она, вздохнув. - Например, Рыбаксоюз вполне мог бы
обеспечить недостающие медикаменты. Да нет, куда там! Отмахиваются, говорят:
не наше дело.

Еще ничего не было сказано об Андрее, кроме каких-то незначительных
фраз, но я уже знала бог весть почему, что тайная мысль, которая тревожила
Машу, касалась Андрея.

"Он просил ее сказать, что навсегда отказывается от меня", - вдруг
подумалось мне, и кровь отлила от щек. Маша замолчала на полуслове,
поглядела мне прямо в лицо и опустила глаза.

- Значит, ближе, чем в Сальске, у вас стоматолога нет? А к нам
стоматолог раз в месяц приезжает из города, Андрей Дмитрич договорился с
облздравом. Смешной такой стоматолог, все доказывает, что нужнее всего на
свете зубные врачи.

Она еще спрашивала, я отвечала, но мы обе давно уже знали, что за этим
разговором таится другой, в котором я, а не Маша, спрашивала и не могла
дождаться ответа.

- Что же вы, Татьяна Петровна, еще не замужем? - вдруг сказала она.

Я засмеялась:

- Нет. А вы, Машенька?

Она посмотрела на меня долго, печально.

- Нет, я ведь не могу, - ответила она наконец, точно упрекая меня за
то, что я знаю, почему она не может, и все-таки заставляю объяснять. -
Татьяна Петровна, вы, верно, уже догадались, о ком я хотела вам рассказать?