новостью, например, что в десятых годах в России было медицинское
направление, представители которого с успехом лечили больных вытяжками из
органов животных - печени, почек и т. д. Причем замечательно, что, по мнению
некоторых авторов, эти вытяжки действовали и на инфекционные болезни, что,
кстати сказать, совпадало с опытами Павла Петровича, изучавшего действие
экстракта печени на возбудителя сибирской язвы. Одна из старых книг
показалась мне особенно интересной. Это была "Органотерапия" доктора
Успенского, изданная в Санкт-Петербурге в 1909 году.
творческая мысль, забегая далеко вперед, была вынуждена обходить загадочные
факты, которые в наше время легко объяснил бы студент-медик первого курса)
мне встретилось сообщение Лашенкова, открывшего, что белок куриного яйца
растворяет сибиреязвенные микробы. Я повторила и подтвердила его сообщение,
выяснив, что в курином белке содержится лизоцим - так назвал это вещество
английский ученый Флеминг, доказавший, что оно широко распространено в
животных и растительных тканях.
так быстро, как я сейчас написала об этом, - что лизоцим, добытый из сердца
животных, подавляет рост тифозных микробов. Лаврову пришла в голову мысль
воспользоваться лизоцимом для сохранения оспенного детрита, и у него
получились интересные результаты.
получить промышленное значение.
лизоциму, - вокруг нас мало-помалу собрались люди, которые стали основными
работниками нашей лаборатории.
Под пышным названием "Лаборатория профилактики инфекций" мы работали больше
года. Мы "притерлись" друг к другу. Рубакин отдал нам своего Виктора, да не
отдал, а "вырвал из сердца с кровью", как объявил он, приведя тоненького
студента с туго набитым портфелем, из которого торчали книги и заткнутые
ватой пробирки.
врачом-лаборантом, а потом, если дело пойдет, на свободную должность
фармаколога, который был нужен нам до зарезу. Николай Васильевич помогал
нам, иногда проводя в нашей лаборатории почти все часы, которые он отдавал
институту. Особенно мы стали ценить эти часы, когда Лавров ушел на кафедру в
Первый медицинский и мы на некоторое время остались без руководителя -
"вольные мыслители", как шутил Рубакин. Потом, воспользовавшись тем, что я
стала числиться (временно) заведующей лабораторией, я пригласила Катю
Димант. И не только Катю, но и Коломнина, химика, в такой же мере известного
своими трудами, как и дурным характером, благодаря которому он ни в одном
институте не работал более года. Если бы не это счастливое обстоятельство,
пожалуй, едва ли удалось бы залучить в нашу скромную лабораторию такого
первоклассного ученого, у которого не было - и нет до сих пор - спорных
работ. По правде говоря, не без труда удалось нам приручить этого сердитого,
вечно хмурого, придирчивого человека. Однако удалось, хотя время от времени
мне приходилось вступать с ним в неприятные объяснения, в особенности, когда
скромная, никогда не жаловавшаяся Катя Димант, утирая слезы, выходила из
комнаты, в которой она работала вместе с Коломниным.
наук: Лена представляла фармакологию, Коломнин - химию, я - микробиологию,
Катя Димант была гистологом. Что касается Виктора Мерзлякова, то это был
пока еще просто очень талантливый юноша, интересовавшийся общими вопросами
биологии и каждую неделю являвшийся в институт с какой-нибудь новой теорией.
Коломнин, которого он поражал своей фантастической способностью к
обобщениям, утверждал, что из Виктора выйдет либо гений, либо ничто. Нас
устраивал первый вариант - именно поэтому будущий гений по моему настоянию
занимался самой трудной, будничной, однообразной работой.
когда работа не удавалась - животные выздоравливали, в то время как им
полагалось болеть, и умирали, несмотря на то что им полагалось жить. Тогда
мы внезапно обнаруживали друг в друге отвратительные черты - не только в
скромнейшей, тишайшей Кате Димант, но в любом сотруднике, случайно
заглянувшем в нашу лабораторию. Тогда все начинали ругать Виктора за то, что
он каждую минуту читает - в буфете, на лестнице, в трамвае, за то, что он
всем сует книги - "вам это может пригодиться", за то, что он научился у
Рубакина требовать в опытах контроля с точностью до одной десятой процента.
И вдруг перегорали пробки. И кто-то непременно вспоминал знаменитого физика
Лебедева, который отправлял сотрудника домой, если у того с утра не ладилась
работа. И Лена притаскивала в лабораторию кого нужно и не нужно - просить
или даже требовать совета. И Виктор на несколько дней скрывался в
библиотеку. И Коломнин, жестко щурясь, выливал культуры и принимался за
работу сначала.
дорогу!
меньшей мере главное, основное. И за главным непременно прощупывалось что-то
еще, второстепенное, незаметное, но то незаметное, которое постепенно
начинает расти, занимая все более прочное место в сознании. Как рукой
снимало тяжелую, надоевшую усталость! Те животные, которым полагалось жить,
чувствовали себя превосходно, а те, которым полагалось умереть, умирали в
назначенное время. Коломнин начинал весело пыхтеть своей трубочкой и,
кажется, замечал наконец, что вокруг него живут, работают, думают люди. Каля
Димант, которая всегда почему-то знала, что делается в соседних
лабораториях, тихонько хвасталась нашей удачей. И никто больше не сердился
на Виктора за то, что он сомневается в том, что не вызывает ни малейших
сомнений. И Николаю Васильевичу Заозерскому дарились цветы - просто потому,
что он любил цветы.
КРАМОВ. ВЕЧЕР У ЗАОЗЕРСКИХ
повидать меня, и - если это возможно - немедленно, по важному делу, я сразу
поняла, что кто-то уже успел доложить ему о моем разговоре с представителями
Рыбтреста. Я даже поняла, что этот "кто-то" был Догадов, случайно
заглянувший в лабораторию и краем уха услышавший наш разговор. Еще бы! Сей
страж научной неприкосновенности нашего института, без сомнения, пришел в
ужас, узнав, что дело касается зернистой икры, которую можно купить в любом
продовольственном магазине.
несмотря на огромный спрос, не могла экспортироваться за границу. По
настоянию Крамова мы несколько раз отказывались от предложений, имевших с
нашей точки зрения, практический интерес. Но мы неопровержимо доказали, что
икра - не только свежая, но даже продажная - содержит лизоцим. Чему же могли
помешать несколько попутных опытов - для нас попутных, а для Рыбтреста
существенно важных? Правда, в случае удачи предполагалась командировка на
промыслы в Астрахань или на Азовское море. Но мало ли что могло прийти в
голову представителю организации, не выполняющей экспортный план?
очень сердит, - иначе, пожалуй, не стал бы говорить со мной в таком
изысканно вежливом тоне.
этом лице, в этих пухлых щечках, висящих над чистым твердым воротничком,
губы были жестко поджаты. Он был одет не только тщательно, как всегда, но
щеголевато, и когда я увидела платочек в наружном кармане пиджака и яркий,
не по возрасту, галстук, мне вдруг вспомнились неприятные разговоры о том,
что он очень часто появляется в ресторанах и театрах с Глафирой Сергеевной.
Впрочем, я не придавала этим разговорам никакого значения.
любезностью, в которой на этот раз сквозило что то мрачное, начал Крамов. -
Не кажется ли вам, что сотрудники, ведущие какие бы то ни было переговоры за
спиной директора, тем самым подрывают авторитет института?
редкое в стенах научных институтов явление миража, - с иронией сказал
Крамов. - У вас был представитель Рыбного треста, вы обещали ему заняться
консервацией зернистой икры, и все это лишь померещилось сотрудникам,
которые воочию видели сего представителя и своими ушами слышали ваш
разговор?
заходил представитель Рыбтреста, и я обещала ему заняться икрой. Это не
значит, что я вела с ним переговоры за вашей спиной.
которых мы испытываем действие лизоцима.
узнать о ваших намерениях, Татьяна Петровна! Но не находите ли вы, что эти
намерения должны согласоваться с пятилетним планом работы нашего института?
Как известно, этот план тесно связан с общими задачами нашей страны в
реконструктивный период.
произнесены эти слова: "пятилетний план", "реконструктивный период".
считаться с общим направлением работы?