наткнулся на косяк ледовой трески.
подозревая, сколько их там собралось. Поверху плавала мелочь, не
отлавливаемая никем, проскакивавшая в ячейки рыбацких сетей, а под ее
прикрытием дремали крупные особи. Рыбы висели, застыв в разных позах: кто на
боку, кто вниз головой. Но свет фонаря их расшевелил, и весь этот косяк,
растянутый на километр, пришел в движение. Такой вот косяк способен засосать
в своей гуще даже морское животное. С минуту старшина пробивался среди
хвостов, голов, острых плавников, которые рыбы расставляли веером при атаке.
Потом заметил, что косяк, совершая круги, не пересекает черты холодной воды,
которая делила море по вертикали, как изгородь. Кое-как отплыл с помощью
Лехи и, когда косяк остался в стороне, вздохнул спокойно.
глубин, на которой улавливается смена освещения. Даже темнота способна
светить, если разглядишь ее в примесях, когда она выдает свое существо. Он
не успел вовремя к ней приспособиться и сейчас спускался, как слепой,
надеясь, что просигналит тело. Однако зрение включилось само, и он увидел,
что мрак расступается, обозначив подстилающую поверхность. Похожая с высока
на снег, она превратилась в густую облачность, образованную из водоворотов,
которая на время закрыла обзор. Он прошел ее на скорости, поставив тело
углом, то ослабляя, то натягивая лини. Эта вода, закручивавшаяся винтом,
которая сейчас проносилась, создала ощущение, что он поднимается с ней, хотя
с поста начали тормозить, считая, что он спускается чересчур быстро. Так
продолжалось минуту-две, как внезапно, скатившись с откоса облачной воды, он
различил под собой провал сумрачной синевы, похожей на грозовое небо.
Освещение создавали струи течений, люминесцировавших от трения. Он видел
несколько течений, которые колебались на разной высоте и, по-видимому, текли
в разных направлениях. А то течение, к которому хотел спуститься, заметил не
сразу, так как оно смазывалось тем, которое текло над ним, уже знакомым
Суденко, Это был поток, родившийся в проливчике, еще не улегшийся в границы,
не оформленный настоящей скоростью. В потоке пришлось прибавить вес, и хотя
он был научен первым спуском, казалось, попался опять, неожиданно увидев
прямо иод собой несущуюся реку, пронизанную вспышками электричества. В воде
трудно представить расстояние, но есть все-таки приметы, которые
подсказывают, что есть правда, а что есть ложь. Как он и ожидал, течение
лежало глубоко, и было видно, как оно то вздымалось, словно приподнималось
на ноги, то тяжело опадало, отбрасывая гигантские тени. Неизвестно, сколько
до него метров и какая в нем плотность воды. Быть может, гибельная для
дыхания. Да и сама эта яма с дымками водоворотов, со струями пузырьков,
простреливавших ее, как трассирующие пули, выглядела так зловеще, что он
остановился.
пользы. Синяя вода не может быть стоячей, - он это отлично знал. К тому же
будет мешать слой, трущийся с течением. Надо было решиться на свободный
спуск. Только сам, по воде, он может решить: какая понадобится скорость и
какой вес, чтоб войти в течение.
завинтил головной клапан. Какое-то время ему удавалось притормаживать,
используя поддержки пузырьков, разных водоворотов и водоворотиков,
разлетавшихся вдребезги. Падение началось после, когда потянуло течение.
Конечно же он не падал в буквальном смысле. Было превышение скорости,
которое водолаз воспринимает мучительно, как падение. Но вскоре вода стала
пересиливать воздух в костюме. Выравнять давление он не мог: скорость
нарастала так, что воздух, который поступал с поста, не догонял его по
шлангу. Воздух в костюме, отхлынув от ног, устремился вверх, прессуясь в
рубахе. От разрыва спасал автоматический клапан, но он и делал зло,
стравливая теперь не излишек, а защитный запас. Надежда была лишь на то, что
успеет войти в течение раньше, чем произойдет обжим. Он уже начинался с ног,
с холода, разрезающего унты, с ломоты в ступнях, с ощущения, что вытаскивают
из костюма. Море захватывало в свои стальные тиски, готовясь выдавить, как
тюбик с пастой, а пропасть не кончалась, и, думая, что никакого течения нет,
что все это какая-то чудовищная галлюцинация, застывая, превращаясь в лед,
он почувствовал, как во что-то проник, ворвался, глаза обдало светом, тело
отметило скольжение, такое быстрое, словно он продолжал падать, и понял, что
дотянул, что течение не обмануло, и только сейчас, с этой минуты, поверил и
в то, что видел пароход, что он там есть.
Он сразу же потерял сознание от скачка плотности, которая в течении своя и
не обязательно зависит от верхнего пласта. И все же такое беспамятство
водолаз осознает как сон, где поначалу растекаешься весь, становясь водой,
которая перестраивает кровь, изменяет ритм сердца, оформляет частицей своего
движения, и эта частица, которую ты сторожишь, в которой заключено все,
медленно растет, разрастается ощущениями тела, возвращает к самому себе,
плывущему в воде, - как будто выходишь из чрева течения.
представил скорость, чтоб вывести минуты до точки. Получалось около пяти
минут, и он отложил их на часах, защелкнутых на манжете рубахи.
понял, что рука завернута, прижата к спине, и медленно вывел ее впереди
себя, дотянулся до шлема и отвинтил клапан. Воздух стал поступать, отделяя
костюм от тела. Он ослабил тяжелый пояс из хромовой кожи с зашитыми
свинцовыми пластинами, чтоб воздух протек свободно, окутал ноги. Освежился,
сделав перед лицом ветерок, и увидел, что излишек не улетел, а собрался над
головой, перекатываясь, как голубые шары.
нескольких попыток ухватил, но шар проскользнул между рук и поднялся на свое
место. Этот шарик, который он из себя выдохнул, был по твердости как
железное ядро, но вода, размытая скольжением, казалась легкой, создавала
ощущение невесомости. Течение держало его как бы независимо от того, сколько
воздуха в костюме, и это было опасно. Он не мог заранее приспособиться,
подготовить себя к той воде, которая была под ним. Осложняло и то, что он
сидел в каком-то завихрении, то сдвигаясь к краю течения, то соскальзывая к
его середине. Выброситься из течения мешал трущийся слой воды, который
двигался противоположно. В этом месте, когда течение наваливалось массой,
вихрь спеленывал по рукам и ногам и начинал крутить. К середине вращение
убывало, уходя вглубь, к острию. Ему удалось поймать вращение на себя, но из
вихря не выкрутило, как он рассчитывал. Эти гладкие струи, на которых
держались вихри, закупоривали наглухо.
несколько звезд, излучая пульсирующие вспышки. Эти звезды тоже крутились в
вихрях: то разгорались, когда сносило к краю потока, то убывали светом,
когда проходило сжатие. По-видимому, какие-то глубоководные существа с
органами свечения. Зная, что электричество действует в воде как проявитель,
он направил на них луч фонаря. Свет преломился, ушел в сторону. Лишь от
одной звезды, не мигающей, как планета, отлетело золотистое пятно. Потом
разглядел самого себя, с грузами, искрящимися от электричества, похожими на
драгоценные слитки. Представление о ночном небе и звездах постепенно вызвало
иллюзию, что он сидит в самолете. Иллюзия была полной, с фосфорическими
кругами приборной доски - отражением водолазных часов, сдвоенных с компасом.
Такое представление опасно, как любое другое, не соответствующее
действительности. Но оно мобилизовывало приготовлением, как пилота, готового
катапультироваться из кабины. Поэтому он не сразу выполнил приказ Гриши:
закрыть циферблаты крышками, чтоб не выдавило стекла. Смотрел на них,
круглые, с пульсирующими стрелками, похожие на живые лица, и не мог
решиться. Наверное, то, что он сейчас испытывал, называется одиночеством. Но
он не думал о нем, так как и вода не знает, что это такое. Ни радости у него
не было, что плыл, ни страха, что произойдет на точке.
словно хотел убедиться, что ничего не забыл. Внезапно почувствовал, что не
один. Повернул голову и остолбенел: рядом с ним сидела девушка,
неестественно большая, в цветастой юбке. Она смотрела прямо на него.
Ошеломленный, протянул к ней руку, но ничего не обнаружил. Возможно,
какая-то галлюцинация глубины. Отражение девушки раскачалось в блестящем
мраке. Теперь она сидела слева от него. Направление ее взгляда не
изменилось: она смотрела, ничего не видя, как слепая. Он видел девушку до
мельчайших черточек, и его, знающего, что у видений глубины знакомые лица,
сейчас удивляло, что он девушки не знал. Он не имел о ней никакого
воспоминания.
находится, в пароходе?
крыло. Подводная река изгибалась волнами, которые прокатывались как вздохи,
а с выдохами река опадала, и он видел, как внизу стремительно проносится
дно. Теперь вода не воспринималась как нечто целое. В ней проступили струи,
отскакивавшие рикошетом; начали сдвигаться пласты, смещая отражение:
отделялась верхняя часть тела или отлетала рука. Вода разделялась так
быстро, что он еле успевал проскакивать отлетающие пласты. Потом она стала
распадаться на водовороты, и притяжение ослабло. Внезапно в воде с
ослепительной вспышкой света пронесся удар. Вихрь вылетел из-под ног, oн
оказался на свободе. Прямо перед ним с мощнейшим толчком выплеснулась
водяная гора. Она бы неминуемо опрокинула его, если б течение не поддержало
сзади. Вода тут же начала поднимать, обтекая невидимую преграду, вставая,
как водопад. Понимая, что вода вынесет его сама, подчиняясь ей, глянул вниз,
и свет корабля, ясно обозначившегося на дне, привел его в чувство.
пузырей, почти весь запас, и бросился с водной кручи, прорываясь через ее
заслон. Неизвестно, прорвался б он или нет, если б ему не помог второй удар,
грянувший из-за спины. Кручу срезало, как ножом, вода всосала со свистом. Он