падаешь в отделе кадров на колени: дайте баржу, баркас, хоть дровяную
шаланду... А кто ты без моря, кто ты? Дом, дети? Да зачем, если с рождения
повенчан, зачем? Разве что осветит какая, как звезда в голом лесу, разве что
представится что-то: девочка, лопоча, спускается по склону цветущих маков...
Но ведь это тоже от моря, приходит с ним и раздельно не существует. А дело в
том, Дик, что море не стареет, как человек, и если поимел несчастье стареть,
тогда и подкараулит жизнь, придет бумажкой в измятом конверте: извещение о
ребенке, пропавшем в метели, о неизвестной дочери твоей... А разве это вина,
Дик, что какая-то встреча, случившаяся неизвестно когда, оставила такой
след? Это просто несчастье! Только останется что-то, будет блуждать иголкой
в сердце, и не утопишь ни в горькой, ни в соленой воде.
- а стояли в часовой готовности, и всех моряков ловили на милицейской
машине, и всех нашли. А он один в квартире, специально дверь открыл... Ведь
ты же знаешь, Дик! Ну так что, если пьян? Да он в море, чуть закрутило...
кто его видел в море таким? Ваш командир - на руках, как раньше, под пулями
выносите! "Команда отказалась!" - не смешите меня. Вся команда стоит на
причале и смотрит, как орудует подмена, и тогда он прошел, аккуратный
розовый старичок с чемоданчиком в руке - новый капитан "Агата"... А что в
его чемоданчике? Потертый крест королевы среди заштопанных носков и белья?
Что в его чемоданчике, Дик?
тяжестью руки, отполз задом к двери, западая животом от страха. Капитан его
не тронул, разглядывая, что было на ткани: Лондон с елизаветинским домом:
если флаг висит, королева дома. Католическая церковь на Миндао, что у
Филиппин... Амстердам, Роттердам - и дальше, через Девисов пролив, к
Баффиновой Земле... К черту, Дик! К черту эти Амстердамы и Роттердамы,
соборы и мечети, смотри и знай, что нам там больше не бывать. И наплевать!
Нас ждут леса и равнины: мечущиеся зайцы, вспорхиванье перепелов, танцующих
под прицелом ружья. Бросим "яшку" на берег, будем пить водку со стариками,
жить в охотничьем домике, плевать на грязный, в затоптанных окурках пол. Мы
будем бродить вдвоем при луне и глядеть на пар, поднимающийся над речкой. А
море забудем. Давай его забудем, Дик! Не вечно же лежать в капитанской каюте
среди коротышек со слабым умом. Пусть этот десятипудовый телок Кокорин
закинет на берег веревку самостоятельно. А ученого матроса при дурном
капитане для вас не получится! Да, дорогие товарищи кадровики!..
"Шторм", Дик? Или ты думаешь, что в природе существует такой исторический
пароход? Что-то не слыхал... Есть "Грейт Истерн", англичанин: впервые
проложил телеграфный кабель в Штаты - зацементирован на плаву, как "Аврора".
Есть француз, танкер "Ля Франс" - снял пассажиров с горящего судна, ходил
бесплатно через Суэцкий канал, пока они, дурни, не изменили название... Или
возьми "Обь" - девятнадцать экспедиций в Антарктиду, умная постройка,
хороший пароход. А из таких пароходов, как "Шторм", сложены дровяные склады
в Архангельске: там их сжигают, только медные болты заставляют выкручивать.
Вот и ходят бывшие капитаны по пепелищам, собирают для сдачи медь - без нее
обходной не подпишут. Да на этом "Шторме", Дик, не то что двигатель -
швейная машинка не стоит! Этот кораблик нужен кому? Отряду он нужен, чтоб
испечь свой плановый пирожок! А нам он не нужен, не нужен нам двоим...
не скоро, товарищ. К тому времени ты... как тебе сказать? К тому времени
тебе будет наплевать. И мне тоже, если чертову ногу отрежут. Но мы не
отправимся на чужое судно с чемоданчиком... Ты знаешь Терентьича, Дик?
Старый старик, лоцман, а не мог на своих ходить. С нашего судна не знали,
как его спустить, а на чужом - как принять. Так он сейчас развешивает флаги
в порту. Наши флаги развешивает, Дик...
дверью:
разговоры. Он хочет каких-то красивых слов... Но зачем? Или ему дано
написать "Анну Каренину"? Хотя бы ее прочесть!..
какая она на самом деле? Должно быть, крупна, неповоротлива, как все
северные красавицы... Бедное дитя!
лицо грозы... Вот теперь все логично. И это меняет дело, Дик!
Шаров. Боцман с метлой. Ну, и радист Свинкин, пока не поумнел.
выражение.
14
за которым они сидели, то плавно поднимало, и тогда иллюминаторы впускали
яркий свет атмосферы, то плавно опускало, и в посту как бы наступали
мгновенные сумерки.
"Волны". Ильин перед этим отправился за барокамеру, где у них хранилось в
шкафчике спиртное и стояла мензурка с делениями, по которым его следовало
отмерять. Правда, эти деления жили лишь в воображении Ивана Иваныча, доктора
физиолога отряда. Однако начали с них, о чем Юрка сообщил, вернувшись:
сжатия воздуха было смоделировано погружение на глубину. Всем им, и в том
числе Юрке, было известно, что она обречена. Девушка могла умереть в любую
минуту. Но удивление, что она все еще жива, было велико, и было так велико
искушение поверить в счастливый случай, что старшина не отклонил тоста.
Дюдькин.
почему одну банку взял, хохол?
своей личной собственности. Банки с килькой oн, можно сказать, вынул не из
"Волны", а из своего рундука. И хоть отдал на съедение команде, но это
причинило ему душевное страдание.
он, присаживаясь, - что сурик железный, если в воде лежит, лучше становится.
разве такому, как Ковшеваров, объяснишь, что на чистом пароходе ты и в
ватнике генерал? "Кристалл" сверкает, как чайка, а кто из них вышел
посмотреть?.. Кляня судьбу, которая не благоволила ему на таких, как
"Кристалл", специальных судах, Кутузов вдруг подумал ни с того ни с сего:
"Если выживет девчонка, и моей красочке долго жить!" - и выпил за свое,
закусив колбасным фаршем.
что видел утром.
сокрушался Юрка.
что он к ней вернется. Считалось, что Ильин свободный, хоть и женат, и это
доставляло ему удовольствие. Вспомнив о сыне, которого любил, Ильин
распространил свое хорошее настроение и на жену. Открыв ящик стола, он
разыскал в свидетельстве парашютиста ее фотокарточку и показал всем:
была ничего с лица, только очень толстая.
он любил полных женщин. - А без переживаннй, без переживаний... запросто