одним: "Резко!"
бутылки. Пошли "бульбы"-здоровенные пузыри. Иван перекрыл штуцер, завесил
рукавицей осушительную трубу. Пускай воздух проймет ахтерпик, просветит его
своим дыханием. Воздух в затонувшем пароходе похож на рентгеновские лучи. Он
может пролезть в соломинку, в игольное ушко. Воздух ищет такие щели, куда не
подлезешь. Ни со сваркой, ни с мешком пакли или цемента. А если он ищет, то
всегда найдет.
взаимообмене воздуха и воды. Шла "газировка" - дождь мелких пузырьков. Она
говорила о том, что палуба "Волны" проницаема. А если проницаема палуба, то
смысла в продувке нет. Только непроизводительный расход воздуха.
Лучше срезать совсем: и вес уменьшится, и легче будет заваривать. На
судоподъемах, как в медицине: лучше резать, чем лечить. Поэтому поднимают не
пароходы, а какие-то обрубки - без надстроек, без мачт.
Когда воздух создавал напряжение в каком-либо месте, вода тут же гасила его,
переливаясь в помещениях, как ртуть. Моторный отсек с парами нефти клонил
баржу на борт, создавая разложение сил. Сейчас три отсека действовали как
лебедь, рак да щука - каждый по себе.
баржи, чтоб удержать силу, какой ее наполняли? Неплохо было бы хоть чем-то
ей помочь: опустить грунтососы, очистить борт от скоплений песка и грязи. Но
заняться "Волной" всерьез, не оглядываясь на время, они не могли. А только
так, между дел, используя отдых, который им полагался при всплытии со
"Шторма". Потому что никто их не послал сюда для подъема парохода или баржи.
Эта работа не засчитывалась вовсе.
клубившийся, как в парилке. Это воздух, разобравшись с "Волной", процеживал
ее, как решето. Палуба, мачта, труба - все потонуло в густом облаке
пузырьков, рвущихся па свободу. Стало ясно, что "Волна" чересчур слаба, чтоб
ее поднимать на сжатом воздухе. Надо было решить, что с ней делать дальше.
кончился. Он знал, что с ним что-то случилось в "Шторме", - знал постоянно.
Он чувствовал себя плохо, надо это признать. И хотя дорога к "Волне" прошла
сравнительно гладко, это еще ничего не значило. Если случилось что-то
серьезное, то главные метры впереди - от "Волны".
всплывать. Метров пятнадцать всплывал кое-как. Когда осталось метров
пять-семь, стало нечем дышать. Плыл без дыхания, как утопленник. Всплыв,
посмотрел в боковое стекло -ничего не видно, темно. Потом, как в позитиве,
проступило небо - белое, в темных точках. Прямо на трапе попросил сиять
шлем, оплеснул забрызганные. кровью стекла. От груди отлегло, но дышать не
стало легче. Мешал свитер. Присосался к коже, отпечатавшись на ней узором
сквозь белье. По отсвету в зеркале заметил, как изменяется лицо. На нем
проступили, расплываясь, кровоподтеки. Удивила перемена глаз - они словно
выцвели.
секунду до отбоя воды... Ошибся в расчетах? Скорость полета, сжатие газа -
все есть в таблицах, только бери. Ничего неизвестного, в сущности, не
произошло. Только полет оказался длиннее... Отчего? Возможно, из-за этого
газа. Кто его рассчитывал, кто выяснял его свойства? Как вообще тут можно
что-либо рассчитать с максимальной точностью? Не дотянул какую-то секунду,
одно мгновение... Возможно, из-за этого мгновения и упустил человека.
равно: если б человек, положим радист, выпал из газа, то Гриша его б
перехватил. А если запрессовало в шар, то должен был оставаться наверху.
Ведь газ или воздух знают направление одно. Как вообще мог вылететь этот
пузырь? Должно быть, унесло водой при отливе. А потом притяжение моря
пересилило. Вылезал медленно, почти полз... По всем статьям, газ в коридоре
был бессилен что-либо в себе удержать. Просто странно это, невероятно.
затонувшей подлодке: выбросило человека с воздухом, когда открыли отсек...
Ведь был на пределе. Слишком готовился к тому, что там кто-то есть. Но кто
тогда мог оставить "Шторм" в таком виде? Люки закрыты, очищен от воды
коридор... Или герметизацию делает сам газ, переливаясь туда и обратно?
Ничего неизвестно, непонятно.
там плавает, летает птица? Не захотел выяснить! Побоялся, что все тогда
перечеркнется - и "Шторм", и "Волна". А так хоть что-то, хоть не напрасно. А
если с подъемом ничего не получится? Вот тогда и скажешь: все.
собираясь отходить. Андала умывался после бритья, бросая воду горстями из
бочки. Стоял без гимнастерки, с воротником загара на шее, который почти
сливался со смуглостью его жилистого, по-видимому, очень выносливого тела.
Растираясь полотенцем, угрюмо посмотрел на Суденко и отвернулся. Над
камбузом траулера вился аппетитный дымок: рыбаки не то обедали, не то
ужинали. Петрович, приоткрыв дверь рулевой, мочился за борт. Кругом летали
чайки, такие белые, что расплывались в нескольких метрах. Основная их масса,
похожая па кричащее облако, окружила веху над "Волной". Чайки садились
осторожно и тут же взлетали, если выскакивал чересчур большой пузырек. Мираж
Хейса пропал, но вырос новый - от "Кристалла". А между этих облаков, как
нечто великое, плыл на лодочке Кутузов - в феске, обтрепанной телогрейке, с
лицом круглым, как арбуз.
красочку, как обещал?
сварки, шаги хождения, голоса в ореоле льющейся воды.
суток.
насчет нее. Нужна голова Маслова, а уже потом твои руки.
метров. Как ни подбирай... Баржа живая, ее можно поднять! Можно, я знаю.
опущенными руками... Кто знает, какие инструкции он получил от Маслова? Если
обеспечить им подъем, то с этой задачей он справился. Но инструкции
инструкциями, а когда целый день отдаешь пароходу, то он становится твоим.
Эту "Волну" Ветер, несомненно, любил. А если любишь, то как ее погубить,
превратить в ничто?
шаг, старшина подвел, как невесту, к скамье.