том, что рулевому непросто держать курсовой угол. Среди глубоких волн порой
обнажается дно, о которое пароходы раскалывает, как орехи. Опасен и сам
воздух: застаиваясь между волн, он действует отравляюще.
освежать, если потребуется.
в голубой цвет, с клеймом партнадзора. Кокорин спросил, стараясь не глядеть
на раскачивающиеся водолазные костюмы:
чувствовать такую слабость на земле. Просто чувствовать, что бьется
сердце... Вспомнил: был метр-полтора, когда думал, что не всплывет. Но он
вылез, здесь... Кое-как дошел до двери, вышел.
Шарова, который стоял на руле.
море не только возвращало время, но даже опережало его. И вода, и небо были
окрашены незакатными видениями солнца и луны, которые как бы и садились и
вставали на гигантской посадочной полосе горизонта. И день, что прошел, и
ночь, что не наступила, стояли так близко, что караваны птиц, соединявшие
их, были по-разному освещены: головной клин попадал под солнечный свет, и
хвосты утопали во мраке луны. Он не знал, что такая, почти космическая,
обозримость горизонта возникает на осях мира, где движение светил описывает
маленькую параллель: одни из них не успевают сойти, как восходят другие.
Восприняв то, что видел, как какую-то фантасмагорию, он почувствовал
сожаление. Хотелось увидеть что-нибудь попроще, как тогда: утро, летящую
гагару...
исключительное? Вдруг, ни с того ни с сего, себя убедил! А если ошибся,
настроившись па невозможное? Тогда ты просто оставил человека в воде. И
сделал это в тяжелейших условиях, превратив рейс в ничто, в наказание.
не работать, а наблюдать. И ради этого спускался к пароходу. А сейчас,
сложив все, что видел, ты должен ответить абсолютно ясно: ты не только
поднимешь "Шторм", но и спасешь человека. Сейчас ты умрешь за столом, а
докажешь это.
с собой слишком рискованную игру. А ты водолаз, другой работы у тебя нет. И
ни на какую другую ты не согласен.
16
окна пристроился Микульчик, в длинной телогрейке, утонув в рукавах до
огонька папиросы. Были здесь механики, электрик Данилыч, мотористы.
Последним поднялся Трощилов, которого на собрание не пригласили. Однако
никто не возразил, что он пришел.
раньше за ним гонялись, отыскивали в разных углах, то теперь его как бы не
замечали. Зато он мог открыть любую дверь, не боясь грубости или насмешки. А
если и случалось, что оскорбляли, то кто-либо оказывался и на его стороне.
Такая перемена, к которой он не привык, и радовала, и чем-то угнетала
одновременно. Сегодня же состояние было особенное: они уходили из Полыньи. И
не только в этом дело. С утра он получил от боцмана необычное задание:
расходить па палубе шпиль, который заржавел. Провозился с ним целый день:
бил кувалдой, травил кислотой, жег соляркой - и раскрутил. Теперь шпиль,
смазанный тавотом, ходил, как часы. Даже боцман его похвалил. Все это
вызвало какой-то прилив сил. Он не мог оставаться один. Пришел сюда, чтоб
успокоиться.
механиков. А точнее, пристал к механику с бакенбардами, стараясь повторять
движения и тем самым как бы примеряя его костюм. Желание заполучить форму с
нашивками появлялось у него тоже не каждый день. А в такой, как сейчас,
перед возвращением. Но механик лицо имел холодное, неприступное, и Трощилов,
обхаживая его, внутренне осознавал безнадежность своей затеи. Не отходя от
механика ни на шаг, Трощилов все же не мог не уловить общее настроение.
Вначале оно было одно, а потом стало другое. Пережив радость, что идут
домой, моряки начали задумываться, к чему это приведет.
Будет рейдовый, портовый бот.
откроют, пойду на лайнер, к т-торгашам.
видят там? Для них все достопримечательности в магазинах.
транспорт.
майка висит.
посадят.
мотористов. - Запомните это, сосунки...
куском цепи, которую приобрел на "Волне". - А он: "Так ты о моем здоровье
беспокоишься?" Потом говорит: "Хочешь, чтоб болела моя правая рука?" Еле
выскочил...
ласково, с нежностью, а потом распалясь, чуть не пиная ногами. Они
вернулись, и Просеков при всех замахнулся на Дика. Но не ударил, присел на
корточки и, взяв легавого за ухо, вытер им сгустки из собачьих глаз.
ему руку на голову, начал подталкивать к выходу. Пес, косясь испуганным
глазом в распахнутую дверь, где кроваво-синим провалом зияла Полынья, за ним
пошел.
понравилось.
проспал больше, чем ты прожил! Сколько, думаешь, ему лет?
эта скорее походила на страдальческую гримасу. - Он еще во время войны
плавал юнгой на подлодке, А на Северном флоте всего было четыре юнги. Их
потом всех сослали на учебу.
"Умань" затонула, Леха?
Посняков Андрей
Василенко Иван
Семенова Мария
Прозоров Александр
Круз Андрей
Андреев Николай