симпатичны, и я хочу вам помочь. От меня вы не должны ничего скрывать. А вы
скрываете. Вас же не было в доме. Вы уехали с Гарри прятать что-то.
желая показывать их, девушка опустила голову. Гримстер вновь прикоснулся к
ней, теперь с нежностью, взял за подбородок и приблизил ее лицо к своему.
Впервые их связало нечто чисто плотское, на мгновение Гримстер поддался
этому ощущению, но тут же овладел собой.
Вообще не помню, чтобы садилась в машину и мы с Гарри ехали что-то прятать.
Поверьте мне. - Она вдруг отвернулась от Гримстера, отстранилась от его рук
и воскликнула: - Зачем продолжать? Я ничего не знаю. И знать не хочу, и
деньги мне не нужны! В конце концов, в жизни есть вещи поважнее денег!
штамп, к которому она прибегает, чтобы утешить себя или убежать от
действительности".
нарочитым презрением. - Чем он вас взял? Неужели чем-то столь постыдным, что
вы даже себе боитесь в этом признаться. Вы спали с ним. Вы были его
содержанкой. Его вещью. Он относился к вам, как к марионетке, кукле, учил
новым словам и обрывкам стихов. Натаскал и этикете, но о косметике не сказал
ни слова - вы продолжали краситься, как шлюха, потому что это его забавляло.
Он обучил вас манерам, умению вести беседу, выдрессировал, как собачонку, и
развлекался, зная, что может делать с вами все, что заблагорассудится. Без
всякой причины он скрывал от вас имена друзей. Никогда не приглашал в свою
лондонскую квартиру. Оставлял в провинции - на случай, если надоест столица.
Манил пальцем, и вы бежали; отсылал, запирал в машине, словно пуделя, когда
шел на станцию проводить друга. Боже мой, он же играл вами, он околдовал вас
- и знаете почему? Потому что в душе ваш драгоценный Гарри ни в грош вас не
ставил.
ему пощечину. Слезы катились по ее щекам.
Гарри. - Гримстер подошел к двери, обернулся и добавил: - Вам известно, что
мне нужно. То малое, что вы скрыли. То малое, чего вы боитесь или стыдитесь.
Теперь я знаю, что это, но не скажу. Я слишком уважаю вас, чтобы выдавливать
правду по каплям. Вы успокоитесь, придете и все расскажете сами.
закурил сигару и подумал: "Правда всегда была рядом, глядела прямо в глаза,
иногда просто кричала, но я оставался к ней слеп и глух, пока сам,
разозлившись, не высказал ее грубо и резко". Бедняга Гарри. Скотина Гарри.
Кроме фокуса с пятницей, двадцать седьмого февраля, сколько еще
экспериментов он проделал над ней ради забавы? Наверное, немало. И не только
сам смотрел их, но и другим показывал. Билли, например.
голова. Кранстон вопросительно поднял брови, но Гримстер пожал плечами и
ничего объяснять не стал.
однако лучше услышать правду от нее самой - как только она успокоится и
будет готова к беседам. В исповедальню под ножом не ходят. Если человек на
самом деле жаждет отпущения грехов, он идет к священнику добровольно.
Диллинга. Она затрепалась, была испещрена заметками - ее явно не раз
перечитывали. Джон спустился к себе и устроился в кресле. Тема книги была
ему не в диковинку, но серьезно он занялся ею впервые. Книга неожиданно
напомнила Гримстеру об опыте, который они с Гаррисоном провели в
Веллингтоне. Он улыбнулся, вспомнив, как они катались по полу от смеха.
не наизусть выучить каждую страницу, запомнить все мысли, все примеры до
единого. Источник противоречия между тем, что рассказала Лили о пятнице, и
тем, что она действительно в тот день делала, перестал быть для Гримстера
загадкой, но до истины было еще далеко. Закончив книгу, Гримстер бросил ее
на пол, закурил сигару, прилег и уставился в потолок; зажав сигару в зубах,
он напряженно размышлял, как лучше подойти к Лили. Экспертов по данному
вопросу в Ведомстве не было. Брать человека со стороны - на это сэр Джон
вряд ли пойдет из соображений секретности. Впрочем, профессионал может и не
понадобиться. Ведь и Диллинг им не был. Возможно, Гримстер сможет сделать
все сам. Между ним и Лили во время последней беседы возникла тонкая ниточка
связи, и это вселяло надежду на успех.
потом заглянул в старый хлев, где теперь в два ряда стояли клетки с курами.
Он провел там десять минут, столько же, сколько они с Гаррисоном однажды
пробыли в курятнике на ферме неподалеку от колледжа.
спиннинг и спустился к реке. Вода была покрыта рябью - на мушку не
порыбачишь. Гримстер прошел по Докторскому перекату, оснастил спиннинг
большой серебристо-голубой блесной и закинул ее, наслаждаясь уверенностью и
точностью своих движений; отпустил леску, чтобы спадающая после дождей вода
вынесла блесну на середину реки... Вспомнил ирландца-бакенщика, научившего
его слюнить державшую катушку ладонь, когда приходилось сматывать леску при
клеве. Сегодня клюнуло лишь однажды, резко и сильно - потом рыба ушла.
Взглянув на другой берег, Гримстер заметил человека в мешковатой одежде,
шедшего по сырой траве. Шоссе Эксетер - Барнстепл пролегало в четырехстах
ярдах от берега, за железной дорогой. У переезда с вечно закрытым шлагбаумом
стоял автомобиль. Человек подошел прямо к берегу, помахал Гримстеру, но
заговорить не попытался.
обращая больше на него внимания, Гримстер спустился ниже по течению, но
поймать все равно ничего не удалось. Наконец он собрал спиннинг и вернулся к
машине, даже не взглянув на Гаррисона. Джон знал: Гаррисон появился не
потому, что хочет надавить на него психологически, напомнить о своем
присутствии. Это не в его манере. Он пришел, потому что ему надоело сидеть в
отеле. Разумеется, он сообразил: едва вода начнет спадать, Гримстер при
первой же возможности выберется порыбачить. И Гаррисон просто не смог
устоять перед соблазном проверить свою догадку, убедиться, что интуиция
по-прежнему его не подводит и что он разбирается в привычках Гримстера
безошибочно.
двенадцатого ночи. Он лежал в постели, размышлял о некоторых главах книги,
взятой утром из вещей Диллинга, как вдруг услышал, что открылась дверь
гостиной, щелкнул выключатель. Серебристая полоска света протянулась из-под
закрытой двери в спальню. Джон, не шевелясь, ждал. Лили все должна сделать
по-своему, чуть театрально, - это так соответствует ее романтической
природе. С той самой минуты, когда она ушла из универмага к Диллингу, и до
того, как оказалась здесь, она, без сомнения, воображала себя - хотя никогда
этого не показывала - героиней многосерийного фильма. И намеченная развязка
обязательно должна произойти около полуночи, в полумраке, когда все как
нельзя лучше подготовлено к ее выходу.
сел в кровати, но лампу не зажег - в спальню хлынул свет из гостиной. Лили
была в голубом шелковом халате, накинутом поверх пижамы, в крошечных
шлепанцах из белой кожи с золотым тиснением и старомодно загнутыми носками.
Расчесанные на ночь светлые волосы разметались по плечам, на ее лице не было
косметики, если не считать подведенных помадой губ.
нервно перебирала простыню, потом пролепетала:
девушку.
попробовать на мне. - Она перевела взгляд на книгу, лежавшую рядом с
Гримстером на ночном столике. - Вы читаете эту книгу?
Лили рассказывала, и тем, что на самом деле произошло. Тогда в Гримстере
вскипела злость, которая, призвав на помощь интуицию, заставила его
выплюнуть ей в глаза слова, содержавшие разгадку: "Боже мой, он же играл
вами, околдовал вас... " Гримстер перевел взгляд с ее прекрасного в
трогательном раскаянии лица на лежавшую у постели книгу. Это был "Гипноз
человека и животных" Ференца Андреша Вольгиези.
быть только гипноз. Вы не стали бы скрывать, если бы не чувствовали в
этом... чего-то неестественного. - Джон улыбнулся: - Противоречия природе.
и вообще... сюда лучше не соваться. Но Гарри гипноз забавлял, он утверждал,
что ничего тут страшного нет. А вам я не говорила потому, что не была до
конца уверена. К тому же вспомнить об этом для меня все равно что догола
раздеться перед незнакомым мужчиной. Вы понимаете, Джонни?
предложил: - Пойдемте в другую комнату. Выпьем, закусим, побеседуем.
заранее продумал. И остро вспомнил, что впервые после смерти Вальды обнимает