сделан из золота, с печаткой, покрытой разноцветной эмалью. Лили утверждала,
будто рисунок состоит лишь из красных, желтых и голубых точек, но Гримстер с
удивлением обнаружил, что ее описание неточно. Разноцветные пятнышки,
сливаясь, превращались в птичку на голубом фоне. Поначалу Гримстер принял ее
за обычного королька - птицу отряда воробьиных. Однако тут же поправил себя,
вспомнив книги о пернатых, которые они с Гаррисоном покупали в складчину,
зачитывали до дыр, над которыми спорили в Веллингтоне. Автор картинки
попытался, насколько позволила техника, изобразить, без сомнения,
красноголового королька, осеннего гостя Великобритании, - птичка имела
характерные белые полоски вокруг глаз, черную полосу на спине, а у самца еще
ярко-красный гребешок. Гримстер поднес перстень к свету, и роспись заиграла
теплыми красными, оливковыми и желтыми тонами. Он надел перстень и пошел к
Лили.
теплый сентябрьский день, солнечные лучи, проникавшие через крайнее окно
гостиной, окрасили волосы Лили в бледно-золотистый цвет. Девушка была в
халате и пижаме, но без туфель, и Гримстер заметил, что она покрасила ногти
на ногах в тот же цвет, что и на руках, - новым, купленным в Барнстепле
лаком. Увидев Джона, Лили откинулась на спинку кресла и поздоровалась,
улыбаясь обольстительно и беззаботно, с немалой толикой интимности,
сохранившейся после спокойного, безмятежного сна в теплой постели. На миг
Гримстеру вспомнилась ее кожа под шелком пижамы.
девушки, на утреннем солнце, чтобы краски заиграли. Лили смотрела на
перстень, а Гримстер наблюдал за нею самой, следил за выражением ее лица,
ждал, не вызовет ли перстень хотя бы намека на то, чего добивался Гарри. Но
Лили просто взглянула на него, кивнула головой и, вернувшись к мармеладу с
кусочком жареного хлеба, подтвердила:
принялась за еду - здоровая, простодушная женщина, освещенная утренним
солнцем и от всей души наслаждающаяся завтраком.
считать... ну, опытов Гарри. А тогда роспись казалась мне просто
разноцветным пятном.
догадался, что слово ей знакомо, оно пробудило что-то в ее памяти. Но через
секунду Лили пришла в себя и как ни в чем не бывало потянулась к кофейнику.
рассмеялась. - Знаете, что на вашем месте сделал бы Гарри? Он бы опорожнил
сахарницу и стал пить кофе из нее.
редко пью его по утрам. Предпочитаю чай. Слово "королек" вам что-нибудь
говорит?
выдало лицо.
бы я совершить что-нибудь ужасное, а потом оказаться у вас на допросе.
Впрочем, это наша работа. Вас этому учили.
Лили. Так и случилось.
Что-то о Гарри... Но, даже если бы вы пообещали немедленно сделать меня
герцогиней, я все равно ничего бы не смогла сказать. Мысль уже вертелась на
языке, но ушла. Честно. Я бы рассказала вам все. Вы же знаете, Джонни.
потоках кружили два канюка. На дальнем зеленом поле стояли ярко-рыжие
коровы, отчего пейзаж напоминал детский рисунок. Бирюзовые стрекозы порхали
над прудом в саду, через полуоткрытое окно донесся гудок проходящего по
долине поезда в Эксетер. Сейчас где-то в Йоркшире мать Гримстера, наверное,
положила на стол раскрытую Библию и ищет очки, готовясь к утренней молитве.
Грех, приведший к рождению Гримстера, до сих пор не дает ей покоя, хотя
ощущение вины притупилось. Мать смирилась с ним и в глубине души была ему
рада: было за что просить у Бога прощения. Неожиданно пришедшая мысль о том,
как много человеческих жизней, в том числе и его жизнь, разбито и
искалечено, наполнила Гримстера стремлением к чему-то неосознанному,
скоротечному и неразвившемуся, похожему на смутный отклик Лили на слово
"королек".
ту пятницу вы с Гарри куда-то все-таки ездили. А ответ на вопрос куда и
зачем, спрятан в вашей памяти. Как его найти?
уже кормит червей.
закуривала: щелкнула зажигалкой, поднесла пламя к сигарете.
умер. Поменяйся мы местами, он бы сказал то же самое обо мне. Но его нет, а
я молода. Прошлым не проживешь. Он мне нравился, да, я любила его, но нужно
пересилить все это и без ханжества подумать о себе. Он кормит червей, а я
еще способна ловить на них рыбу. Гарри бы, конечно, со мной согласился. -
Лили глубоко затянулась и продолжила тем же тоном: - Он был моим первым
мужчиной в смысле секса и прочего. Мне все это нравилось, как нравился и он
сам. Теперь его нет, но это совсем не значит, что я не хочу испытать то же
самое вновь. Это было бы неестественно и лицемерно, правда?
отношения с Лили изменились, превратились из деловых в личные. И хотя как
мужчина Гримстер не желал их перемены, с профессиональной точки зрения он не
был против, коль скоро все это могло помочь в работе.
но вы не вправе считать, что Гарри унес ключ в могилу. Нужно только снова
ввести вас в состояние гипнотического транса и тогда спросить, что вы делали
в тот день.
врачу-психиатру. Никакого волшебства здесь нет. Гипноз прекрасно изучен.
Впрочем, я не думаю, чтобы ему удалось меня загипнотизировать. И, конечно,
врач, или как там вы его называете, здесь вообще не подходит.
как-то сказал мне, что главное тут - полное доверие, желание отдать себя
воле другого. И еще: то, что я должна рассказать, наверное, большая важная
тайма. Не в наших интересах, чтобы я выболтала ее кому попало.
могло пригласить профессионального гипнотизера, но Гримстер понимал: сэру
Джону станет от этого не по себе. Ведомство нанимало людей со стороны только
тогда, когда было совершенно уверено, что они не разузнают о главной линии
расследования. А Лили может открыть нечто важное, что в целях безопасности
положено знать не доктору, а лишь сотруднику Ведомства. К тому же память о
Диллинге все еще глубоко сидит в ней. Доверие и желание отдать себя воле
другого... Лили должна испытывать это чувство к гипнотизеру.
хотя в глубине души вы славный. Вы и мухи не обидите.
на миг согрели его сердце.
скажем.
вот, у меня есть его книга, я ее уже изучил. Кроме того, мы знаем, что
главное - здесь. - Он поднял руку с перстнем. - Это большое преимущество.
Может получиться. А если получится, я знаю, что спросить. Вы понимаете, что
я на вашей стороне и защищаю ваши интересы? Я хочу найти то, что спрятал
Гарри, и выкупить это у вас. Мы оба заинтересованы в успехе - так в чем же
дело? Если Гарри мог ввести вас в транс, почему бы и мне...