воспитательный подзатыльник. -- Кто здесь живет? Свиньи?.. -- Он
разворачивается и идет в комнату к родителям. -- Через десять минут
зайду..."
Феликс дает подзатыльник Юрке:
-- Что стоишь? Быстро ведро и тряпки!..
-- Слышите! -- оборачивается к сестрам Юрка. -- Мигом!
Сестры, не дожидаясь эстафетного подзатыльника, выпархивают за дверь.
Девять минут в детской стоит усердное посапывание и раздаются короткие
команды по нисходящей. Затем в уборной звякает опустошаемое ведро, в
коридоре раздается торопливое топанье, хлопает дверь, и все рассаживаются в
ожидании повторной проверки. Точно в конце десятой минуты входит
Бронислав...
Толстая тетрадь в картонной обложке. Типографский штемпель: "Гос.
фабрика "Светоч" им. тов. Бубнова. 1933г. Цена 80 коп. Продажа по более
высокой цене карается по закону". "...им. тов. Бубнова" -- замазано синими
чернилами.
Листаю тетрадь. Программа по физике для 8-го класса. 147 вопросов.
Последний: "Физические основы полета аэроплана".
Восьмой класс Бронислав закончил в сорок третьем году, в эвакуации.
Значит, в эту тетрадь он начал писать за Уралом, в пятнадцатилетнем
возрасте.
После физической программы, без всяких заголовков и предисловий:
"Летом 1937 года мы получили отличную двухкомнатную квартиру на 2-й
Советской улице и переехали туда жить. Окна выходили во двор, где был разбит
небольшой садик с цветочными газонами. По краям садика росли тополя. В нашем
доме жили только одни железнодорожники. Он был построен рядом со старым
домом желтого цвета. Ребята, жившие в этом доме, а их было очень много, с
первых же дней невзлюбили новых соседей и стали называть нас "железками", а
мы их -- "желтяками", по цвету их дома. Между нами установилась вражда.
Первого сентября я пошел в новую школу, во 2-й класс".
Примечательно, что вражда между "желтяками" и "железками" сохранялась и
через два десятка лет, в пору моего детства. Нас, детей железнодорожников,
было меньше, но во всех стычках мы оказывались дружнее. Хотя и бивали нас в
садике у фонтана до синяков и крови -- оба моих детских шрама на лице
получены там. Клички живут и по сей день, но вражда, говорят, прошла. В доме
уже почти не осталось железнодорожников. Не осталось и тех тополей, о
которых пишет брат. Их спилили в блокаду на дрова. Тополя там шумят новые.
Их посадили в пятьдесят седьмом году, когда приводили в порядок двор после
строительства бани на Дегтярной улице. Третий с краю тополь, если войти во
двор со 2-ой Советской улицы, -- мой. Мы сажали его со Славкой Николаевым,
плечистым сыном паровозного помощника. Помнишь, Славка?..
Дальше идет подробное описание новых знакомств, мальчишеских потасовок
на катке, прием в пионеры, детская любовь, ради которой Броня каждое утро
встает на час раньше и утюжит брюки, дрессировка вместе со старшим братом
сторожевой собаки Джуля-первого, предательство друга... Мальчишеские радости
и огорчения.
Там, в эвакуации, быстро возмужавший Броня вспоминал довоенное детство.
В этой тетради сорок третьего года нет ни строчки о настоящем времени -- как
работается и учится, как живется. Только о прошлом...
Я закрываю тетрадь и беру в руки пожелтевшие листы писем.
Четыре письма и одна записка. 1949-1950 годы. Бронислав учится в
училище и летом ездит на геодезическую практику.
Умер Саша, но еще не родился я.
"19 июня 1949 года. Село Черепичины Старорусского района.
Здравствуйте, дорогие папа, мама, Феликс, Юра, Вера, Надя!
Пишу в короткий свободный час. Нахожусь я сейчас на 2/3 до конца нашего
хода: впереди еще 75 километров. Значит, в начале или середине августа мы
кончим работу. Если ничего больше не добавят, то я вернусь домой в 20-х
числах августа.
Как здоровье Феликса? Я узнал от Гали, что он был тяжело болен. Еще раз
прошу вас, папа и мама, берегите детей... Думаю, излишне говорить о том, к
чему приводит простая невнимательность к детским болезням, хотя бы и
"незначительным" на первый взгляд.
Работаем мы напряженно. Глаза постоянно красные -- кровь приливает к
белкам. Весь день, часов с 6 утра и до захода солнца, мы наблюдаем, а потом
до темноты подсчитываем. Я убеждаюсь, что шестьдесят процентов даром не
даются, за них иной раз спустишь с себя семь потов. Идем все время по реке
Ловать и поэтому купаемся часто. Минные поля стараемся обходить, но иногда
из-за неточного нанесения их на карту шагаем по ним. Наше счастье, что мины
противотанковые. Борька пишет, что даже наступил на одну. Надо думать, что
после этого с ним ничего не случилось, так как он все же пишет.
Как у ребят дела с ягодами и рыбой? Ловят ли с папой рыбу?
Мама, как ты себя чувствуешь? Уж теперь старайся не делать тяжелой
физической работы на огороде -- поручай все ребятам, они, наверное, без меня
обленились. Пусть Феликс, как старший, следит за всем. Завтра надеюсь
выслать тебе пятьдесят рублей. Питайся, мама, хорошо, на одежду ребятам не
трать -- я, может быть, привезу им из экспедиции что-нибудь, мне обещали.
Спешу кончить. Много дел. Пишите мне почаще. Ну, целую всех.
Еще одно письмо -- Феликсу в лагерь. Феликса только что осудили. В
семье -- шок. Отец уходит из редакции "Ленинградского железнодорожника".
Надежде -- девять лет. Вере -- тринадцать. Юрке -- пятнадцать, он порывается
бросить школу и идти работать. Мать устраивается контролером ОТК на
электротехнический завод. Мне только что исполнилось семь месяцев, я качаюсь
в гамаке меж двух березок, и сестры по очереди смотрят за мной. И Надежде
запрещают брать меня на руки -- боятся, что мы с ней загремим куда-нибудь в
крапиву...
"28 июня 1950 года.
Здравствуй, дорогой Феликс!
Получил твое письмо вчера днем, вернувшись из тундры, где я работаю. В
Воркуте стоит база нашего отряда. Приехал я в Воркуту на практику и теперь
работаю здесь техником-геодезистом. Рядом, да вообще по тундре и в поселках,
я встречаю много заключенных. Я у многих спрашивал о тебе но никто не
знает. А ты, оказывается, вон где. Ну что ж, в лагере, конечно, лучше кормят
и свободнее, чем в тюрьме, хотя и строгий порядок. Относительно распорядка в
лагерях я достаточно осведомлен, так как работаю рядом с лагерями и у меня в
бригаде работают бывшие ЗК.
Работать в тундре трудно, но можно привыкнуть. Есть у меня три верховые
лошади с седлами, два охотничьих ружья и боевой карабин. Помощником у меня
работает один курсант нашего училища.
В тундре очень много дичи, на которую мы попутно охотимся, так как
питание возить с собой по тундре очень трудно.
Феликс, деньги я тебе пошлю переводом, так как в письме они могут
пропасть, но в этом письме посылаю тебе десять рублей для пробы.
Деньги (которые пришлю скоро, как получу) бери понемногу, а то могут
отнять другие ЗК -- там ведь всякие есть. Я много наслышался здесь об этом.
Феликс! Обязательно учись, иначе ты окажешься в очень незавидном
положении по окончании срока. Если ты будешь учиться, это вызовет к тебе
уважение окружающих товарищей и начальства, а главное -- ты меньше потеряешь
в жизни, так как с образованием ты всегда выйдешь на верную дорогу. Будь
справедливым и честным -- это поможет тебе в жизни там.
Вещи свои храни в каптерке. Как у тебя вообще с одеждой? Если можно
присылать к тебе что-нибудь из вещей, то мы с мамой пришлем.
Денег я зарабатываю не очень много, но побольше, чем ты, так что буду
высылать тебе понемногу. Дело только в том, что деньги я не получаю на руки,
а только за них расписываюсь. Получу в конце сезона.
Есть ли у тебя книги? Напиши, как с книгами, дают ли читать? Кто
начальник лагеря? Если этого нельзя писать -- не пиши!
Места там у тебя, конечно, красивые... Когда освободишься, мы поедем
вместе побродим.
Не хочу тебе читать мораль, но в твоем нынешнем положении ты должен
понять, прочувствовать: все, что дается не своим трудом, стоит дешево, но
платить приходится дорого. Надолго ли хватило бы этого шоколада и ста рублей
денег? Этим положения не спасешь... Мы с тобой старшие и должны помогать
матери, тянуть за собой остальных, быть примером во всем, у нас две сестры,
которых надо вывести в люди, два брата, один из которых только народился...
Надо, чтобы все в нашей семье получили хорошее образование, крепко стали на
ноги. Постарайся усвоить на всю жизнь: не твое -- не бери!
Ничего, Феликс, и твой срок конец имеет, и конец будет ближе, если ты
будешь хорошо работать, учиться и слушаться. Не обращай внимания на тех, кто
будет тебе говорить, что слушаться -- это плохо. Учти, что при твоем
положении послушание -- твое спасение.
Феликс, много писать не о чем. Написал самое главное. Теперь до
свидания.
Не унывай, я буду писать тебе почаще. До следующего письма.
Целую тебя, Броня".
Брониславу шел двадцать второй год.
Отец второй месяц в больнице -- сердце... Юра, Вера и Надежда --
школьники. За учебу надо платить. Я только-только научился ходить. Мать
берет мне няньку на полдня и идет работать. Вечером я ковыляю по квартире,
пищщу, рву бумагу и мешаю сестрам учить уроки. Юрка за старшего, но он
целыми днями гоняет во дворе мяч, надавав сестрам пинков и указаний.
Мать приходит поздно.
"1 июля 1950 года
Здравствуй, дорогая мама!
Сегодня получил твое письмо до востребования, которому был очень рад. Я
понимаю, что тебе сейчас очень трудно без папы, но ты не падай духом: у тебя
Земляной Андрей
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Андреев Николай