Чтение 52–й страницы книги ~Улица младшего сына~

Увидев Володю, с которым он не встречался со дня их размолвки, Ваня кинулся
было к нему, но на полпути остановился и двинулся дальше степенной в
независимой походкой.

- Здорово, Вова-корова!

- Здорово, Ванька-встанька!

- Ты чего это тут? Тебя кто пустил?

- А я не спрашивался, меня дядя Ваня сам на машине привез.

- Ой, и скажешь же ты!..

- Сам спроси, раз не веришь. Я с ним на грузовой - на винтовках сидел. Что?

Ваня посмотрел на него очень сердито:

- Ну, и все равно ты ничего не знаешь, и нечего тебе знать. Выкатывайся
отсюда!

- Это с какой же радости я выкатываться буду? Я к тебе в гости приехал.

- В гости домой ходят, а сюда тебя никто не звал.

- Да чего ты, Ванька, жабры топыришь, как барабулька? Говори уж, я ж и так
все видел. Тут, наверное, подземный склад военный будет, да?

- Ну, считай, что склад, раз ты все видишь. Они подошли к воротам шахтного
двора. У входа их окликнул часовой - парень в комбинезоне, с винтовкой на
ремне.

- Это со мной! - крикнул ему в ответ Ваня, - Батя из города захватил.

Володе было очень обидно, что Ваня так пренебрежительно кивнул в его
сторону. Подумаешь - "со мной"! Но пришлось смириться, потому что часовой
внимательно оглядел его и сказал Ване:

- Ты зря тут лишнего народа не води у меня, а то, гляди, и самого не
пропущу в другой раз.

Когда они отошли от каменоломен, Володя загородил дорогу Ване:

- Слушай, Ваня, ты мне друг или кто? Говори все. Не скажешь?.. Ну и не
надо. Только имей в виду, ты мне больше не товарищ с этого дня. Настоящий
человек, если друг, то уж все доверяет. Ты мое слово знаешь. Я тоже
все-таки пионер. А уж лишнего болтать не имею привычке. Помнишь, сколько
про ту надпись в шурфе не говорили?.. Скажешь или нет? Ну?

- Да что пристал! Зря серчаешь, - бормотал Ваня. - Не могу я тебе про то
сказать. Я бате зарок давал, под честное пионерское.

- Так это - кому не говорить? Кому-нибудь! А я что? Кто-нибудь тебе или
товарищ? Не хочешь, просить не буду.

- А ты никому не скажешь?

- Что я, правил не знаю?

- Ни словечка? - Да ни звука!

- Под честное пионерское, говоришь?

- Под честное пионерское!

- Ну, гляди, Вовка! Если скажешь где, живой не будешь, так и знай.

Володя уже дрожал от нетерпения.

- Ну, так я тебе скажу тогда, - шепотом произнес Ваня, озираясь во все
стороны. - Ты меня, Вова, видишь, возможно, последние разы. Наши в
каменоломни уходят. И меня берут. Зачислили! - подчеркнул он гордо.

И Ваня рассказал, что уже несколько дней идет тайная подготовка к переходу
партизанского отряда в подземные каменоломни. Если немцы придут в Старый
Карантин, партизаны скроются под землю и будут оттуда вести борьбу с
фашистами. Туда, в каменоломни, уйдет и дядя Гриценко, записавшийся в
партизанский отряд. А тетя Нюша, мать Вани, останется с Дубиниными в
поселке.

* * *

Попутная машина в город должна была идти вечером. Было уже темно, когда
дядя Гриценко, усталый, весь в известковой пыли, пришел к себе домой. Вова
ожидал его на крыльце. Он схватил его обеими руками за рукав куртки и
зашептал в самое ухо:

- Дядя Ваня, постой минутку... мне надо с тобой поговорить.

- Ну, заходи в хату, там поговорим. Что ж тут, на холоду-то да в
потемках...

- Там не годится. Мне надо с глазу на глаз.

- Эге, понял я тебя, - добродушно сказал дядя Гриценко и, присев на ступени
крыльца, стал сворачивать цигарку. - Это ты насчет того, чтобы дома тебе не
попало от матери? Ладно, добре. Возьму грех на себя, скажу - завез.

- Да нет, дядя Вана... Совсем не про то.

Володя огляделся. В поселке сгущалась темнота. Кое-где в окнах появились
огни, но сейчас же невидимые руки опускали черные шторы.

Поселок затемнялся.

- Дядя Ваня... - зашептал Володя, - дядя Ваня, я все знаю... Я знаю, к чему
вы тут готовитесь... Дядя Ваня, ты должен мне помочь. Дядя Ваня, ты ведь
сам обещал папе, что позаботишься обо мне. Вот и выполняй! Имей в виду: я
тоже хочу быть в вашем партизанском отряде.

Бедный дядя Гриценко даже отшатнулся и разом встал с крыльца, замахав
обеими руками на Володю.

- Що? - переспросил он, озираясь и, как всегда от волнения, начиная
говорить с украинским произношением. - Який такий партизанский отряд? - Он
опять махнул на Володю. - Да ты що! Ты с чего взял? Вот еще сообразил!
Выдумки какие...

- Никакие не выдумки. Бросьте, дядя! Я все знаю. Немцы уже близко, вы
уходите туда, вниз. И я хочу с вами, со всеми вместе. Я от тебя не отстану,
дядя Ваня, все равно. А если не возьмут меня в отряд, сам приду. Я ведь
многие ходы там у вас знаю. Помнишь, мы с Ваней лазили, а ты меня еще
вытягивал оттуда? Мы еще там вашу с папиной расписку на камне отыскали.
Помнишь, мы тебя просили рассказать потом, как вы там с папой были в
девятнадцатом году?

Трудно было говорить с дядей Гриценко: он больше отмалчивался, а если и
отвечал, то крайне односложно.

- Ну, были там, - проговорил он, - воевали. А что в того? Не мы одни были.
Народ...

- Ну и я хочу там, где народ. Люди воюют, а я что же - смотреть только
должен? Нет уж, спасибо вам! Дядя Ваня, ну дядечка Ванечка, будь же
человеком! Раз в жизни прошу - помоги!

- Да цыц ты, перестань ты болтать про отряд! Чтоб я слова такого не слышал!
Узнал - забудь. Ясно?

- Ясно, я же понимаю, раз военная тайна.

- Именно, что тайна, а ты шумишь! И откуда только ты все вызнал, чертенок!
А-а-а! Стой! Стой! Погоди! Понял я... Это тебе Ванька сказал. Ну, ладно же,
будет ему от меня за то!

Дядя Гриценко затянулся, прикрывая раздувшийся огонек ладонью, затем
аккуратно потушил цигарку, притоптав на земле.

- Ну, добре, Вовка, поговорю насчет тебя с командиром. Может, так и вернее
будет, чтобы тебе с нами уходить. Пошли пока в хату, повечеряем, а то
машина в город пойдет. Пора тебе до дому.

Когда Володя, наспех поев, уже собирался уходить из домика Гриценко,
хлопнула дверь, и из темноты двора вошел в горницу, щуря блестящие черные
глаза, огромный, необыкновенно красивый и на диво хорошо сложенный человек
в сапогах, короткой куртке, перехваченной поясом, и фуражке, сбитой на
затылок. Он был так высок, что, входя, наклонился, чтобы не зацепиться
головой за притолоку. Блеснули чистые белые зубы, когда он заговорил:

- Вечер добрый, Иван Захарович! Не помешаю?.. Здравствуйте, хозяюшка! Как
здоровьичко?.. Лучше?

- Присаживайтесь, милости прошу, Александр Федорович, - сказал дядя
Гриценко, подставляя гостю крашеную табуретку. - Может, покушаете с нами?

Гость, широко шагнув, легко кинул под себя табурет и сел:

- Нет, спасибо, ел недавно, да и некогда. Я на полминуты. Завтра опять тебе
в город придется съездить. Там по распоряжению товарища Андрея...
Понятно?.. - Он взглянул многозначительно на Гриценко. - Звонили, что
орехов и стручков обещают. Понятно?.. Чей хлопец? - спросил он, кивнув в
сторону Володи.

- Да с городу родственник, племяш вроде. Кореши они у меня с Ванькой моим.
Дубинина Никифора - может, слышали? - сын.

- А-а... знаю. На флот который ушел, - протянул гость и посмотрел на
Володю, как показалось тому, внимательно и одобряюще.

- Пристал, чтобы тоже его к нам взяли, - искоса поглядывая на гостя,
проворчал дядя Гриценко. - Ну до того пристал, прямо как татарник к
собачьему хвосту, - не отцепишь!

Гость кинул быстрый, настороженный взгляд на Володю:

- А откуда знает? Ведь из Керчи сам?

- Да с машиной сегодня увязался, шутенок, - смущенно пробормотал дядя
Гриценко. - Оплошка моя. А уж тут разве скроешь от него? У него глаза
приметливые, это ужас просто! Подо все подбираются. Все у него на заметку
идет.

- Мал уж больно, - проговорил высокий. - Так-то парень, вижу, ничего, да
мал.

- Где ж я мал?! - Володя сразу взвился на скамейке. - Это я только ростом
так задержался, а мне уж в августе месяце на пятнадцатый год перешло.

- Да ты на цыпки-то не становись, - сказал дядя Гриценко, заглядывая под
стол на ноги Володи. - И так ты парень собой видный, что говорить.

Гость рассмеялся хорошо и раскатисто. Так блеснули его белые зубы, такую
славную возню учинили смоляные искорки в глазах гостя, под тесно сведенными
прямыми бровями, что даже Володе самому сразу стало весело.

- Ну, доброй ночи вам, - промолвил гость, вставая. Он потянулся, хруст
пошел по его большому и сильному телу. Ударил фуражкой о ладонь, с размаху
надел ее на голову, попрощался и в дверях вдруг совсем по-мальчишески,
озорно подмигнул Володе: - Ладно, поглядим. Мать-то отпустит?

И, наклонившись, не дожидаясь ответа, распахнул дверь, шагнул в черный
провал ночи.

- Дядя, это кто был? - спросил Володя.

- Эх ты, не разобрался! - сказал Ваня, все время смирно сидевший поодаль. -
А тоже говорит, я все знаю...

- Ну ты, цыц! - пригрозил ему отец. - Болтать больно стал! - Он помолчал,