Чтение 74–й страницы книги ~Улица младшего сына~

- Эге ж, как про то не помнить! Такого не забудешь, - отвечал
немногословный дядя Гриценко.

И Володя видел, как во мраке едва заметно возникало маленькое светлое
пятнышко и тотчас исчезало: это дядя Гриценко затягивался цигаркой, которую
держал прикрытой в кулаке.

- А помнишь, как англичане миноносцы свои подвели да и давай садить по
нашим каменоломням? Я так считаю, что снарядов триста выпустили.

- Не меньше того.

- И тоже некоторые газком были заправлены. А?

- Как же то не помнить! А только что толку для них с тех снарядов было?

- Толку не было.

- Эге ж, и теперь не будет.

- Я то и говорю, - соглашался Шустов.

На этом и закончилась беседа двух старых друзей, много лет подряд проведших
вместе на земле и на море, где оба рыбачили, и вот теперь опять сошедшихся
под землей.

В это время в боковой галерее послышался короткий стук, будто что-то упало.
Шустов велел Володе остаться на месте, а сам с Гриценко пошел в поперечный
штрек, чтобы узнать, что там происходит. Володя остался один. Как раз в
этот час на проверку постов вышли Корнилов и Шульгин. Они шли с
затемненными лампами, держа в руках, по подземным правилам, пистолеты с
открытыми предохранителями. Когда они вошли в галерею, которая вела к
главному стволу, из темноты раздался негромкий голос Володи:

- Кто идет?

Привыкшие действовать в темноте, партизаны уже узнавали друг друга по
голосу, и Корнилов, услышав Володин голос, вместо пароля тихо ответил:

- Свои, свои...

Он двинулся дальше, не снимая чехла с лампы и осторожно щупая неровности
стены. Неподалеку от него тотчас же послышался шорох и снова настойчиво
прозвучал голос Володи Дубинина:

- Стой! Пароль!

Корнилов шагнул было вперед и вдруг почувствовал, как в грудь ему больно
уперся холодный ствол.

- Вовка, да ты что! Не узнаешь, что ли?

- Пароль или стрельну! - прозвучало в темноте.

- Фу ты! - уже рассердился Корнилов, но поспешил все же произнести: -
"Москва"!

Обрез отодвинулся от его груди, и в темноте близко прозвучал отзыв:

- "Мушка"! Проходите, дядя Гора.

- Ты что это выдумал, Вовка? Ведь так и застрелить меня мог бы... Голоса
моего, что ли, не узнал?

- Узнать-то узнал... только вы сами велели всегда по уставу выполнять, на
слух не надеяться... а сами нарушаете.

Корнилову очень хотелось сказать: "Ах ты поросенок эдакий, еще учить
берется..." Но он сдержался и пробормотал:

- Гм... Это ты, конечно, правильно делаешь.

Из боковой галереи, осторожно шагая через разбросанные камни, вышли Шустов
и дядя Гриценко. Они легонько осветили шахтерками Корнилова.

- На посту все в порядке, товарищ политрук, - сказал Гриценко, -
происшествий никаких. Немцы сверху камешками лукаются, нервы наши пробуют.
Ну и шут с ними!

Сменившись с караула, пообедав, Володя отправился в красный уголок, где он
каждый день собирал своих пионеров. Он застал всех ребят уже на месте. Они
сидели у стола, на котором стоял зажженный фонарь, и Ваня Гриценко читал
вслух про Тома Сойера.

Пахло сыростью от ковров, на которых не двигались круглоголовые тени
заслушавшихся ребят. Володя тихо подошел к столу. Ваня читал как раз то
место, где Том Сойер вместе с Бекки Тэчер заблудились в подземной пещере и
у них догорает последняя свеча.

- "Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя за тем, как он
тихо и безжалостно тает, - читал Ваня. - Наконец осталось всего только
полдюйма фитиля. Слабый огонечек то поднимался, то падал и вот вскарабкался
по тонкой струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем конце, - а
потом воцарился ужас беспросветного мрака..."

Тут Ваня остановился, заметив, что все его слушатели, склонившись к самому
столу, заглядывают в мутное стекло фонаря и неотрывно, испытующе, со
страхом и надеждой смотрят, как там ведет себя подрагивающий, зазубренный,
плоский огонек горелки, похожий на бледный петушиный гребешок.

Смотрел туда и Володя.

- Ну что ж, будем дальше читать? - спросил Ваня.

Все зашевелились, вздохнули.

- А они потом выбрались, спаслись? - полюбопытствовал Вова Лазарев,
заглядывая через плечо читавшего.

- А ты потерпи и узнаешь, - сказал Ваня, загораживая книгу. - Вот не люблю,
когда вперед заглядывают!

- А зачем он туда, в пещеру, полез? - спросил Жора Емелин.

- Ты что же, не понял ничего, когда я прошлый раз читал? - упрекнул его
Ваня. - Там же клад был. А они все этот клад искали.

- Ну это, положим, ты путаешь, - вмешался Володя. - Клад они в другом месте
искали, а потом уж он тут оказался.

- А какой это бывает клад? - заинтересовался Вова Лазарев, который
пропустил два дня чтений, так как у него болела голова от сырости.

- Ну, сокровища всякие.

- А это что - сокровища?

- Золото, значит.

- Часы.

- Ну, почему обязательно тебе часы? Золотые деньги могут быть, кольца,
вообще всякие драгоценности.

Видно было, что Вова Лазарев не прочь бы спросить, как это понимать:
"драгоценности", но он с опаской посмотрел на Володю и сказал:

- А они ему для чего были?

- Ну, он хотел на них жить богато, поехать куда-нибудь, путешествие
сделать...

- В экскурсию? - спросил Жора Емелин.

А Вова Лазарев мечтательно произнес:

- А мы, когда еще войны не было, тоже путешествовали! Меня мама к тете в
Ростов возила. А в этом году мы хотели на Кавказ путешествовать. Только вот
война стала...

- И мы поехали в деревню, - раздалось из-под стола, и оттуда вылезла
четырехлетняя Оля Лазарева.

Так как перед уходом отряда под землю Лазаревы для сохранения тайны
говорили всем, будто они эвакуируются к родным в деревню, то Оля до сих пор
была уверена, что каменоломни и есть та самая обещанная ей деревня.

- Молчи уж ты! - пригрозил ей брат. - Если пустили тебя сюда, так
помалкивай, а то отведу сейчас к матери на второй горизонт!

- А почему в деревне всегда как вечер? - не унималась Оля.

- Слушай, Олька, будешь много спрашивать, я тебя отсюда сейчас...

Оля сделала губы толстыми, вывернула их и приготовилась зареветь. Володя
поспешно подхватил ее и посадил к себе на колени:

- Что ты ее гонишь? Пусть сидит слушает, развивается. Пригодится ей в
жизни.

Володя отодрал уголок газеты, согнул его раз, другой, третий, повернул,
сложил, вывернул, и перед Олей оказался бумажный кораблик.

- А почему всегда в деревне целый день вечер, - опять спросила Оля, - и
окошков нет?

- Потому что затемнение у нас тут, - нашелся Володя.

- А мы всегда тут будем?

И все ребята взглянули на своего вожака, - как он ответит. Володя заметил,
с какой тревогой ждали от него ответа.

- Зачем всегда? Вот скоро фашистов сверху... то есть, я хотел сказать, из
поселка... выкинут, и мы из деревни домой поедем.

- Дома хорошо! Там столько окошков, и все видно, - почему-то шепотом, как о
чем-то самом сокровенном, сказала маленькая Оля.

И все замолчали. Всем вдруг так захотелось посмотреть в окошко и увидеть
солнце и море и жить снова так, чтобы были не только вечер и ночь, но чтобы
и утро было каждый день.

Потом опять заговорили о кладе, который искал Том Сойер.

- Конечно, как свечка у него сгорела, - сказал Толя Ковалев, - так он
подумал, что без света ему совсем уж не вылезти.

- Да еще неопытный он был, - объяснил Ваня Гриценко. - Вам с непривычки
тоже целый день тут не очень-то весело показалось?

- А что, если бы мы клад нашли? - сказал Жора.

- Какой такой клад? - спросил Володя. - У нас это называется раскопки. Нам
учитель Ефим Леонтьевич по истории объяснял, и мы в музей с ним ходили, в
лапидарий... Ну, если б нашли такой клад, тоже бы отдали в музей.

- Ясно, отдали бы, - подтвердил Ваня Гриценко. - Что ж, себе бы забрали,
что ли?

- А себе ничего совсем не оставили бы? - поинтересовался Жора Емелин.
Володя строго пояснил:

- Сперва бы все отдали, а потом бы уж за это нам благодарность объявили или
школу нам восстановили.

- А денег бы совсем не дали за это? - спросил Жора.

- Ну, наверное, премировали бы - не в том счастье, - решил Володя. - Меня
вон премировали за авиамодели, и я в Артек ездил. Так не за то ж работал!

Жора заявил:

- Я бы только фотоаппарат себе выпросил.

- А я бы еще попросил, чтобы мороженого дали целый ящик! - размечтался Вова
Лазарев.

- А то ты мороженого никогда в жизни не ел! - упрекнул его Толя Ковалев. -
Живот бы от жадности лопнул.