Лев Кассиль
Ход белой королевы
роман или повесть... Поэтому не было ничего из ряда вон выходящего в том, что
Евгений Карычев принес мне однажды довольно объемистую рукопись и смущенно
попросил прочесть ее, а если подойдет - продвинуть в печать.
покоя и даже заставит пуститься в довольно далекое зарубежное путешествие,
чтобы разрешить некоторые загадки, таившиеся в ней, и, может быть, дочитать ее
конец, так как, на мой взгляд, автор обрывал свое повествование не там, где
следовало бы. Мне и в голову не приходило, что эта аккуратно перепечатанная на
машинке рукопись в скоросшивателе, легшая на мой стол среди других папок,
доставит мне столько беспокойства, а затем и в фигуральном и в прямом смысле
перенесет меня в особый, когда-то бывший мне очень близким мир, где гуляет
азартный ветер, который жжет морозом щеки на лыжне, хлопает цветными флагами у
финиша и раздувает священное пламя олимпийского факела.
Честно говоря, я сперва даже забыл о ней среди всяких дел, а деликатный автор
стеснялся напомнить о себе.
рукописью, устыдился, что так долго продержал ее у себя, ничего не сообщив
автору, и решил просмотреть повесть.
знал давно. Мы с ним когда-то вместе работали в большой московской газете. Он
уже тогда был отличным разъездным корреспондентом, неутомимым, вездесущим и
"летучим" спецкором. Встречался я с ним и на фронте, откуда он слал в редакцию
превосходные, всегда очень точные и как бы отдававшие специфическим запахом
окопов корреспонденции, которые Карычев действительно ухитрялся строчить на
самых передовых линиях. Мне он всегда был симпатичен - скромный,
сдержанно-остроумный и порой казавшийся несколько чудаковатым из-за неодолимой
своей стеснительности.
привык он тянуться к людям сильным, ловким, уверенным в себе. Поэтому его
влекло к спортсменам, к шумному, крепкому и грубоватому содружеству,
возникающему среди людей, приверженных к спорту. А те, со своей стороны,
считали Евгения Кара хорошим человеком, своим парнем, который, правда, не
очень удачлив в жизни.
знанием любых видов спорта. Сам он не занимался всерьез спортом главным
образом из-за той же проклятой застенчивости. На коньках, на лыжах, в
спортивном одеянии он казался себе невероятно смешным. А несколько болезненная
мнительность, развившаяся с годами, подсказывала его слуху обидные шутки или
насмешливые замечания, которые, как казалось Карычеву, всегда неслись вдогонку
ему. "Никто даже не знает,- жаловался он,- что вытерпела моя спина, за которой
чего только не говорили про меня!.."
прислушивающихся к его авторитетному мнению, сразу возникало
насмешливо-несерьезное к нему отношение, как только он пытался по-настоящему
взяться за какое-нибудь из спортивных занятий. Тут, как он был уверен, разом
обнаруживались его беспомощность и комическое неумение, особенно огорчительные
тем, что проявлялись они рядом с пленительным мастерством сильных друзей.
обожателем чемпионов, трубадуром их славы, глашатаем ее. Он был незаменимым
спортивным радиокомментатором соревнований, главным образом зимних. Куда тут
только девалась его застенчивость! Он становился красноречивым, громогласным,
убедительным, пылким.
великолепных проявлений человеческой воли, когда все телесные силы человека
подчиняются всепоглощающему стремлению к самосовершенствованию и радостно
утоляется здоровая, естественная жажда самоутверждения, удивительно
сочетающаяся с самоотверженностью.
с одной стороны, и спортом - с другой, какая есть, например, между
общедоступной грамотой и поэзией.
посвящалась его любимому спорту.
мне свой труд.- Посмотри на досуге, если время будет. Тут у меня про наших
лыжниц, точнее - про одну лыжницу. Возможно, что ты слышал об этой истории. Я
давал информацию в газету. Ну, а потом решил изобразить... Сомневаюсь,
конечно, чтобы получилось что-то путное... Но ты, в общем, полистай, погляди.
Только уговор: выкладывай правду и руби разом. Чур, пилюли не золотить.
Проглочу, будь покоен, любую.
Карычева: все как-то руки не доходили. Но когда я наконец прочел ее, она сразу
меня серьезно озадачила да и заинтриговала порядком... Я перечитал повесть еще
раз с самого начала, и все-таки кое-какие вещи в ней остались для меня
неясными и, если хотите, даже чуточку таинственными.
допускают добрые литературные правила. Например, повествование велось сперва
от лица автора, и он был как бы непременным свидетелем, очевидцем всех
описываемых событий, а в дальнейшем речь то и дело шла об эпизодах,
присутствовать при которых сам автор не мог, хотя он и не считал нужным
оговаривать это.
блокнота в повесть множество лишних технических деталей и цифр.
только автор согласится с моими замечаниями.
по-прежнему был все время в разъездах. То я читал его корреспонденции с
целинных земель Казахстана, то он оказывался с партией геодезистов на Ангаре,
то вдруг голос его звучал по радио из Кирова, где проводились конькобежные
состязания. Потом я узнавал, что он отбыл очередным самолетом на одну из
дрейфующих полярных станций, а когда наконец я изловил его в Москве, он
торопливо сообщил мне по телефону, что я захватил его "буквально на хвосте" и
он должен спешить на аэродром, так как через час улетает в Италию на Белую
Олимпиаду.
выкладывай быстрей. Надавай мне тумаков на дорогу. Знаешь, как мужик говорил,
когда вывалился пьяный из саней, а лошадь ушла? "Хучь бы кто по шее дал, все
же легче пехом идти было бы..."
нельзя.
Только много лишнего...
нужным. Ты меня извини, спешу. Мне пора...
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Каргалов Вадим
Корнев Павел
Круз Андрей