ошельмовать. Они и мне про что-то намекали, да я с ними и разговаривать не
стал. И тебя хотели но глупости твоей словить. Ты этому, дорогой, не верь. То
обман. Ты уж меня послушай. Я это жулье, слава тебе господи, знаю. Вот они где
у меня всю жизнь сидели.- И Незабудный с силой похлопал себя сзади, по литой
борцовской шее.- Давай уж условимся, что об этом больше ни звука ни со мной,
ни, упаси бог, с другими.
задумываться надолго. И он терпеть не мог сам выискивать какое-то решение, с
удовольствием разделяя чужое мнение. Доктор Арзумян правильно подметил, что он
готов петь под любую дудку.
Париже от тех двоих...
строго-настрого наказывал ему в те дни остерегаться, чтобы не попасть в
какую-нибудь ловушку, он согласился пойти в соседнее бистро. Там они угостили
его вкусным аперитивом и яблочным тортом и стали уговаривать, чтобы он сделал,
когда приедет в Сухоярку, так, как они ему советуют. Они острили,
перешучивались, хлопали его по плечу, понимающе переглядывались и намекали на
какие-то возможные, угрожающие деду позором последствия, если Пьер откажется
выполнить предлагаемое. Потом опять сулили Пьеру несметные богатства,
обеспеченную, роскошную жизнь в любом уголке мира. Может быть, он хочет ехать
на Таити? О, там очень интересно! А какие девушки! Это он поймет, когда
подрастет. А в Миами разве плохо? Или. скажем, в Вальпараисо? Были бы деньги!
А они будут, если Пьер будет послушным мальчиком и станет поступать так, как
его учат хорошие люди. Пьер тогда обещал подумать. А те двое велели на всякий
случай заучить их адрес (записывать его они не советовали): "Париж, бульвар
Капуцинов, 16, апартамент 132, месье Томбо"'. Пусть не пугает Пьера эта
зловещая фамилия. Это условное обозначение, намек на то, что тайна должна быть
сохранена, как в могиле,- пошутили они. А потом уже серьезно объяснили, что
достаточно Пьеру по указанному адресу сообщить из Сухоярки о своем согласии, и
ему немедленно пришлют в ответ все необходимые сведения. А письмо Пьера, пусть
уж он не обижается, будет для них некоторой гарантией, что он их не обманет.
Ибо, если такое письмо им придется кое-кому показать в СССР, то Пьер сам
понимает... И так далее...
чужие и чем-то враждебные люди. С ними в представлении Пьера связывалось все
тяжкое, постыдное и грубое, что составляло его несчастное детство. Нет, ну их!
Он уже бежал из двух приютов. Три недели после второго побега он ночевал в
трамвайном депо, проникая туда им самим придуманным хитрым способом. Когда шли
последние вагоны, задерживаясь обычно или замедляя ход под низким пролетом
одного из уличных мостов - виадуков, он ждал удобного момента, держась снаружи
за перила, и тихонько с арки моста опускался на крышу трамвая. Он ложился
между укрепленными на крыше вагона рекламными щитами и вместе с трамваем
въезжал в депо. Там можно было переночевать. Там, по крайней мере, была кровля
над головой. Там было сравнительно тепло. Все-таки это было какое ни на есть
пристанище, чтобы переспать ночь. И утром он снова взбирался с крыши трамвая
на арку виадука и отправлялся бродить по огромному, оскорбительно безучастному
к нему городу, где он был всем чужой, абсолютно никому не нужный и где можно
было выклянчить или какими-нибудь маленькими услугами заработать на чашку
скверного кофе с тарталеткой.
дешевых пестрых книжонках, вроде "Фантомас, гроза полуночи", "Королева сточных
вод" или "Рассвет в казино". Не во всем он разобрался сразу, начиная новую
жизнь, которая взяла теперь его решительно и, должно быть, навсегда в свой
заботливо властный оборот. Не обо всем можно было поговорить и с дедом,
который, видно, сам кое в чем еще путался, а о каких-то делах из прошлого
предпочитал не поминать.
расспросами, видел, как встревожен и озадачен был дед, когда услышал о
разговоре в Париже с теми двумя... Он тихо вышел из комнаты. Но хотелось
потолковать с кем-то. Не о том, про что шел сейчас разговор с дедом, об этом,
конечно, лучше было молчать, забыть, выкинуть из головы и молчать. Но были у
Пьера и другие вопросы, о которых следовало бы побеседовать с его новыми
друзьями. Много интересного и нового для себя узнал за последние недели Пьер
Кондратов. Многое было еще не совсем ему понятно, а уж хотелось понять все.
Может быть, поговорить с Ксаной? Она, видно, хорошо во всем разбирается. И не
разболтает. Не такая!..
Галина Петровна, только что вернувшаяся с работы. Она была в капоте, мягких
туфлях, домашняя, уютная и не такая уж строгая, какой показалась в первые дни
Пьеру.
посидишь? Заходи. Я же тебя толком и не разглядела. Вот совсем теперь вид
другой у тебя, справный вполне. А то какой-то чудной фасон ты имел - не наш,
не ваш, а так, не поймешь чей. Ну как, поправляется дед Артем? Кланяйся ему.
Садись. Расскажи, как ты там в заграницах-то обретался? Намыкался порядочно,
должно быть? Как же это так получилось все?
Что было, то сплыло. И хорошо. Ну как, тебя не обижают наши ребята?
никому не ргассказываю. Я не люблю. Это плохо было. Это очень было нехоргошо.
строгой, очень внимательно смотрящей на него женщине о себе, о том, что было у
него в так нелепо сложившейся и наполовину даже самому ему непонятной жизни.
Галина Петровна смотрела на него спокойно, не разглядывала, а просто смотрела.
И не было в ее взгляде того нетерпеливого любопытства, которое уже немного
стало надоедать в людях Пьеру. Сначала этот повышенный интерес, вызывавшийся
везде им, тешил Пьера, а сейчас такое чрезмерное внимание казалось ему
назойливым. У него было как-то очень спокойно на душе оттого, что Галина
Петровна смотрит на него внимательно, но совершенно не любопытничая. А
главное, не было в ее глазах того жалостливого участия, которое всегда очень
раздражало Пьера.
больше ее никогда не видел. И как отправили его в приют. И как он бежал оттуда
первый раз. И как опять забрали его ажаны. И как захотела его пожалеть
какая-то одинокая, уже немолодая и чересчур уж ласковая дама - эмигрантка, с
усиками на вечно приподнятой и противно выгнутой губе. О ней ему и вспоминать
почему-то было тошно. И как он опять удрал. И как прыгал на крышу трамвая с
виадука. И как снова загнали его в приют, когда поймали, и уже собирались
отправить в Америку. И как нашел его Артем Иванович. Про все рассказал Пьер.
спрашивала, если попадалось непонятное слово:
мансарда? Ага, ясно. Вроде мезонина, значит. Ну, давай дальше. А потом она
спросила его:
кончишь? Дальше планируешь учиться или как?
мечтаю. У меня будет свое кафе, там музыка и много, много гарсонов. Это значит
лакеи. И я буду всех очень угощать. А потом будет красивая яхта. Буду брать
пассажиров. Будем делать вояж, путешествовать.
путешествовать,- сказала Галина Петровна.- Но ведь только так проешься быстро
да проездишься. Либо на людях наживаться тебе придется. Ты как же хочешь -
предпринимателем быть, что ли, или в Нарпит пойдешь, буфетчиком на пароход? Я
что-то тебя не разумею.
Это, как сказать, свое дело.
есть? К чему у тебя склонность имеется? Как ты думаешь, что ты в жизни делать
должен? Ведь не только угощать да катать товарищей с музыкой. Цель жизни у
тебя есть?
что-то, и вдруг громко, заученно, бесцветным голосом отрапортовал: - Цель
женщины - рожать солдат, а мужчины - убивать их, воюя.
за ухо и стала таскать Пьера из стороны в сторону.
уперся в локоть Галины Петровны, но та не выпустила его уха.
больно. Чтобы запомнил. Чтобы, как услышал такую где брехню подлую или сам так
подумал, ухо у тебя сразу зачесалось.- Она отпустила Пьера и оттолкнула его.
Он стоял весь красный, не зная, что ему делать: бежать, оставаться, наговорить
что-нибудь этой маленькой, старой, злой женщине.
он.- Значит, только так? Пргопа-ганда?..
брызнули слезы.
сделала? (Пьер замотал головой.) Обиделся?.. Ну ты меня извини. Я ведь к тебе
хотела с лаской, а не с таской. Позасоряли тебе, дурню, мозги. Мальчик ты еще
молодой, складненький, а городишь шут знает чего. Ты разве фашист? Ты мне
скажи - фашист? Нет ведь! Ты же ведь наш, русский. А теперь наш, советский.
Что же ты, как тот попка, поганые чужие слова повторяешь? От плохих людей ты
их набрался. Это вс" люди конченые. Им рано или поздно крышка. У тебя у самого
они, вон те, у которых цель жизни - убивать, отца с матерью сгубили. У меня
Куликов Роман
Афанасьев Роман
Лукьяненко Сергей
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Самойлова Елена