"Варяге", которую передавали по радио. И мохноногому коню-битюгу, который вез
навстречу кладь, прочно, гордо, как бы с выбором ставя свои чашеобразные
копыта под светлыми султанами и потряхивая в такт шагу белой, как ковыль,
гривой.
теснее. Потому что, честное слово, казалось, некуда от нее деться. И куда бы
ни смотрел Сеня, глаза его наталкивались на нее. И даже правила немецкой
грамматики делались вдруг необыкновенно значительными и важными, хотя
сосредоточиться на них было совсем уже трудно.
грех, она была недалеко за углом,- то, наоборот, пьяные начинали сильнее
толкаться, словно нарочно, и грубые, плохие слова принимались позорить весь
мир, все, на чем свет стоит, с ужасной, бесстыдной громогласностью. И сердце
Сени сжимало болью, и сам он ежился от стыда, страшась, что Ксана услышит,
горько обидится, как будто он виноват во всем этом безобразии, которое еще
встречается в жизни.
огорчением этого дня было то излишнее внимание, которое Ксана проявила по
отношению к новичку из Парижа. Конечно, Сене полагалось бы быть, как
передовому пионеру, особенно внимательным к приезжему, да еще сироте и
наполовину иностранцу. Но не мог он чего-то преодолеть в себе, не понравился
ему с самого начала новенький.
Прием у секретаря исполкома задел и обидел его. С квартирой дело, видимо, тоже
не устраивалось. Да и кроме того, пока он ходил по коридорам исполкома, он
наслышался уже, что с жильем дело обстоит в Сухоярке еще туго. Понаехало много
народу на какое-то соседнее строительство, и людям живется тесно. И многое из
того, что он приметил на улицах, огорчало его. Он ждал лучшего. Давно уже он
потерял веру в зарубежные газеты, всегда готовые наболтать невесть что о
Советском Союзе. Но сейчас он сам с излишней придирчивостью и уже каким-то
недоверием, вдруг возникшим в его усталой душе, приглядывался ко многому.
Показались ему не слишком хорошо одетыми люди. Последнее время ему приходилось
жить среди тех, кто был одет не всегда опрятно, но более модно и фасонисто,
хотя и жил порой впроголодь.
поинтересовался осторожно и узнал, что ввиду большого наезда людей на
строительство с хлебом бывают еще иной раз и перебои.
ворочалась в груди, то выбирая себе местечко почувствительнее, то кидаясь в
левое плечо и просачиваясь колючими мурашками в кончики пальцев.
дорогу. Отходил уже человек свое на этом свете. Артем Иванович зашел в
старенькую церковь. Народу было немного, и все люди немолодые. Но знакомых не
оказалось. Незабудный механически коснулся щепотью лба, груди и плеч,
огляделся в церковном сумраке. Потом спросил тихонько у одной старушки, кого
хоронят. Та назвала фамилию - незнакомую - и неодобрительно покосилась вверх
на Артема Ивановича.
на тех же местах, где стояли, почитай, сорок лет назад, и так же бормотали,
как тогда, только немножко потише, как показалось Незабудному. Один из
просящих узнал вдруг Незабудного, подошел, закрестился, запричитал. Вспомнил
его и Артем. И фамилию его припомнил: Забуга. Этот и в старое время всегда
просил Христову милостыню, пропойца, ругатель, калика перехожий, ворюга,
лентяй и бездельник.
нищий.- Господи Христе, матерь божья, удостоился еще разок встренуться. Одели
чем-нибудь мытаря грешного. Тебе-то за грехи твои вон как воздалось, а я-то,
видишь, как был гол и наг, таким сирым и остался. Не буду бога гневить,
роптать не стану... Но ты за грехи свои, за бега свои дал бы мне десяточку.
Отмолю перед господом.
водочным перегаром. И чистоплотный, простодушный, но ненавидевший всякое
юродство, как он говорил - фортелизм, Незабудный рассердился в конце концов.
казалось, что все пространство вокруг само набухло этим глуховатым,
громоподобным рыком, исходившим из неохватной груди.- Что толку от того, что
ты тут околачивался при своих, когда я в бегах был? Да, что толку с того? Ты
на дне своей торбы хоронился и от правых, и от виноватых, в суме своей душонку
прятал. Грошовую душонку! Тебе передо мной гордиться нечем. Да, нечем! Это ты
оставь, слышишь? Пошел ты к богу в рай!.. Встретился один старый знакомец. Был
когда-то мелким лавочником, а теперь, судя по всему, спекулировал чем попало.
Он уже успел где-то прослышать о возвращении прославленного земляка. Сразу
узнал Артема, подошел к нему запросто, потянулся, чтобы почеломкаться, да не
достал, махнул рукой. Взял приезжего за локоть и сразу спросил, не привез ли
он чего-нибудь такого - заграничного, ходкого. Желательно по дамской линии:
чулки там нейлоновые, может, ткань какая? И тут же стал жаловаться на
всяческие притеснения и что ходу никакого не дают его инициативе, а при его-то
оборотистости да бережливости он бы давно... По его словам выходило, что все
делается не как надо, все плохо и толку никакого все равно не будет. Он шипел,
облизывая губы, легонько всхлипывая, и нудил, нудил и ругал вся и всех вокруг:
Бросил? Напрасно, Артем... Людям ты все равно нужен не будешь. Ты хоть о душе
подумай.
стало противно слушать. Он хотел уже отойти, но тут старичок, словно
спохватившись, нагнал его и стал ему выговаривать за то, что-де Артем Иванович
долго отлучался, и того ему люди не простят.
скопил. Так в кубышке своей и жизнь провел. И сейчас в ней с головой сидишь.
Тебе, брат, тоже задаваться-то передо мной нечего. Один был архаровец - Родину
у меня на сорок лет, почитай, украл, гад смердящий! С чего это ты ябедничаешь
на всех? Есть такие - голова оплешивела, а сердце шерстью обросло. Видал я
таких. Не попадался бы ты мне лучше!.. Он собрался уже уйти, как к нему
подошел, отслужив похоронную службу, старенький попик, отец Кирилл Благовидов,
которого он знал еще с молодых лет. Он венчал когда-то Артема с Галей.
добрый час! Ну, приходи исповедоваться. Вместе грехи твои замолим перед
всевышним, перед отечеством.
не очень вежливо:
вижу, так получается: это верно - сорок лет я по свету бродил и действительно
от своего дома отбился. Ну, а вы тут дома были ведь тоже не с народом, как я
смекаю, а в сторонке. Так оно?
и в беде, и в горе, и во всех страстях оставался.
ускользала от него, так как боль в сердце нарастала с каждой минутой,- то
верно, да ведь звали-то не к жизни, не к делу, нет, а к богу призывали уйти. А
я хоть и сам ушел, да к людям как-никак. Плохие или хорошие, а люди. Живут. На
земле живут. И я среди них жил и горе мыкал. Конечно, блуждал я. То правда.
Обманывали меня. А веры в людей я не лишился, хоть всякой пакости навидался
предостаточно. Так что вы не обижайтесь, батюшка, мне перед вами
исповедоваться не в чем.
перед всевышним. Что же, ты и от него отрекся?
доглядывал. Допустил вон такое. Бросил одного...
ссутулившийся. Отец Кирилл только покачал головой ему вслед.
переезда, и непомерная трудность принятого решения, и усталость, и где-то
вдруг снова пробравшиеся невтерпеж жгучие сомнения, заползшие в душу, и обида
в исполкомовском кабинете, глупые попреки - все теперь тяжко навалилось на
сердце. По дороге в общежитие для приезжих, где он пока остановился с Пьером,
пришлось присесть неподалеку от рынка на скамейку возле остановки автобуса.
гулящих парней, Вячеслав Махонин, по кличке "Махан", недавно выгнанный из
училища при шахте и вечно околачивавшийся либо на рынке, либо на Первомайской,
у кино "Прогресс", либо возле забегаловки. Опытный глаз Махана сразу определил
заграничное происхождение просторного серого пальто, несколько обвисшего на
похудевшей фигуре.
пальцами, сложенными ще-потыо.- А смок, сигарет?
такие, что и свои позабудешь, не то что заграничные! - рявкнул Незабудный.
хотел приподняться, но сердцу вдруг стало совcем плохо. И он только плечом
легонько двинул в сторону надоедливого парня. Но этого было достаточно, чтобы
того отнесло метра на два к краю тротуара.