кадушку горячей воды и постель для тебя... для вас обоих, - молодой брат
порозовел, и Майкл решил, что, наверное, Котт зазывно ему подмигнула.
только-только вступивший в пожилой возраст, с перебитым носом и сложением
боксера. Майкл не усомнился, что прежде он был наемным мечом или рыцарем -
весь его вид говорил об этом. Глаза у него были синие, как васильки, и в
них вспыхнул интерес, когда он узнал работу Ульфберта.
Майкл знал, что она будет нежиться в кадушке, пока вода не остынет.)
Деревья стояли почти голые, но солнце казалось совсем не зимним -
светло-янтарным и греющим, как костер. Они сели среди ульев и поджали ноги
- так сидят воины.
границы освященной земли. Ты влечешь за собой тревоги, странник.
деревьев.
ничем не смогу помочь ни вам, ни им. Одна лошадь далеко вас не увезет, - в
его утверждении слышался скрытый вопрос.
великого мастера... - он словно не решался задать прямой вопрос.
плохое время года.
пересекает сморщенный шрам. Да, бесспорно, старый воин, а не выходец из
племени. Слишком уж крепко сложен. Лучше не говорить, откуда у него меч на
самом деле, если он еще сам не догадался.
всадника возле наших пределов по ночам. В нем есть сила, какой я прежде ни
у кого не встречал. И злая. Боюсь, он тоже тебя преследует.
Майкл всегда его мысленно называл.) - И давно.
дадим даже мула, если захочешь: Но...
Несколько коробейников, караван из-за большой реки на юге под надежной
охраной. Племена спокойны, барсучьи люди на зиму затаиваются, пилигримы
остаются ближе к дому. В лесах полно валков, черных волков. Говорят...
Ему было тягостно услышать то же от этого человека, этого верующего, этого
старого солдата.
удержался, чтобы не ударить этого чертового святошу.
скрипит на зубах, сыплется в бутылки с лимонадом. Клан Феев, собравшийся
здесь, точно израильтяне в пустыне, укрывшись от ветра за цепочкой дюн,
вольготно расположился на ковриках и со вкусом жевал. Лошадей вытерли,
напоили, и они, глубоко засунув морды в торбы, стояли привязанные к
фургону. Алоизиус, его водитель, изящно откусывал от толстого бутерброда.
Его пальцы оставляли темные мазки на хлебе, а пот промывал светлые канавки
на лице. Здесь в безветрии было жарко, хотя из воды дети выскочили,
посинев, и визжали, пока не закутались в полотенца. Волосы свисали
слипшимися прядями, к мокрым рукам и ногам липнул песок.
жмурился, когда внезапный порыв ветра бросал песок ему в лицо. Песок
повсюду. Домой они привезут с собой половину пляжа - в фургоне, в
ковриках, в одежде, в волосах и на зубах.
высокими, с орлиными носами, задубленными лицами, седыми волосами и
глазами цвета бурного моря. Шон сидел с ними, и ветер ерошил его шевелюру.
Девочки восхищенно смотрели на него все время.
гармонии она не нарушала. Говорили они о приходских делах, курах, умерших
или умирающих родственниках, хотя, конечно. Роза не упоминалась. Они
сплетничали, иногда переходя на шепот, - грозили пальцы, покачивались
головы, поджимались губы. Неодобрение, выражаемое всем телом. Майкл
отвернулся и посмотрел на чистое море.
сразу же обернулась, встретила его взгляд, улыбнулась.
как там, в лесу. Черные волосы развевались у нее за спиной, будто знамя.
Под ветром балахон облегал ее, словно вторая кожа; снизу его на фут
промочили волны, и он липнул к ее лодыжкам.
сказал ничего. Для него она невидима, вдруг понял Майкл. Для всех них.
балахон выше колен и побежала по песку. Густые волосы колыхались, как
пышная грива.
гладким, хотя он видел, как он взлетал из-под ее пяток. Она исчезла. Как
прежде. Играет с ним в чертовы прятки. Он злобно выдернул пучок травы.
боялся. Скоро ему исполнится четырнадцать, хотя он и сейчас выглядит
старше. И потребует объяснений. И получит их - так или иначе.
Деревья не шумели, только вершины чуть покачивались под легким ветром, но
ниже воздух был неподвижен. Между стволами буйствовал подлесок -
папоротник, ежевика, молодые деревца, а среди них - гниющие пни,
вывороченные корни. Он слышал шум реки за заслонявшими ее сплетениями
кустов. В это время года она текла спокойно и неторопливо, кишмя киша
пескарями и колюшками, а над гладкой поверхностью горбами торчали камни. И
никаких птиц. Зимородок Розы больше не показывался.
сапоги, а в руке сумка с хлебом и сыром, спичками, бутылкой молока, уже
настолько нагревшегося, что его было противно пить. Рядом с ним лежал
серп, которым его дед подрезал живые изгороди, а поперек колен - ореховая
палка с заостренным концом. На дерево за его спиной будет легко
взобраться. Волков он давно не видел, но не хотел рисковать.
когда он в третий раз вернулся в сумерках (провести в лесу целую ночь он
еще готов не был). - Болтаешься в лесу, когда тебе вздумается, грязный,
хуже цыгана. Понятно, почему у тебя нет друзей. А со своими двоюродными
сестрами в тот день на пляже ты даже поздороваться не соизволил.
капканы - большие, способные перебить ногу собаке или лисице. Или волку.
Он знал, где они спрятаны, и все время там прислушивался, всматривался и
ждал. Он чувствовал, что чувства у него обострены не хуже, чем у зверя. Он
чувствовал, что учует, как что-то происходит, прежде чем увидит.
звучал где-то выше по течению и разносился по воде.
наперевес, как копье. Вновь он услышал смех и плеск воды.
по хрустким веткам. Река заглушала такие звуки. И все-таки он продвигался
медленно: ему казалось, что ноги его не слушаются, точно двухлетнего
ребенка. Мимо его лица скользнула пушинка одуванчика, освещенная косыми
лучами заходящего солнца. С дерева донеслись резкие крики сойки - первой
птицы, которую он услышал в этот вечер.
откуда-то вернулся, не возникало, но он внезапно твердо понял, что
оказался в Ином Месте, что миновал какие-то невидимые врата, и его
собственный мир остался позади. Он утратил представление, где находится, и
знал только, что река там, впереди, за деревьями. И, как всегда, его
чувства обострились еще больше. Он почти пробовал воздух на язык, ощущал,
как лето касается его кожи. Теперь он продвигался с еще большей
осторожностью - ведь в этом другом мире обитали свои гоблины, свое зверье,
свои большие злые волки.
Корнев Павел
Пехов Алексей
Ильин Андрей
Лукин Евгений
Самойлова Елена
Быков Василий