на затылке встают дыбом. Голос пел старую, старую песню, превращая ее в
причитания, в плач по умершим мечтам.
смерть уже была, сказал он себе. И, может быть, их было две.
Входя в него, Майкл всякий раз ощущал устремленные ему в спину глаза. Не
враждебные, но настороженные, оценивающие. Словно его взвешивали на весах.
Но для чего? Ответа он не находил.
сидел перед шалашом, у его ног весело потрескивал огонь, а он пробовал
изготовлять разное оружие. В книге, которую Рейчел взяла для него из
библиотеки, были картинки пещерных людей, закутанных в шкуры, держащих
копья и странного вида топоры, кремневые ножи и скребки. Кроманьонский
человек, самый высокий из доисторических людей, который примерно
шестьдесят тысяч лет назад двигался на север следом за отступающими
ледниками. Майкл пытался привязать к ореховой палке осколок камня -
кремней в этом краю не было. Он стер пальцы чуть не до крови. Веревка
оказалась недостаточно крепкой, и он сердито охнул, когда каменный
наконечник снова сдвинулся.
него.
брал с собой сюда. Она с улыбкой приподняла бровь и без приглашения села
напротив него. Даже в эту холодную осеннюю погоду на ней был тот же белый
балахон. И он заметил, что тепло огня ей приятно - сколько-то
человеческого в ней есть! Он отложил копье и порылся в ягдташе.
были в крови, заметил Майкл, и его разобрала досада, словно у нее отняли
частицу прелести. И, сказать правду, от нее пахло. Не цветками дрока на
этот раз, но ею самой. Запах без названия, одновременно отталкивающий и
волнующий.
головы. Надвигался вечер, тучи гуще заволакивали небо. Майкл подбросил в
огонь еще сук, взметнув искры, и залез в шалаш. Котт поглядела на небо с
какой-то покорностью. Она показалась ему усталой, и он только теперь
заметил, что лицо у нее грязное, а на балахон налипла глина.
вискам.
обнаженной глине, лес наполнился шумом струй, хлещущих по стволам. Капли
начали просачиваться сквозь кровлю шалаша, но Майкл не раз пережидал в нем
ливни и посильнее, он знал, что кровля выдержит. Пол был застелен старым
одеялом. Он встряхнул его и позвал Котт.
Теперь она оглянулась на Майкла, пожала плечами и забралась в шалаш.
нравится быть мокрой? Он ощущал ее тепло, с ее обнаженных рук уже
поднимался пар. Темный сосок, казалось, вот-вот проткнет мокрую ткань. Она
прижалась к нему, и он завернул затхлое одеяло вокруг них обоих, мучаясь
от страха, опьяненный ее близостью. Его одежда сразу отсырела. От ее волос
пахло землей, дождем и снова чуточку цветками дрока, совсем по-летнему,
как запах скошенной травы. Он поцеловал ее мокрый висок, почувствовал, как
под его губами затрепетало веко. Ее рука скользнула ему под куртку, ладонь
забралась под джемпер и ледышкой прильнула к ребрам. Пальцы у нее застыли,
хотя все тело было теплым, исходящим паром и запахами.
поскрипывание и уставился на огонь, сражающийся с дождем. Котт остыла, ее
кожа пошла пупырышками, и он притянул ее к себе на колени, крепко прижал к
собственному теплому телу и закутал своей курткой.
рукам. Котт сразу проснулась. Зрачки в открывшихся глазах были расширены,
и в сумраке глаза казались совсем черными. В очаге, дымясь, дотлевала одна
головня. Под прикрытием дождя на них надвинулась ночь.
Сырость пробралась и до затекшего тела Майкла. Она проспала в его объятиях
не меньше часа. Поскрипывая суставами, он выбрался из шалаша и потянулся.
С веток на его лицо сыпались капли. Огонь совсем погас. Надо возвращаться
домой.
смотрела на него.
Тебе-то хорошо!
осыпаются, ночи длиной в день. Нет-нет.
стала сердитой, ворчливой. Ну да согреется и повеселеет, решил он.
же мокрым, и Майкл не знал, хватит ли у него духа посоветовать, чтобы она
его сняла и подсушила.
она сдернула каменный наконечник с древка.
наконечник, но она вывернулась, как угорь, и швырнула камень куда-то в
темноту. Он опрокинул ее на сырую землю, навалился на нее всем весом, не
отдавая себе отчета в том, что делает, но прежде чем он разобрался, ее
узкий кулачок шмякнул его по носу, и из глаз у него посыпались искры. Он
перекатился на сторону, хватаясь за лицо, а ее смех звенел в ночном
воздухе.
крови. Он стер их, вымазав тыльную сторону ладони.
глину. Она пощупала кончиками пальцев его расквашенный нос.
свет свечи?
ощутил вкус этой крови, когда ее язык скользнул к нему в рот. И опять то
же напряжение, тот же разгорающийся жар у него под животом. Ее пальцы
погладили его там, и он вздрогнул, задохнулся.
она вздернула балахон выше пояса. Он увидел черную курчавость между ее
ног, густую, как мех, и расстегнул брюки. Холод воздуха и жар огня на его
обнаженной коже. Он лежал на ней, а она направляла его, тихо шептала ему
что-то, словно он был конем, которого требовалось успокоить. И он там, в
ней.
когтями впивались ему в плечи, и он услышал, как она застонала, когда он
Корнев Павел
Березин Федор
Адамов Григорий
Распопов Дмитрий
Лукин Евгений