возражал, а рыцари были далеко. Но чаще все ограничивалось ненадежным
перемирием. Те двое лисьих людей, схваченных в деревне, пришли туда
торговать, но их обманули, а они бросились в драку и избили одного. В
деревне стоял отряд рыцарей, и потому ее жители собрались их сжечь. При
других обстоятельствах и с менее ревностным священником все можно было бы
уладить более мирно. Однако лисьи люди разослали быстро гонцов к соседним
племенам и на деревню напал отряд по меньшей мере из сорока воинов. Самих
лисьих людей было около шестидесяти, а мужчин, способных сражаться, даже
меньше двадцати. Их становится все меньше, говорили они. И с остальными
племенами происходит то же. Мало-помалу звери, и рыцари, и зимы истребляют
их. И скоро они исчезнут.
подчиниться какой бы то ни было внешней силе. Они могли бы давным-давно
осесть в одном месте, стать жителями деревень, как все остальные, но
отказались, подчиняясь какой-то древней традиции, теперь забытой. Они
воины, утверждали они. И землю не обрабатывают. Но не могли объяснить,
откуда им это известно.
наставником. Он был серьезен, даже мрачен, но бесконечно терпелив. Лишь
изредка его чумазое лицо освещалось улыбкой, и он казался почти молодым.
Угадать его возраст было невозможно - как и возраст всех остальных, кроме
самых старых и самых юных. Все они были худыми, смуглыми, но широкими в
плечах и невероятно ловкими - такими же быстрыми и уверенными в движениях,
как дикие звери. Женщины были тоненькими и тоже смуглыми. В юности
красивыми, но быстро старившимися. Стариков мучили распухшие суставы и
ревматизм, и они, когда чувствовали, что их время подошло, уходили и
терялись среди деревьев. Иногда тело находили и сжигали, иногда его
успевали съесть звери. Лисьи люди не отличались особой чувствительностью,
хотя своих детей ценили превыше всего.
они совещались. Ее бледное лицо резко контрастировало с их смуглыми лицами
и с густой бородой Майкла. Майклу казалось, что они немножко ее
побаиваются: ведь на бегу она обгоняла очень многих из них и знала повадки
лесных зверей, как никто. Они считали ее отчасти колдуньей - слишком уж
она любила лес. Они говорили, что деревья беседуют с ней. Она и Майкл были
все время вместе. Она стала его тенью, оборотной стороной его жизни.
уважение мужчин. И сохранили это уважение даже после его первых неуклюжих
попыток охотиться и ставить ловушки. В их глазах он был колдуном. Быть
может, это объяснялось быстрыми движениями среди деревьев, когда он был с
ними, или смехом, доносившимся из глубины леса. Вирим охраняют его,
говорили они. И считали его удачливым. В лесу он находил подарки - букетик
лесных маргариток, подвешенного к ветке фазана, связанные ленточкой
веточку и два сорочьих пера - и убеждался, что Меркади держит слово. Его
люди были здесь, оберегали его и Котт, которая как никак была почти одной
из них.
- на поляне под гаснущими звездами неподвижного на могучем вороном коне,
точно статуя, высеченная из черного камня. У его ног стлались
волки-оборотни, хищные вороны кружили у него над головой. Майкл, дрожа,
побрел прочь. Лицо у него словно парализовало. Да, тот рядом и всегда
будет рядом. Неведомая соединяющая их пуповина еще не разрезана.
месяцам, но его не оставляло ощущение дисгармонии, чего-то полузабытого в
дальнем уголке сознания, и оно все усиливалось по мере того, как таял
снег, а в лесу набухали почки, и зазвучало птичье пенье. Надо ехать
дальше. Достигнуть самого сердца Дикого Леса. Он по-прежнему верил, что
Роза, его тетка, где-то в этом мире. Может быть, в замке Всадника, о
котором упомянул Меркади. Поиски звали его.
кочевку. Внутри было тесно, душно от запаха немытых тел и дыма. От людей
веяло теплом, как от желтого огня - единственного освещения там.
сказать, мальчишки, жались у стен, так как им не хватило места сесть, и
нагибали головы, чтобы не стукнуться о потолок. С него сыпались кусочки
глины и коры: с весной проснулись мыши. Это, сказал Рингбон, доброе
предзнаменование. Оно сулит хорошую весну и плодоносное лето.
глаза запали в черные провалы, скулы торчали. Зима выдалась не очень
суровой, но в такой близости от сердца природы в темную половину года
страдает все живое. Когда-то зима для Майкла была игрой в снежки, катанием
на санках, возвращением из темноты к горячему какао и топящемуся камину.
Теперь было другое: он ощущал зиму в своих костях, в рисунке ребер,
выпирающих из-под кожи. Он видел ее в осунувшемся лице Котт. Зима была
испытанием, ставила задачу выжить. По меньшей мере трое из очень старых и
очень юных испытания не выдержали. Так был устроен этот мир.
лучше всех знает, где могут оказаться рыцари, и что они задумают, когда
сойдет снег. Семуин был самым лучшим охотником, знал все звериные тропы и
держал в голове пути оленьих стад. А старый Ире знал, какие места надо
обходить стороной, потому что они священны для вирим. И какие дары следует
подносить древесному народу, чтобы благополучно проходить их заставы и
пределы, хотя присутствие Котт его как будто сердило - ведь все это она,
возможно, знала лучше, чем он.
предложений, которые принимались или отвергались. Но по мере того, как
наиболее знающие высказывали свое мнение, остальные начинали соглашаться.
Рыцари отправятся большим отрядом на поиски тех, кто разорил деревню;
весной лисьим людям нельзя будет торговать с соседними селениями, и им
следует отправиться на юг в пустые леса, изобилующие дичью, хотя они и
лежат ближе в Волчьему Краю. Туда рыцари за ними не последуют.
от рыцарей: они победят их в любом бою, когда захотят, и уж тем более с
помощью огненной палки Пришельца Издалека.
они называли Майкла, а Котт называли Теовинн, Древесная Дева.
сказал Рингбон. Рано или поздно Пришелец пойдет своим путем, и ему совсем
не нужно, чтобы его преследовала свора рыцарей. Он теперь совсем не похож
на мальчишку, который сразил рыцарей осенью, и они его не тронут. Лучше
оставить все так.
по мнению лисьего человека, он не останется с племенем еще на зиму и что
тот никак не хочет стеснять его волю.
любом случае лежит туда, а ехать с одной только Котт ему не хотелось. Он
чувствовал себя в этом краю совсем ребенком и знал, что ему необходимо
научиться еще многому.
под толстой шкурой.
приводит и уводит Всадник, - сказала она, словно читая его мысли. - Даже
вирим не ходят туда. А его замок, быть может, лишь сказка, легенда. Этого
не знает никто.
головку ему на плечо.
Шестьдесят душ пробирались по воскресающему лесу, неся на себе все свое
имущество, самые свои жилища. Что-то было приторочено на спинах двух
лошадей - исхудалых, со свалявшейся длинной шерстью, с костями,
выпирающими из-под кожи холмистым рельефом голода.
обнаружить врага. Они, мелькая среди деревьев, напоминали больших обезьян,
разгуливающих на задних лапах, - туловища закутаны в меха и шкуры, на
головах дикарские лисьи маски. Они припадали к земле, отправляясь в
разведку, сливаясь с черными древесными словами, а когда за деревьями
раздавался их птичий щебет, растянувшаяся толпа женщин, детей и стариков
застывала на месте и терпеливо ждала нового сигнала. А Котт что-то
нашептывала Мечте и серому, чтобы они не двигались. И только из ноздрей у
них вырывались облачка пара.
темнее, а среди деревьев преобладали тисы, ели, остролист и сосны, с
березой на более высоких холмах. Но погода становилась теплее, и они могли
сбросить кишащие насекомыми меха, а Котт вымылась в озерке, хотя и
взвизгивала от холода. Племя остановилось возле него на ночлег и ужинало
вокруг костров копченой олениной, а патруль из молодых людей обходил лес
вокруг, высматривая опасных зверей.
раздавался ропот: разумно ли было забираться в ту часть леса, где почти
нет дичи.