жаркой тьмы сквозь камни, глину, почву - слой за слоем оставался позади, -
а потом, уже медленнее, по клубкам корневой системы, вверх по древесным
стволам, ощущая стремительную смену времен года, как дыхание ветра сквозь
толстую кору. И вот - плещущие листья, где солнечное тепло согревает и
бодрит его, а воздух бежит по жилам, точно кровь. И вот он брошен,
скользит вниз, назад в почву, в глину, в камень под ней, чтобы начать с
нового начала.
рука Двармо, помешавшая ему упасть. Он посмотрел по сторонам: у костра
развалился Меркади, ухмыляясь и храня серьезность в одно и то же время.
Котт, по виду такая же ошеломленная, как и он сам, встряхивает головой,
будто отгоняя назойливую муху.
наконец отпустил его.
Вирогонь. Теперь вы можете сами им воспользоваться - ты и Катерина.
Вместе, но только один раз. Лесовики будут принимать вас за вирим до тех
пор, пока и если вы не воспользуетесь огнем. Когда он вас покинет, вы
вновь обретете человеческую сущность, а люди тут считаются просто
скотиной. Не забывайте этого.
воспользоваться им можно только один раз.
Майкл смотрел на них с недоумением.
предопределенное. По-моему, сюда тебя привел не просто каприз, и,
по-моему, причину ты не знаешь. За этим кроется что-то большее.
всегда там.
линии - одна насмешка. Будете идти, пока не найдете... Все, кто является
сюда, рано или поздно, находят его, если Всадник этого захочет. Может, до
него только лига, а может, тысячи и тысячи. Ты найдешь замок, когда он
этого захочет. Когда решит, что ты готов.
нарисовано ухмыляющееся лицо. Майкл прислушался. Долину заполнял густой
туман, колыхавшийся, точно океан. Над ним возвышались вершины деревьев -
косматые великаны, бредущие к берегу. В лесу стояла тишина, и бледное
солнце только-только раскинуло первые лучи над восточным горизонтом, и
пары в воздухе заиграли маленькими радугами.
Ночью он мерз без ее тепла в его объятиях, но она не приближалась к нему с
той минуты, как в нее был вцелован вирогонь. Чудится ли ему или правда
что-то новое появилось в ней, что-то связанное с народом Меркади, а не с
человечеством? Неужели глаза у нее стали уже, а уши длиннее и заостреннее?
фантазии. Перед ним была та гибкая прелестная девушка, какой он ее знал, и
в нем проснулась страсть.
твердость.
разобрались. Я думал, ты перестала тревожиться из-за этого. Ведь ты - та,
кого я люблю.
на ее поиски?
непредсказуема, как дождь. Черт его побери, если он знает, что сказать,
чтобы умиротворить ее.
местах было не тем, чем казалось. Он уже жалел, что не послушался Рингбона
и не ушел с ним на север.
груду трупов.
ее поцелуй. Они жадно прижались друг к другу, и он тут же задрал ее
тунику.
просили прощения друг у друга во внезапном порыве страсти, превратив это в
подобие молитвы, и вскоре уже мнилось, что они испрашивают прощения не
только за прошлое, но и за все грядущее. Они винили себя в том, что все
сложится в будущем так, как сложится.
наливал бы, если бы кто-нибудь потребовал пива. Зал был почти пуст.
Двое-трое завсегдатаев пялились на дно кружек, а в углу старики метали
дротики, медленно шаркая к мишени и обратно.
казалось совсем спокойным в сравнении с ревом и грохотом часа пик, который
он ненавидел. Иногда слышалось рычание проезжающего мимо красного
автобуса.
верящей в истинную любовь, благородство и все такое прочее.
на йоту ничего сельского. Город был для нее всем.
превратились в щелочки, полные зеленого света, уши заострялись, как
листья.
на вечернюю улицу в свете фонарей.
стараясь отдышаться, а все вокруг подпрыгивало и танцевало, а фонари
рассыпали блестки звезд.
посетителей.
перекрывая доступ воздуха в легкие. Он качнулся к ряду бутылок, звякнул
рюмкой о коньячную, плеснул. И огненная жидкость обожгла ему рот, согрела
глотку.
от них и подумал: "Черт! Я же старею. Я умираю тут".
времени, что одно дьявольское лицо мало чем отличалось от других. И его
губы растянулись в жуткой мертвой усмешке. Обруч распался, легкие
заработали. Мир вокруг перестал шататься, и у него хватило сил засмеяться
тревоге стариков. Остаток коньяка окончательно его исцелил, а один из
пенсионеров заплатил еще за одну рюмку для него. Щедрый жест! Он
благодарно поднял рюмку.
темнело, чем-то напоминал Дикий Лес. Слежка. Нет, это не игра воображения.
Когда он в сумерках шел с Клэр, то чувствовал, что за ними идут. Мягкие
шаги по тротуару. И, конечно, ничего нельзя увидеть.
квартиры. Стук, а не лязганье подков. Копыта без подков, ведь в Ином Месте
лошадей не подковывали.
нездоровье. Хозяйка посмотрела на его лицо и кивнула, ничего не сказав,
чем очень, его удивила. И только направившись к двери, он заметил свое
отражение в зеркале за стойкой - последнее время он предпочитал не
смотреть на себя. Лицо в тяжелых складках, как обычно, светлые волосы