Его лицо словно окаменело. Она подумала: "У него сердечный приступ..,
удар.., что-нибудь такое".
Ли показалось, ее кости не выдержат и сломаются. Его щеки были смертельно
бледными.
руку. Затем он рванулся вперед, задел ногой за бампер "кадиллака", чуть не
упал, но удержался и побежал вперед.
машина, машина, опять эта проклятая машина, - и почувствовала злость,
смешанную с отчаянием. В первый раз у нее мелькнула мысль о том, возможно ли
было полюбить его, мог ли Эрни позволить любить себя.
***
вытянув руки вперед и отклонив назад голову, в классической позе жертвы
перед развязкой трагедии.
мир. Затем опустил руки. Его кадык перекатился вверх и вниз, когда он
проглотил что-то - стон или плач, - и горло напряглось, отчетливо
вырисовывая каждую вспухшую артерию и вену. У него было горло человека,
пытающегося поднять пианино.
была онеметь, но сейчас она не обращала на нее никакого внимания. В порыве
сочувствия ей казалось, что она могла разделить его горе и помочь ему. Лишь
гораздо позже она осознала, как мало в тот день он нуждался в ней и как
много ненависти скрывал от нее.
представила, что творилось в душе у Эрни, и сумела забыть о своей неприязни
- или только думала так. Эрни не ответил. Он горящими глазами смотрел на
Кристину.
безопасного стекла густо усеивали распоротую обивку сидений. Передний бампер
был наполовину оторван и одним концом упирался в бетонный пол, на котором,
как щупальца осьминога, валялись спутанные черные провода. Три из четырех
боковых окон также были разбиты. На уровне пояса в кузове виднелись рваные
дыры, волнистыми линиями тянувшиеся вдоль всего корпуса. Казалось, что их
нанесли каким-то тяжелым и острым инструментом - ломом или монтировкой.
Пассажирская дверца висела на одной петле, и, заглянув в салон, она увидела,
что стекла на приборной панели были тоже разбиты вдребезги. Всюду были
раскиданы клочки и куски ваты. Стрелка спидометра лежала на полу возле места
водителя.
он по-прежнему не отвечал ей. Он поднял с пола одно из щупалец осьминога, и
она увидела, что это была распределительная коробка - однажды отец показывал
ей такую же на своем "форде".
силой швырнул на пол. Из-под его ног во все стороны брызнули осколки
разбитого стекла. Она опять попробовала заговорить с ним. Он снова не
ответил, и теперь она почувствовала не только жалость к нему, но и страх.
Позже она рассказывала Дэннису о том, как боялась, что он потерял рассудок.
пути. Она звонко ударилась в бетонный парапет терминала и, отскочив,
закружилась возле его основания.
водительской дверцы. Какой-то невнятный и дикий звук раздался из его груди.
Она посмотрела через его плечо, и внезапно ей стало не по себе. На приборной
доске.., вначале она не заметила этого, посреди всеобщего разрушения она не
заметила того, что было на приборной доске. И с чувством тошноты,
подступившей к горлу, она попыталась вообразить, кто мог быть настолько
низок и настолько гадок, чтобы сделать такую вещь, чтобы так...
удержаться на ногах, ухватилась за крыло машины, стоявшей рядом с Кристиной.
доберусь! Мать вашу, я доберусь до вас, чего бы мне это ни стоило!
встретилась с Эрни Каннингеймом.
27/ ЭРНИ И РЕГИНА
собирался ехать в Питсбург, была пропитана грязью и потом. Руки были
выпачканы еще больше, а с левой стороны спины краснел зигзагообразный порез.
Лицо казалось совершенно изможденным. Под глазами были темные круги.
боялась его возвращения. Ли позвонила ей и рассказала о случившемся. Голос
этой симпатичной (но казавшейся Регине не совсем подходящей для Эрни)
девочки звучал так, как будто она плакала.
Дарнелла. Ли сказала ей, что Эрни вызвал грузовик с платформой и поехал туда
вместе с водителем. Ее он почти насильно усадил в такси. В телефоне
послышались два гудка, а затем грубый, скрипучий голос ответил:
отбоя. Она решила подождать, пока он приедет домой, и тогда, глядя ему в
глаза, сказать то, что она должна была сказать ему.
Канзас-Сити на конференции по торговле и свободному предпринимательству в
средние века. Он должен был вернуться в воскресенье утром, но она уже
подумывала о том, что его присутствие дома могло понадобиться гораздо
раньше. Она признавала - не без некоторого раскаяния, - что ситуация была
достаточно серьезной.
глаза были совершенно пусты. Она почувствовала, что у нее начало щипать в
носу и к горлу подступили слезы. Выросшая в строгой католической семье
простого рабочего, она вместе со своими семью братьями и одной сестрой была
вынуждена самостоятельно прокладывать дорогу в жизни и на этом пути сполна
хлебнула горьких и мучительных рыданий. И если собственная семья порой
считала ее слишком непреклонной, то лишь потому, что не понимала: пройдя
через ад, легче пройти сквозь огонь и воду. Она просто хотела видеть своего
сына волевым и закаленным человеком.
привкус слез во рту.
теми ребятами, которые сделали это. Сейчас ты, наверное, даже счастливее,
чем они.
гневом. Впервые в жизни она испугалась сына. - Ты захотела убрать ее отсюда!
Он захотел поставить ее в аэропорту! Кого же мне винить, как не вас обоих?
Ты думаешь, это случилось бы, если бы она стояла здесь? Да?
разумных человека?
он. - Как это, с точки зрения разумного человека?
неожиданно хлынули из ее глаз. Она заплакала. Она горько заплакала от того,
что увидел ее сын. И не только от этого.
женщинами, которые окружали ее и у которых были сыновья старше, чем Эрни.
Когда ему был всего один годик, эти другие женщины скорбно покачивали
головами и говорили, что ей нужно подождать до пяти лет - вот тогда
начинаются неприятности, вот тогда мальчики начинают произносить слово
"дерьмо" в присутствии родителей и играть со спичками, когда остаются одни.
Однако и в пять лет Арнольд был таким же золотым ребенком, что и в один год.
Тогда эти другие женщины делали большие глаза и просили подождать до десяти
лет, затем до пятнадцати - а Эрни все-таки не был похож ни на кого из своих
сверстников. Он не курил наркотиков, не пропадал по вечерам на рок-концертах
и не тратил родительские деньги на своих сверстниц.
выпачканный в грязи и охваченный той же испепеляющей ненавистью, какая всю
жизнь полыхала в его деде, и даже внешне похожий на него. Все разлетелось к
черту, на куски.
взять себя в руки и не давать волю слезам. - Завтра утром поговорим.
разговору. - Я пойду прилягу часа на четыре, а потом опять поеду в гараж.
ты можешь представить!