Чтение 11–й страницы книги ~Мешок с костями~

Я уже открыл было рот, чтобы отказаться (не хватало мне ирландского
Рождества, когда все пьют виски и со слезами на глазах вспоминают Джо, а по
полу при этом ползает с десяток представителей подрастающего поколения в
компании с не меньшим числом собак), но неожиданно услышал, что обязательно
приеду.

Френка мой ответ удивил не меньше, чем меня, но он искренне обрадовался.

- Фантастика! - воскликнул он. - Когда ты сможешь сюда добраться?

Я стоял в холле, с галош на линолеум капала вода, через арку я мог видеть
гостиную. Рождественская елка там не стояла: после смерти Джо Рождество я не
праздновал. Комната казалась таинственной и слишком большой для меня...
Каток для роллеров с обстановкой начала века.

- Я только что приехал, - ответил я. - Со всеми делами покончил. Как
насчет того, если я прямо сейчас соберу сумку, сяду в машину и покачу на юг,
пока мотор еще не остыл?

- Великолепно, - без малейшей заминки послышалось с другого конца
провода. - Мы сможем устроить себе холостяцкий вечерок до прибытия сыновей и
дочерей Восточного Молдена. Как только положу трубку, сразу наполню твой
стакан.

- Тогда и я не буду терять времени.

***

Рождество обернулось для меня лучшим со дня смерти Джоанны праздником.
Пожалуй, единственным праздником за все время моего одиночества. Четыре дня
я был почетным Арленом. Слишком много выпил, несчетное количество раз
поднимал стакан в память Джоанны.., и знал, как - понятия не имею, что она
полностью одобряет такое мое поведение. Дважды младенцев вырвало на меня,
один раз, глубокой ночью, ко мне в постель забралась собака, а сестра жены
Никки Арлена подкатилась ко мне на следующий после Рождества день, когда
застала на кухне одного: я сооружал себе сандвич с индейкой. Я поцеловал ее,
потому что она очень хотела, чтобы ее поцеловали, и тут ее шаловливая рука
ухватила меня за то самое место, которого последние три с половиной года
касались только мои руки. Не могу сказать, что это вызвало у меня
исключительно отрицательные эмоции.

Дальнейшего развития наш роман не получил, да и не мог получить: вокруг
полно Арленов, да и Сюзи Донахью официально еще не развелась (как и я, на то
Рождество она была почетным Арленом).., но я решил, что пора уезжать.., а
может, мне хотелось разогнать автомобиль на узкой улице, которая
заканчивалась кирпичной стеной. Так или иначе, двадцать седьмого я отбыл,
довольный, что приезжал. Перед тем как сесть в машину, я крепко обнял
Френка. Четыре дня я совсем не думал о том, что в моей банковской ячейке
"Файделити юнион" нет ничего, кроме пыли, и четыре ночи спал до восьми утра,
просыпаясь разве что от спазмов в желудке да похмельной головной боли. И ни
разу мысль о Мэндерли, фраза о возвращении в Мэндерли, не приходили мне в
голову. В Дерри я приехал умиротворенный, посвежевший, словно родившийся
заново.

Утро первого дня нового 1998 года выдалось ясным, морозным, солнечным. Я
встал, принял душ, подошел к окну спальни с чашечкой кофе в руке. И внезапно
меня как громом поразило. Я почувствовал, что вновь могу писать. Начался
новый год, что-то переменилось, и я могу писать, если будет на то мое
желание. Валун, перегородивший дорогу, откатили в сторону.

Я прошел в кабинет, сел перед компьютером, включил его. Сердце билось
нормально, ни на лбу, ни на шее не выступал пот, руки не холодели. На экране
возникло главное меню, я подвел стрелку к яблоку, дважды щелкнул мышью,
вызывая моего старого знакомца шестого "Ворда". На экране высветился логотип
программы, и тут же я лишился способности дышать. Будто железные пальцы
сдавили горло.

Я отпрянул от стола, хрипя, хватаясь за ворот водолазки, которую надел в
то утро. Колесики кресла за что-то зацепились, оно перевернулось, я через
спинку полетел на пол. Крепко приложился затылком, перед глазами вспыхнули
разноцветные искры. Наверное, мне еще повезло: сознания я не потерял. Но
главная моя удача в первый день 1998 года состояла именно в том, что кресло
перевернулось и я вылетел из него, как из катапульты. Если бы кресло просто
отъехало назад, и в поле зрения остался бы монитор, на котором логотип
шестого "Ворда" сменился бы чистым серым полем, думаю, я бы умер от удушья.

С огромным трудом мне удалось подняться. Гортань сузилась до размеров
соломинки, воздух едва проникал в легкие, но я дышал. Добрался до ванной.
Меня вырвало в раковину с такой силой, что брызги долетели до зеркала. Лицо
у меня посерело, колени подогнулись. На этот раз я ударился лбом о край
раковины. Затылок я не разбил (правда, к полудню там выросла приличных
размеров шишка), а вот лоб рассадил. И конечно же, не обошлось без синя-тка.
Потом я всем говорил, что наткнулся на дверь ванной, когда ночью пошел в
туалет. Вот мол, что происходит, если ленишься зажечь лампу.

Окончательно придя в себя, я обнаружил, что лежу на полу, свернувшись
клубочком. Встал, продезинфицировал ссадину на лбу, уселся на край ванны,
низко опустив голову, и встал лишь после того, как убедил себя, что ноги не
откажутся мне служить. Должно быть, просидел я минут пятнадцать, и за это
время окончательно решил, что моя писательская карьера закончена, если,
конечно, не произойдет чуда. Гарольд будет негодовать, Дебра откажется мне
верить, но что они смогут предпринять? Пришлют издательскую полицию?
Пригрозят гестапо клуба "Книга месяца"? Даже если и пришлют, если и
пригрозят, что это изменит? Из кирпича не выжать воды, из камня - крови.
Если исключить вмешательство свыше, писательский этап моей жизни завершен.

А если, это и так, что ты будешь делать в последующие сорок лет, Майк?
спросил я себя. За сорок лет можно вдоволь наиграться в "Скрэббл",
поучаствовать во множестве турниров и конкурсов составителей кроссвордов,
выпить много виски. Но достаточно ли этого? Чем еще ты мог бы заполнить
сорок последующих лет своей жизни?

Мне не хотелось об этом думать, во всяком случае, тогда. Последующие
сорок лет сами смогут постоять за себя. А я мечтал только об одном: пережить
первый день нового 1998 года.

Окончательно убедившись, что вернул себе контроль над телом, я вернулся в
кабинет, добрался до компьютера, не отрывая глаз от пола, нащупал нужную
кнопку и выключил машину. Когда выключаешь компьютер, не закрыв программу,
последнюю можно повредить, но, учитывая обстоятельства, едва ли меня это
тревожило.

В ту ночь мне опять снилось, как в сумерках я шагаю по Сорок второй
дороге. Вновь я загадал желание, увидев вечернюю звезду, под крики гагар на
озере. Вновь почувствовал, как Кто-то или Что-то крадется ко мне по лесу,
подбираясь все ближе. Рождественские праздники остались в прошлом.

Зима выдалась холодной, суровой, снежной, а февральская эпидемия гриппа
жестоко обошлась со стариками Дерри. Многих отправила на тот свет. Точно так
же, бывало, смерч расправлялся со старыми деревьями. Меня болезнь миновала.
В ту зиму я ни разу не кашлянул.

В марте я слетал в Провидено и принял участие в конкурсе кроссвордов
Уилли Венга. Занял четвертое место и выиграл пятьдесят долларов.
Обналичивать чек не стал, но заказал под него рамочку и повесил на стене в
гостиной. Раньше все мои Свидетельства триумфа, как называла их Джо,
украшали стены моего кабинета, но в первые месяцы 1998 года я туда
практически не заходил. Если мне хотелось сыграть с компьютером в "Скрэббл"
или составить кроссворд, я пользовался "пауэрбуком" <одна из моделей
портативного компьютера (ноутбука).>, который ставил на кухонный стол.

Помнится, как-то я раз, включив компьютер и открыв главное меню, я
проскочил программу кроссвордов и подвел курсор к моему старому знакомцу
шестому "Ворду".

И в том момент меня охватили не раздражение и не бессилие, не слепая
ярость (весь этот джентльменский набор я испытал не раз, после того, как
поставил последнюю точку в романе "Вниз с самого верха"), а грусть и тоска.
Пиктограмма шестого "Ворда" внезапно напомнила мне о фотографиях Джо,
которые я держал в бумажнике. Глядя на них, я иногда думал, что готов
продать мою бессмертную душу ради того, чтобы вернуть ее.., и в тот
мартовский день я подумал, что смог бы продать душу, если б вновь обрел
возможность писать.

Так ты попробуй, внезапно зазвучал у меня в голове чей-то голос. Может,
что и получится.

Но я знал, что ничего не получится. Поэтому, вместо того, чтобы открыть
"Ворд", я перекинул пиктограмму к корзине, которая находилась в правом
нижнем углу экрана, и бросил туда. Прощай, дружище.

В ту зиму часто звонила Дебра Уайнсток, и всегда с хорошими новостями. В
начале марта она сообщила, что на август "Обещание Элен" отобрана
"Литературной гильдией" <один из наиболее известных и крупных клубов
"книги-почтой".>, как одна из двух книг месяца. Компанию "Элен" составил
триллер Стива Мартини, еще одного ветерана нижней половины
пятнадцатистрочного списка бестселлеров "Тайме". И моему английскому
издателю, по словам Дебры "Элен" понравилась. Он посчитал, что этим романом
я наконец-то подберу ключ к сердцу британцев (в Англии мои книги всегда
продавались хуже, чем в Америке).

- "Обещанием Элен" ты как бы открыл новое направление в своем творчестве.
Ты с этим согласен? - спросила меня Дебра.

- Такая мысль посещала меня, - признался я, гадая, а что бы сказала
Дебби, узнав, что роман, открывающий новое направление в моем творчестве,
больше десяти лет пылился в банковской ячейке.

- В нем.., даже не знаю, как и сказать.., чувствуется зрелость.

- Благодарю.

- Майк? Что-то с телефоном. Ты куда-то пропал.

Конечно, пропал. Потому что вцепился зубами в руку, чтобы удержаться от
смеха. Потом убрал руку, осмотрел следы от зубов.

- Сейчас слышно лучше?

- Да, намного. А о чем будет новый роман? Хотя бы намекни.

- Ты же знаешь ответ. Дебра рассмеялась.