похмелья. Потом открыл глаза, прикрыв их руками, дал им время привыкнуть к
яркому свету, медленно убрал руки, огляделся. Я лежал в коридоре второго
этажа, под сломанным кондиционером. На нем до сих пор висела записка миссис
Мизерв. У двери моего кабинета на полу стояла моя зеленая "Ай-би-эм" с
вставленным в каретку листом бумаги. Я посмотрел на ноги: грязные. К ступням
прилипли сосновые иголки, один палец поцарапан. Я поднялся, меня качнуло
(правая нога затекла), оперся рукой о стену. Оглядел себя. Те же трусы, в
которых я ложился спать, и вроде бы никаких пятен. Я оттянул резинку,
заглянул внутрь. Крантик на обычном месте, такой же, как всегда, маленький и
мягкий, свернувшийся, спящий в постельке из волос. Если ночью он и буянил,
то не оставил следов.
набивную игрушку, лежащую посреди кровяной лужи. По телу пробежала дрожь.
Даже кошмарным сном это не назовешь, уж очень реальными были ощущения,
совсем как в детстве, когда я, болея свинкой, метался в горячечном забытьи.
боясь, что подогнется затекшая нога. Внизу оглядел гостиную, словно видел ее
впервые, и направился в коридор северного крыла.
решаясь распахнуть ее и войти. Меня сковал страх, а в голове вертелся эпизод
из сериала "Альфред Хичкок представляет". О мужчине, который в приступе
белой горячки душит жену. Приходит в себя, целых полчаса ищет ее и наконец
находит в кладовой, с посиневшим лицом и выпученными глазами. В последнее
время я общался лишь с одним ребенком, играющим в набивные игрушки - Кирой
Дивоур, но она сладко спала в своей кроватке, когда я простился с ее матерью
и поехал домой. Можно конечно думать, что я вновь съездил на Уэсп-Хилл-роуд,
возможно, в одних трусах, что я...
миль...
Если я не сошел с ума, а я полагал, что нет, то они, слушай я их, точно
довели бы меня до дурдома, и очень быстро. Поэтому я протянул руку и толкнул
дверь.
глубоко засел во мне ужас, вызванный ночным кошмаром. Потом я закрыл глаза,
открыл, пригляделся. Смятые простыни, нижняя практически сорвана с матраца.
Я видел атлас обивки. Одна подушка - у дальнего края изголовья. Вторая - у
ближнего изножья. Коврик, связанный Джо, сдвинут в сторону, стакан с водой
на прикроватном столике перевернут. В спальне то ли дрались, то ли
трахались, но никак не убивали. Ни тебе крови, ни набивной игрушки с черным
мехом.
спасибо Бренде Мизерв. Я посмотрел на нижнюю простыню, провел по ней рукой,
потом расправил, зацепил эластичные ленты за края матраца. Великое
изобретение, эти простыни. Если бы Медаль свободы <Высшая награда США для
гражданских лиц, которой награждаются как за существенный вклад в
обеспечение национальной безопасности, так и за достижения в общественной и
культурной жизни. Учреждена в 1945 г. С 1963 г, по решению президента
Кеннеди получила название "Президентская медаль свободы".> присуждали
женщины, а не горстка политиканов, которые никогда в жизни не застилали
кровать и не стирали белье, парень, который придумал такие простыни, точно
получил бы награду. На торжественной церемонии в Розовом саду Белого дома.
Нет и пятен от спермы. Первой я увидеть и не ожидал (во всяком случае,
убеждал себя в этом), а вот как насчет второй? Сон, который я видел, по идее
не мог не закончиться поллюцией: я одновременно трахал двух женщин, а третья
ублажала меня рукой. Я подумал, что этим утром я чувствовал себя примерно
так же, как и после бурных ночей с Джо. Однако если фейерверк был, то где
сгоревший порох?
залитой солнечным светом комнатой. - Или на тропе между домом и студией.
Радуйся, что ты не кончил в Мэтти Дивоур, дружище. Только романа с
молоденькой вдовой тебе и не хватало.
считала, что именно Мэтти Дивоур мне и нужна. Но я не трахался с ней прошлой
ночью, как не трахался с моей умершей женой на плоту, покачивающемся на
воде, и Сара Тидуэлл не гоняла мне шкурку. Теперь, когда я убедился, что не
убивал малышку, мысли мои вернулись к пишущей машинке. Зачем я притащил ее в
дом? С какой стати?
возможно, даже завела любовника: в доме могли обретаться призраки; живущий в
полумиле к югу богатый старик с удовольствием свернул бы мне шею; в подвале,
при желании, я нашел бы несколько набивных игрушек. Но все это отошло на
задний план. Я стоял, залитый падающим через окно солнечным светом, смотрел
на собственную тень, протянувшуюся по полу и захватывающую часть дальней
стены, а в голове у меня крутилось: во сне я сходил в студию моей жены и
принес старую пишущую машинку, и тому есть только одно и единственное
объяснение.
- с ног. Протянул руку, чтобы включить душ, и замер, увидев, что ванна
наполнена водой. То ли я по какой-то причине наполнил ее, когда ходил во
сне.., то ли это сделали без меня. Я хотел вытащить затычку, вновь замер,
вспомнив, как на обочине Шестьдесят восьмого шоссе ощутил во рту вкус
холодной воды. И понял, что жду повторения. Не дождался, вытащил затычку и
включил душ.
***
обдувал ветерок с озера, но не стал этого делать. Раз уж во сне я донес ее
до дверей моего кабинета, значит, и работать мне предстояло в моем
кабинете.., если б я смог работать. А если бы смог, то работал бы при любой
температуре, даже если б воздух прогрелся до пятидесяти градусов (а к трем
часам дня он так и прогревался).
магазина фототоваров "Щелк!". Находился он в Касл-Роке, и каждое лето Джо
покупала там все расходные материалы. Я вставил его в каретку обратной
стороной и шрифтом "курьер" напечатал имена всех дам, с которыми имел дело
прошлой ночью:
изображением Никсона. Вытащил розовый дубликат счета, смял в комок, бросил в
корзинку для мусора. Взялся за штепсель пишущей машинки, вставил в розетку.
Сердце у меня билось сильно и часто, совсем как в тот день, когда я, в
тринадцать лет, поднялся на десятиметровую вышку для прыжков в воду. В
двенадцать я забирался на нее трижды, но потом спускался тем же путем, по
лесенке. Но тут мне исполнилось тринадцать, и пути назад не было: не
оставалось ничего иного, как прыгнуть.
который стоял на вышке над зеленым прямоугольником бассейна, а задранные
кверху лица других мальчишек и девчонок казались такими маленькими...
направляющих. Я едва успел убрать ногу с места его приземления, и с моих губ
сорвался громкий, невеселый сметок. В ящике лежала бумага, полпачки, не
меньше. Углы верхних листов чуть загнулись, так случается, если они лежат
слишком долго. Я тут же вспомнил, что привез с собой целую пачку бумаги,
куда как более новой. Не доставая листы из ящика, я поставил его на место.
То ли с третьей, то ли с четвертой попытки, так дрожали мои руки.
моей тяжестью оно всегда так скрипело. Долго смотрел на клавиатуру, потел,
вспоминал доску на вышке, пружинящую у меня под ногами, голоса стоящих
внизу, запах хлорки и мерный рокот вентиляторов. Я стоял и гадал (не в
первый раз), парализует ли, если войти в воду не под тем углом. Наверное,
нет, но ты мог умереть и от страха. Такие случаи описывались в книге Кипли
"Хотите - верьте, хотите - нет", которая в период от восьми до четырнадцати
лет служила мне основным источником научной информации.
сдержанно, но тут чуть не сорвался на крик: Хватит тянуть резину!
отправил шестой "Ворд" в корзину моего "Пауэрбука". "Прощай, дружище", -
подумал я тогда.
Пожалуйста.
увидел пятна, которые оставили на нем мои потные пальцы, но меня это не
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Быков Василий