порвали все ловушки. Но она бы только отфутболила подобную мысль. Она
считает, что он вполне может пробежать Нью-Йоркский марафон.
"ПО".
мере семь. Семь раз, да?
ребята вроде тебя настолько привыкают врать в своих книгах, что и в реальной
жизни не могут остановиться. Но, ладно. Пол, все нормально. Потому что не
это главное. Выходил ли семь раз, семнадцать или семьдесят - это не главное,
это не меняет дела так же, как не меняет дела и то, что ты мне ответишь.
доносящуюся издалека... как потусторонний голос в облаках.
засмеялся.
и прятали в прямой кишке. Если им удавалось пронести камни незаметно, они
убегали. И знаешь ли ты, что делали британцы, когда ловили их?
из-за сломанного дворника. Если они ловили беглеца, то делали так, чтобы он
мог работать, но не мог больше сбегать. Прием назывался "хромота". Пол, и
это как раз то, что я и собираюсь сделать с тобой. Для моей и... и твоей
безопасности. Поверь, тебе нужно иметь какую-то защиту от самого себя.
Просто запомни, маленькая боль и все будет окончено. Постарайся запомнить и
удержать это в голове.
прорвал туманную пелену наркотика и он открыл глаза. Она поднялась и
стягивала одеяло, обнажая его вывороченные ноги и обнаженные ступни.
можем обговорить все по-хорошему, не так ли?... пожалуйста...
паяльную лампу в другой. Отточенный край топора тускло поблескивал. На одной
стороне лампы виднелась надпись "БенцОмэтик". Она нагнулась еще раз и на
этот раз появилась коробка спичек и темная бутылка. На бутылке была этикетка
с одним единственным словом "Бетадине".
из постели вставать не буду! Пожалуйста! Господи, прошу тебя, не режь меня.
безучастным. Снова взгляд, темная расселина, неприкрытая угольная чернота.
Прежде чем разум его окончательно заблудился в горящем лесу паники, он
понял, что потом у нее останутся лишь смутные воспоминания о том, что она
делала. Такие же смутные воспоминания остались у нее от того, как она
убивала детей, стариков, пациентов в больнице и Эндрю Поумроя.
говорившая, что работала медсестрой десять лет.
лепетание. Он пытался перевернуться, отвернуться от нее, ноги его кричали.
Он пытался вытянуть их, успокоить, увести, колени его пронзительно вопили.
плеснула краснокоричневую жижу на его левую щиколотку. - Еще одну минуточку
и все будет кончено.
правой руки и он увидал, что она по-прежнему носит аметистовое кольцо. Она
полила топорище Бетадином. Он почувствовал этот запах, специфический запах
больницы, всегда предшествующий уколу.
полила другую сторону. Он увидел редкие пятна ржавчины на лезвии, но через
мгновение клейкая жидкость покрыла их.
клянусь тебе я буду хорошим О ЭННИ ПРОШУ ТЕБЯ ПОЗВОЛЬ МНЕ БЫТЬ ХОРОШИМ...
нам обоим
пустым и бесстрастным, отрешенно твердым, правая рука скользнула по рукоятке
К стальному топорищу, левой рукой она ухватилась за нижнюю часть рукояти и
расставила ноги как дровосек.
левой ноги Пола Шелдона прямо над щиколоткой.
ее лицо поперек, напоминая боевую раскраску индейца. Стена тоже была
забрызгана кровью. Он ощутил скрежет металла о кость, когда она высвобождала
топор. На веря, он посмотрел вниз на себя. Простыня становилась
багрянокрасной. Он увидел, как корчатся пальцы ног. Затем он увидел, что она
снова поднимает топор, с которого сбегают капли пурпура. Волосы ее вырвались
из плена шпилек и теперь свободно ниспадали вокруг пустого, отчужденного
лица.
тут до него дошло, что голень его двигается, а ступня нет. Каждое движение
расширяло рану от топора, делая ее похожей на раскрывающуюся пасть чудовища.
Он имел достаточно времени, чтобы осознать, что ступня его теперь держится
только на мышце икры, прежде чем топор опустился снова, точно в разверзнутую
пасть раны, отрезая ногу до конца и уходя глубоко в матрац.
посмотрела на истекающий кровью обрубок, затем нагнулась и подняла коробок.
Загорелась спичка. Затем она взяла паяльную лампу с надписью "БэрнцОмэтик" и
повернула клапан. Светильник зашипел. Кровь стекала по тому месту, где не
было больше Пола Шелдона. Энни аккуратно держала спичку под горелкой.
Раздался фуф. Появился длинный желтый язык пламени. Энни подкрутила клапан и
огонь выровнялся в ровную голубую полосу.
слабый. Нет точки центрального давления. Надо прижечь.
кровоточащий обрубок. Закурился дымок. Сладковато запахло. Когда-то он со
своей первой женой проводил медовый месяц на Гавайях. И этот запах напомнил
ему луау. Запах свиньи, которую доставали из ямы с раскаленными углями, где
она готовилась целый день. Свинья была насажена на палку; прогибающуюся,
черную, обгорелую палку.
вокруг обрубка, который больше не кровоточил. Обрубок был черным, как шкура
свиньи, когда ее вытаскивали из ямы. Элин тогда отвернулась, а Пол изумленно
смотрел, как они снимали шкуру. Они делали это с такой легкостью, словно
снимали свитер в жаркий денек.
ступня дергалась подле. Она вышла и вернулась с его старым приятелем -
желтым половым ведром. Она выплеснула содержимое ведра на огонь.
Стояла и смотрела в смутном оцепенении. Лицо у нее было такое, словно она
услышала по радио, что в Турции или Пакистане во время землетрясения погибло
десять тысяч человек.
внезапно испуганным. А глаза бесцельно забегали, как в тот раз, когда ей
казалось, что огонь его зарождающейся книги выходит из-под контроля. Вдруг
она остановила их в одной точке с видимым облегчением.
пока она шла к двери, они перестали двигаться. Он мог видеть шрам на стопе и
вспомнил, как он наступил на осколок бутылки, когда был совсем еще ребенком.
Это было на Ривьере. Да, кажется именно там, он вспомнил, как он плакал
тогда, а отец сказал ему, что это всего лишь маленький порез, и чтобы он
перестал вести себя, словно ему отрезали ногу целиком. Энни помедлила у
двери и оглянулась на Пола, который визжал и корчился в обугленной,
пропитанной кровью постели, лицо его было смертельно бледным.
виноват.
на этот раз смерть или просто потерю сознания. Он почти надеялся, что это
была смерть. Просто... пожалуйста, чтобы не было больно. Ни боли, ни
воспоминаний, ни страха, ни Энни У ил кз.
собственного голоса, собственных воплей и запах собственного поджаренного
мяса.