Чтение 43–й страницы книги ~Полицейский из библиотеки~

-- Да уж. Все в этом проклятом мире спешат, сломя голову, -- сказал
продавец. Он неуверенно стучал пальцем по клавишам кассового аппарата,
задумчиво и не спеша, как это бывает у одуревших от пьянки или наркотиков.

На прилавке, рядом с электронным дисплеем, где высвечивались итоги
бейсбольных матчей, лежала резиновая лента. Сэм взял ее в руки. "Вы не могли
бы мне это дать?"

-- О чем разговор? -- считай, парень, что это мой подарок, от принца
Пигли-Уигли -- вам. Повелителю Лакрицы, одним дождливым вечером, однажды в
понедельник.

И в тот момент, когда эта резиновая лента оказалась на запястье руки
Сэма (она висела на его руке свободно, как браслет, который был ему
великоват), на здание налетел такой сильный порыв ветра, что в окнах
задрожали стекла. Над головой замигали лампочки освещения. "Вот-те на,
парень! -- сказал принц "Пигли-Уигли", подняв глаза. -- В прогнозе погоды
этого не было. Просто дожди -- так они говорили. -- И он снова посмотрел на
кассовый аппарат. -- Пятнадцать сорок два".

Сэм дал ему двадцатидолларовую купюру, стараясь скрыть досаду. -- Когда
я был мальчишкой, это стоило куда дешевле.

-- Инфляция больше всего бьет по взрослым. Ничего не поделаешь, --
согласился с ним продавец. Он медленно возвращался в то состояние кайфа, в
котором он прибывал до прихода Сэма. -- Ты на самом деле, парень, будешь рад
этой покупке. Ну а я обычно беру добрые испытанные батончики "Марс".

-- Любите их? -- спросил Сэм и засмеялся, складывая в карман сдачу. --
А я их терпеть не могу. Это для кого нибудь другого, но не для меня. -- И он
снова засмеялся. -- Можете считать это подарком от меня.

Продавец тут же заметил что-то в глазах Сэма и неожиданно резко
отскочил от него в сторону, едва не сбив набор игрушечных головорезов,
выставленный на продажу.

Сэм с любопытством заглянул в лицо продавцу и решил не просить у него
пакет для покупок. Он собрал пачки конфет, как придется разложил их по
карманам спортивной куртки, которую не снимал с себя уже целую тысячу лет и
вышел из магазина. Он шел, и каждое его движение сопровождалось ритмичным
шуршанием целлофана в карманах.

5

Нейоми уже села на сидении за рулем и вела машину до самой библиотеки.
Когда она отъехала от стоянки автомобилей у магазина "Пигли-Уигли", Сэм
вынул из сумки книги и остановил на них свой взгляд, полный сожаления и
печали. "Все эти неприятности, -- подумал он. -- Все эти неприятности из-за
просроченного сборника стихов и самоучителя по ораторскому искусству
".--Хотя, конечно, причина вовсе была не в этом. Книги никогда не имели к
этому никакого отношения.

Он снял с запястья резиновую ленту и обмотал ею книги. Потом вынул свой
бумажник, вытащил из уменьшающейся пачки наличных денег пятидолларовую
бумажку и засунул ее под эту ленту.

-- А это для чего?

-- Это штраф, который я должен уплатить за две эти книги и еще за одну.
Его я должен был уплатить давнымдавно за "Черную Стрелу" Роберта Льюиса
Стивенсона. И на этом поставлю точку.

Он положил книги на консоль между двумя (ковшеобразными) сидениями и
вытащил из кармана пачку Красной Лакрицы. Он вскрыл ее, и мгновенно ему в
нос ударил тот знакомый сладковатый запах, сильный, как удар наотмашь.
Поразив обоняние, он сразу направился в мозг, а оттуда тяжелым грузом
провалился в желудок, который тут же собрался в симпатичный крупный кулак.
Очевидно, есть вещи, которые не меняются.

Тем не менее, он продолжал открывать пачки с Красной Лакрицей и
складывать в кучку гибкие, будто бы из воска, длинные конфетки. Нейоми
сбавила скорость, увидев красный свет светофора у следующего перекрестка, а
потом остановила машину, хотя Сэм уже не мог различить ни одной машины из
тех, что проезжали рядом. Дождь, подгоняемый ветром, хлестал по ее
маленькому автомобилю. До библиотеки им оставалось всего четыре квартала.
"Сэм, что это ты все время делаешь?"

А так как он действительно не знал, что это он делает, он сказал:
"Знаешь, Нейоми, если Аделию питает страх, нам надо найти что-то другое --
то, что было бы полной противоположности страху. Потому что тогда это
другое, -- что бы это ни было, -- станет для нее смертельным ядом. Так что
это, по-твоему, могло бы быть?"

-- Видишь ли, я почти уверена, что это не Красная Лакрица.

Он оживленно зажестикулировал: -- А почему ты так уверена? Считают, что
кресты убивают вампиров -- тех, что высасывают кровь, но крест -- это
всего-навсего два металлических или деревянных бруска, перекрещивающихся под
прямым углом: по отношению друг к другу. Кто знает, может быть таким же
действием будет обладать головка салата, если ей придать соответствующий
вид.

Загорелся зеленый огонь светофора. (Свет светофора сменился на
зеленый).

-- Если бы это была головка салата, заряженная энергией, -- задумчиво
проговорила Нейоми, продолжая вести машину.

-- Верно, -- сказал Сэм, поднимая вверх полдюжины длинных красных
конфеток. -- Мне известно только то, что я имею вот это. Может быть, это
смешно и нелепо. Даже вероятно. Но мне все равно. Это -- символ всего того,
чего лишил меня мой Полицейский из библиотеки -- любви, дружбы, чувства
духовного единения. И всю свою жизнь я везде чувствовал себя чужим,
ненужным, и никогда не мог понять почему. А теперь понимаю. Это еще одна
ценность, которой он меня лишил. Раньше я любил эти конфеты. А теперь я едва
выношу их запах. Да это ладно. С этим я разберусь. Но я должен знать, как
мне все это подключить, использовать.

Сэм начал катать между ладоней эти конфеты, постепенно превращая их в
липкий шарик. Сначала он думал, что самым страшным испытанием для него будет
запах красной лакрицы, но он ошибался. Еще страшнее этого была ее текстура:
краска от нее оставалась на пальцах и ладонях, окрашивая их в зловещий
бордовый цвет. И тем не менее он продолжал начатое, останавливаясь только
примерно через каждые тридцать секунд для того, чтобы к этой липкой
размягченной массе добавить очередную конфету.

-- Может быть я слишком резко сужу об этом, -- сказал он. -- Возможно,
противоположность страха -- всего лишь простая, незамысловатая смелость.
Мужество -- вот более красивое слово, если хочешь. Может быть так? Может
быть, все заключается в этом? Может быть именно смелость отличает Нейоми от
Сары?

Она удивилась: -- Иначе говоря, ты хочешь спросить меня, считаю ли я
проявлением смелости то, что я бросила пить?

-- Я не знаю, что я хочу спросить,-- сказал он, -- но мне кажется, что,
по крайней мере, ход мыслей у тебя правильный. Мне не надо задавать вопросов
о смелости; я знаю, что это такое. Страх -- это чувство, которое
ограничивает и исключает всякую возможность перемен. Было ли. то, что ты
бросила пить, проявлением смелости?

-- Нельзя сказать, что я бросила, -- ответила она. -- Алкоголики делают
не так. Они просто не в состоянии делать это именно так. Вместо этого
приходится использовать разные принципы подхода к этому как бы со стороны.
Ограничиваться рамЪами одного дня, не спешить -- тише едешь, дальше будешь,
жить и давать жить другим и прочее. Но в основе всего следующее: нужно
отказаться от убеждения, что можно пить в меру. Этот миф мы сами внушаем
себе, и вот от этого и надо отказаться. От этого самого мифа, вымысла. Вот
скажи мне, что это -- смелость?

-- Конечно. Но, разумеется, не смелость человека в одиночном окопе.

-- Смелость человека в одиночном окопе, -- сказала она и засмеялась. --
Это мне нравится. Но ты прав. То, что я делаю -- то, что делаем мы -- чтобы
удержаться от первой..., это не такая смелость. Несмотря на фильмы типа
"Потерянный уикенд" мне представляется, что в том, что делаем мы, нет
особого драматизма.

Сэм постоянно помнил ту жуткую апатию, которая овладела им там, в
зарослях кустарника около филиала библиотеки города Мент-Луиса, что на Бригз
Авеню, когда над ним так страшно надругались. Надругался человек,
назвавшийся полицейским. В этом тоже не было особого драматизма.
Просто-напросто гнусный обман, вот и все -- гнусная, дикая шутка, которую
разыграл с мальчуганом человек, имевший серьезные проблемы с психикой. И
всетаки Сэм считал, что если все серьезно взвесить, ему относительно
повезло: этот Полицейский из библиотеки мог вообще убить его.

Где-то впереди, сквозь потоки дождя начали просматриваться круглые
белые шары, что означало близость Публичной библиотеки Джанкшн Сити. Нейоми
с некоторым сомнением в голосе произнесла: "Я думаю, что настоящей
противоположностью страха может быть честность. Честность и вера. А что ты
думаешь об этом?"

"Честность и вера", -- спокойно сказал он, как бы взвешивая каждое
слово. И правой рукой он сжал липкий шарик из Красной Лакрицы. "Пожалуй, это
неплохо звучит. Другого и не скажешь. Вот мы и приехали".

6

Светящиеся цифры часов на щитке управления автомобиля были 7:57.

И все-таки они успели приехать к восьми.

-- Может быть, нам лучше подождать, чтобы точно знать, что все ушли и
только после этого мы зайдем туда со двора, -- сказала она.

-- Очень хорошая мысль.

Они подъехали к пустой стоянке, которая была на противоположной стороне
улицы, как раз напротив входа в библиотеку. Сквозь завесу дождя белели едва
уловимые очертания шаров. Более уловимым для восприятия был шорох деревьев:
ветер все еще усиливался. Дубы стонали так, будто видели сны, ужасные,
страшные сны.