Чтение 60–й страницы книги ~Регуляторы~

Синтия смотрит на нее поверх головы Ральфи. В ее глазах появляется
тревога.

- Могут возникнуть проблемы? - спрашивает она.

- Возможно, - отвечает Белинда.

Место Тэка/Время Тэка

В "берлоге", где он провел столько счастливых часов, используя покоренное
воображение Сета, Тэк ждет и слушает. На экране "Зенита" черно-белые ковбои
мчатся по пустыне. В полной тишине. Выйдя из Сета, Тэк выключил звук с
помощью лучшего пульта дистанционного управления - своего разума.

Мальчик находится в ванной комнате, примыкающей к кухне. Тэк слышит
доносящиеся оттуда тихие звуки, те самые, которые ассоциируются у Тэка с
процессом дефекации. Для него отвратительны даже звуки, не говоря уж о самом
процессе, когда кишки сжимаются и разжимаются, выдавливая из себя... Лучше
уж рвота. Раз, и все вышло через горло.

Теперь Тэк знает, что сделала женщина: подсыпала какую-то гадость в
молоко, чтобы растянуть конвульсии кишок во времени. Сколько она насыпала?
Лошадиную дозу, судя по тому, что творилось в кишечнике у Сета перед тем,
как Тэк выскочил из мальчика. Теперь ему понятно.

Тэк поблескивает искорками в самом темном из верхних углов. Тэк Жестокий,
Тэк-Деспот. Искорки пульсируют и медленно вращаются вокруг друг друга. Тэк
не может слышать тетю Одри и Маринвилла даже с выключенным телевизором, но
он знает, где они. У входной двери. Когда они перестанут разговаривать и
войдут, Тэк их убьет, мужчину первым, чтобы пополнить запасы энергии (когда
Тэк находится вне мальчика, его энергия тает на глазах), тетю Сета - за то,
что она пыталась сделать. Тэк воспользуется и ее энергией, но умирать она
будет медленно, от своей же руки.

И мальчик понесет наказание за то, что посмел выступить против Тэка. Он
будет лицезреть смерть своей тети.

Однако Сета Тэк уважает. Он был достойным соперником. Только таким может
быть сосуд, способный вместить Тэка. С того момента, как вчера к ним в дом
заглянул этот алкоголик, Тэк и мальчик разыгрывают партию в покер, совсем
как Лаура и Джеб Мердок в "Регуляторах". Теперь все ставки сделаны и
осталось только открыть карты. Тэк знает, что он выиграет. Разумеется,
выиграет. Его соперник всего лишь ребенок. Пусть с неординарными
способностями, но ребенок. А ребенок не может продумать все до конца, где-то
обязательно даст промашку. Тэк знал, что Сет хочет заставить его покинуть
тело, но ему не было известно, каким образом он попытается это сделать, и
мальчик, надо признать, преподнес ему сюрприз, неприятный сюрприз. Но и Тэк
знает, чем удивить мальчика.

Сет не верит, что Тэк может войти в него, пока он опорожняет кишечник
(как же это отвратительно) в маленькой комнатке, примыкающей к кухне.

Сет ошибается. Тэк может войти. Это неприятно, более того, даже
болезненно, но он может. Однако откуда ему знать, что Сет не видит его
последнюю карту, как смог увидеть некоторые из тех, которые были у Тэка,
хотя он прилагал все усилия, чтобы скрыть их?

Но ведь Сет позвал свою любимую тетушку, чтобы она помогла ему выбраться
из дома.

И когда его любимая тетушка наконец перестанет колебаться на крыльце и
войдет, она.., ну...

Будет отрегулирована.

Полностью отрегулирована.

Красные искорки в углу под потолком начинают вращаться быстрее,
вдохновленные этой идеей.

Безнадега,
Главная улица/Время регуляторов.

- Я же сказала, что мы должны войти прямо сейчас. Или вы меня не
слышали?

Джонни кивает. Ни он, ни Одри не видят, как Кэмми Рид пересекает улицу,
двигаясь от церкви, в которую превратилось загородное убежище Джонни
Маринвилла, к развалинам, место которых на Тополиной улице занимал дом Брэда
и Белинды. Кэмми идет крадучись, пригнувшись, с "ремингтоном" в руке.

- Слышал, но сначала вы ответите еще на один вопрос, Одри.

- Какой? - Она почти кричит. - Ради Бога, какой?

- Может Тэк впрыгнуть в кого-то еще? К примеру, в вас или в меня?

На лице Одри отражается облегчение.

- Нет.

- Откуда такая уверенность? Вам сказал Сет? Джонни уже думает, что не
услышит ответа, но не потому, что Одри спешит добраться до мальчика, пока
тот еще на горшке. Джонни кажется, что вопрос раздражает ее, потом,
приглядевшись, он понимает, что ей стыдно.

- Сет мне этого не говорил, - отвечает Одри. - Я знаю об этом, потому что
Тэк пытался проникнуть в Херба. Чтобы.., вы понимаете.., поиметь меня.

- Тэк хотел заняться с вами любовью, - кивает Джонни.

- Любовью? - Она едва сдерживается. - Нет. О нет. Понятие любви Тэку
недоступно, он не знает, что такое любовь. Тэк хотел оттрахать меня, ничего
больше. Когда же он понял, что не может использовать для этого Херба, Тэк
убил моего мужа. - Слезы уже бегут по ее лицу. - Если Тэк чего-то хочет, он
не отступается... Что он сотворил с Хербом... Представьте себе, что
случилось бы с башмачком Ральфи Карвера, если б вы захотели натянуть его на
свою ногу. Если б вы засовывали и засовывали в него ногу, не обращая
внимания на боль, не замечая ее, охваченный желанием носить этот башмачок,
ходить в нем...

- Понятно. - Джонни смотрит вниз по склону, ожидая увидеть там
космофургоны. Потом он бросает взгляд вверх, но не видит ничего особенного.
Кэмми спряталась в тени опасно накренившегося отеля. - Смысл я уловил.

- Так мы можем войти? Вы готовы войти? Или вы боитесь?

- Нет, - вздыхает Джонни.

Джонни протягивает руку к железному кольцу на двери, сколоченной из
толстых досок, но рука проходит сквозь него. Под кольцом оказывается обычная
ручка. Когда Джонни хватается за нее, из-под досок проступает современная
дверь, она постепенно замещает ту, которую он поначалу видел. Джонни
открывает дверь. В темной комнате стоит затхлый запах грязного белья. Лунный
свет проникает в комнату, и глаза Джонни быстро привыкают к полумраку. То,
что он видит, напоминает ему изредка появляющиеся в журналах истории о
пожилых миллионерах-затворниках, которые последние годы проводят в одной
комнате, собирая книги и журналы, разводя кошек или собак, накачиваясь
таблетками и питаясь консервами.

- Быстрее, быстрее, - торопит Одри. - Сет в ванной комнате, примыкающей к
кухне.

Она протискивается мимо, на ходу берет Джонни за руку и ведет в гостиную.
Стопок книг и журналов нет, но ощущение царящего здесь затворничества и
безумия нарастает. Пол весь в липких пятнах от пролитых соуса и газировки.
На стенах детские рисунки: стрельба, убийства. Они напоминают Джонни о
недавно прочитанном романе "Кровавый меридиан".

Уголком глаза он улавливает движение слева от себя, поворачивается с
гулко бьющимся сердцем, но видит не целящихся в него ковбоев или мрачных
инопланетян, даже не маленького мальчика, бросающегося на него с ножом, а
всего лишь пульсирующее мерцание. От телевизора, решает Джонни, хотя звука
нет.

- Нет. - шепчет Одри, - туда не ходите.

Она ведет его к дверному проему, расположенному прямо перед ними. Из него
на запятнанный кровью ковер падает прямоугольник света. В тех строениях, что
появились на месте Тополиной улицы, электричества еще нет, но в этом доме
его в достатке.

Теперь Джонни слышит натужные звуки вкупе с тяжелым дыханием. Звуки эти
вполне человеческие, их причина более чем понятна: у человека, сидящего на
унитазе, расстройство желудка. И несет его по полной программе.

Когда они входят в кухню, Джонни оглядывается, и тут ему приходит в
голову мысль, а не заслужили ли обитатели Тополиной улицы то, что с ними
произошло? "Одри жила в таком ужасе Бог знает сколько времени, а мы ничего
не знали, - думает он. - Мы - ее соседи, мы все послали ей цветы после того,
как ее муж сунул в рот дуло ружья и нажал на спусковой крючок. Большинство
из нас пошли на похороны (сам Джонни был в то время в Калифорнии, выступал
на конференции детских библиотекарей), но мы ничего не знали".

На столе коробки, пустые стаканы, банки из-под газировки. Джонни видит
высокий кувшин с остатками шоколадного молока, рядом с ним недоеденный
сандвич Тэка. Раковина завалена грязной посудой. За сушилкой лежит
пластиковая бутылка с моющей жидкостью, должно быть, купленная еще при жизни
Херба Уайлера. У горлышка бутылки застывшее зеленое озерцо. На кухонном
столике та же грязная посуда, выдавленный тюбик из-под горчицы, крошки,
аэрозольный флакон со взбитыми сливками, две пластиковые бутылки с кетчупом,
одна практически пустая, вторая едва начатая, открытые коробки из-под пиццы
с валяющимися в них засохшими корками, обертки от печенья, мешок из-под
"Доритос", надетый на пустую бутылку пепси, как использованный презерватив.
И везде комиксы. По мотивам "Мотокопов 2200". Кукурузные хлопья рассыпаны по
обложке, изображающей Касси Стайлз и Охотника Снейка, стоящих по колено в
болоте и стреляющих в графиню Лили Марш, которая атакует их на реактивном
скутере. В дальнем углу - груда мешков с мусором, ни один не завязан, от них
исходит пренеприятный запах. На всех банках улыбающаяся физиономия "Шефа
Бойярди". Сковородки на плите измазаны томатным соусом "Шефа". На
холодильнике стоит пластмассовая статуэтка Роя Роджерса , сидящего на верном Триггере. Джонни без
труда догадывается (об этом можно и не спрашивать), что статуэтка подарена
Сету его дядей. Возможно, он хранил ее с детства в какой-нибудь коробке на
чердаке.

За холодильником - полуприкрытая дверь, из зазора на грязный линолеум
тоже ложится световой прямоугольник. На двери Джонни читает: