террористов? -- решили, что не похожи, и исчезли.
вагоне появились таможенники. Мы поняли это по тому, что все как-то
задвигалось и задышало. Двери в коридор были открыты, мы слышали, как люди
останавливались, заходили в купе, выходили, шли дальше. До нас доносился
тихий звук разговора, но слов разобрать было невозможно. Так они добрались
до соседнего купе, где негр был сейчас один -- мы все собрались вместе. Там
они, кажется, даже прикрыли дверь, кажется, задержались дольше, чем у
других. Но может быть, это казалось нам тогда, это были как раз те минуты,
которые кажутся вечностью.
тщательный досмотр и только, все-таки ехал не человек из Союза, иностранец.
Что они там досмотрели, не знаю, скорее всего -- ничего, потому что, когда
поезд тронулся дальше, негр спокойно лежал на своей левой верхней полке.
Я окинула взглядом наши чемоданы -- неужели их придется раскрывать?
рубли один к шести. Сейчас, когда в беснующемся бывшем Союзе доллар стоит
сто-сто пятьдесят, а то и все двести рублей, этот курс кажется нам
невозможно низким, так не бывает, а тогда он только подскочил в десять раз,
и мы считали, что с нас сдирают шкуру.
богатства.
деньги -- в ту страну. Вася был другого мнения, он знал больше нашего и не
поверил или сделал вид, что не поверил, что у нас нет с собой денег из
страны исхода. Но он заботился о том, чтобы весь свой нелегальный груз мы
провезли благополучно, ему за это заплачено. И Вася дал нам наставление:
осталось. Лучше положите на стол.
дать еще одну взятку на этой земле.
провезли через границу, в Будапеште, в коридоре гостиницы, где ждали
самолет, мы поменяли их на форинты. Последних хватило на маленький пакетик
довольно вкусных конфет, мы съели их сразу же. Это был первый кутеж за
границей.
стояли в дверях. Странно, но мы не расслабились, было какое-то непонятное
ощущение, так бывает, наверное, когда ждешь сильного удара и внутренне
сжимаешься, а удар оказывается неожиданно слабым.
купе последнее.
это у него такая манера -- он умеет шутить, не улыбаясь.
разрешалось. Поезд тронулся, нас куда-то недолго везли, потом состав толкали
вперед, назад и снова вперед, затем подняли странно легко и аккуратно
опустили. Мы поняли, что нас переставили на узкоколейку западных дорог.
белую вязаную шапочку сына. Господи, какой ты умница, что разыскал нас в
этом тупике. В темноте я пыталась рассмотреть родные черты.
Васе.
текла чужая земля, и было как-то тупо-тревожно.
вещи. Когда все уже лежало на перроне, я оглянулась. Вася стоял у вагона,
спокойный и усталый, наблюдая за тем, как выносили вещи.
так серьезно, что даже неудобно было улыбнуться.
Мы поворачиваем головы вслед за ним. Справа в лучах солнца сверкает снежная
вершина Хермона, перед нами -- рукой подать, минута ходьбы, шоссе перейти --
уходят в небо и вдаль извивы гор, одетые в зелень сосен и кипарисов. Все уже
виденное, облюбованное нами, но мы снова смотрим на это чудо -- глазами
нашего гостя. Кра-асо-та-а!
набирает. Мы уже навосторгались воздухом, но невольно делаем то же самое.
а может, млеет от кислородной сытости. Если есть кислородное голодание, то,
наверное, возможна и сытость. Но оказывается, он просто нам немного
завидует:
этажей, сбоку, правда, поменьше -- пять. И через дорогу -- коробки, коробки.
окраине городка, где живет, а теперь городок разросся, дом окружили местные
небоскребы. За нас он, конечно, рад, но обидно за себя, за свое неудачное
местожительство.
еще можно купить.
поближе, переместили вид на Хермон, лес и горы, перекачали свежий воздух...
химических заводов. Любуйся на какой пожелаешь из восьми этажей. Можешь на
все восемь сразу.
ничего ему не давали, кроме лопаты в руки, работал тяжело, страну строил,
себе дом строил. А мы? Где-то воздвигали светлое будущее, то, что соорудили,
рухнуло, мы сели в самолет... Прошло всего четыре года (или целых четыре
года!), но все-таки не более, чем четыре года, а мы здесь, на высоте, перед
нами горы в лесах, справа Хермон. Будем воспитанными хозяевами, не станем
кичиться своим богатством.
перекрестка и спуститься чуть-чуть по ущелью, открывается дивная гряда гор,
из которой выступает двуглавая красавица. Ущелье, правда, давно покрыто
асфальтом, теперь это горная дорога, шоссе, по нему мы ходим пешком в город,
в центр. Когда мы спускались здесь в первый раз, гора приворожила меня, я не
могла оторвать от нее взгляда. И каждый раз, идя по этой дороге, я смотрю и
смотрю на странной красоты седловину, на две вершины, от которых вправо и
влево, как полуопущенные крылья птицы, лежат горы. Все это день ото дня
разное, другое. На фоне синего неба гряду видно четко и она особенно
прекрасна. Иногда эта огромная дивная птица купается в облаках и кажется,
что она парит. В ненастный день из-за гряды поднимаются черные тучи,
клубятся и растут, и движутся на нас, и мы идем им навстречу, охваченные
удивительным чувством причастности к чему-то непонятно высокому. Я и не
пыталась разобраться, отчего у меня перехватывало дыхание, и вдруг узнала,
что это и есть знаменитая святая гора, здесь жили великие праведники.
двуглавая красавица теперь входит в наши владения.
возможно, в нашем древнем языке и выражения такого нет, а слова, которые он
произнес, нам незнакомы, многих слов на иврите мы еще не знаем, но жест,
сопровождающий фразу, и выражение лица понятны без перевода: "Устроились в
тепленьком местечке". Ну, а что такое "тепленькое местечко", как не широкая
грудь Господина вселенной?
Русанов Владислав
Корнев Павел
Контровский Владимир
Перумов Ник
Афанасьев Роман
Контровский Владимир