ночи, который будет продолжаться бесконечно, лишь бы на нем было достаточно
тьмы... в безграничный круг радости, не обрамленный усталостью,
разочарованием, обрывками бумаги, пляшущими на ветру...
не осуществленное желание... на что же решиться?.. я шарю, пытаясь найти
его... нет, ничего не выходит... эта тьма, в которой я шарю, в конце концов
оказывается моим нутром... моей собственной картой, отпечатавшейся в моем же
мозгу... тот, кто сейчас стоит, - это я сам, а не он... откровенно говоря,
стоять я должен не здесь, а скорее у забора стройки, которая видна из
квартиры моей жены... а вместо этого я стою здесь и дрожу, рыская взглядом
по окнам совершенно чужого человека, ничем со мной не связанного, за
исключением того, что он случайно оказался заявителем... может быть, и то
место, где сейчас стоит он, не отмечено на его собственной карте, и он стоит
под окном, которого я даже не могу себе вообразить... в том месте, до
которого не добраться никому, кроме него, спит ли он, бодрствует ли, смеется
ли, плачет ли, сердится ли, грустит ли, отчаивается ли, веселится ли,
наживается ли, страдает ли от зубной боли, дрожит ли от страха, дымит ли,
как пустая сковорода на огне, покрывается ли гусиной кожей, витает ли в
облаках, топчется ли на месте, летит ли стремительно в пропасть, углубляется
ли в подсчет наличности, предается ли воспоминаниям, строит ли планы на
завтра, мучается ли от кошмара одиночества, рвет ли на себе волосы в
раскаянии, наконец, смотрит ли затаив дыхание, как сочится кровь из глубокой
раны...
карте, я иду по своей собственной, собираясь преследовать его, я преследую
себя. И вот я застываю, точно примерзаю к месту... нет, не только из-за
холода... нет, не только из-за опьянения... нет, не только из-за стыда...
замешательство превращается в беспокойство, беспокойство превращается в
страх... мой взгляд следует до угла дома номер три, бегает вверх и вниз,
возвращается назад и начинает считать здания... еще раз... снова и снова...
точно сумасшедший, он мечется по зданию сверху вниз и снизу вверх... нету!..
нету лимонной шторы!.. в том месте, где должно быть лимонное окно, висит
штора в бело-коричневую продольную полосу!.. что же случилось?.. если я хочу
знать, достаточно пройти вперед еще тридцать два шага, подняться по лестнице
и позвонить у двери слева на втором этаже, но... я уже не в силах...
поскольку так изменилась штора, тот, кто меня встретит, будет отличаться
настолько же, насколько лимон отличается от зебры... а вдруг и в самом деле
это полосатая штора - условный знак, оповещающий о его возвращении?.. ну а
если произошла та самая невероятность, о которой я недавно говорил, ни на
минуту не допуская возможности подобной невероятности: прочитав в вечернем
выпуске газеты о том, что случилось с ее братом, он возвратился? Какой
банальный конец... поразительная быстрота... точная и понятная карта...
диалог, неотличимый от монолога... ну что же, все разрешилось безболезненно,
и теперь можно с легким сердцем отступиться от этого дела, не блуждая
мысленно в потемках и не гоня от себя противную мысль, что не удается
похвастаться своими успехами...
если у меня и было тайное желание, чтобы дело это продолжалось вечно, со
смертью ее брата источник поступления средств иссяк, и, что бы там она ни
говорила о своих сбережениях, вряд ли стоило и дальше продолжать эти почти
безнадежные розыски. И, как бы я ни старался, в оставшиеся три с половиной
дня до истечения срока договора результаты все равно будут ничтожны... у
меня нет оснований быть недовольным... достаю из машины чемоданчик -
выходит, такой крюк я делал ради него - и возвращаюсь той же дорогой, по
которой пришел. Темная дорога... слишком темная дорога... последний раз
оборачиваюсь на этот неприятный, совсем не подходящий полосатый рисунок.
Мимо идут, подняв плечи и съежившись от холода, немолодые супруги. За руки
они ведут школьника в форме, который трещит без умолку. Спустившись вниз,
направляюсь к станции метро. У ярко освещенного входа в метро мелкие обрывки
бумаги, точно наперегонки, влетают внутрь. Быстро управляюсь с ужином, взяв
в дешевой столовой по соседству с метро рис с яйцом. Хотя еще середина зимы,
огромная муха пытается вскарабкаться на абажур лампы. Она без конца
соскальзывает и каждый раз снова начинает карабкаться. Но беспокоиться
нечего. Видимо, муха лучше меня ориентируется в сезонах.
ДОНЕСЕНИЕ
буду вести тайное наблюдение за кафе "Камелия", поскольку имею сведения, что
там без разрешения занимаются посредничеством в устройстве шоферов такси на
временную работу. Если это подтвердится, то спичечный коробок из "Камелии",
оставшийся после пропавшего без вести, его истертость, лежащие в нем спички
с разноцветными головками - все это приобретает огромное значение. Кроме
того, необходимо повторно расследовать обстоятельства, связанные с
объявлением о приглашении на работу шофера, помещенным в упоминавшейся
спортивной газете. Утверждение хозяина кафе, что это было объявление о найме
шофера для собственной машины, следует, естественно, рассматривать как
отговорку с целью запутать следы. Весьма вероятно, что объявление служило
особым условным сигналом для шоферов, специализирующихся на временной
работе. (Например: величина и расположение иероглифов извещают о
возобновлении работы после налета полиции или указывают на изменение
условного места встречи - другими словами, отнюдь не исключено, что
объявление имеет скрытый смысл.) Это, конечно, не означает, что таким
образом наверняка удастся напасть на след пропавшего. В настоящее время в
городе насчитывается до восьмидесяти тысяч шоферов такси, и, поскольку
пятнадцать тысяч из них, то есть примерно двадцать процентов, не имеют
постоянной работы, вполне можно предположить существование значительного
числа аналогичных посреднических контор. Однако пока нет достаточных
оснований считать "Камелию" той нитью, которая поможет напасть на след
пропавшего. Такова причина, заставившая меня вести тайное наблюдение за
"Камелией". Благоприятствует и то, что шофер Томияма - человек весьма
уважаемый - некоторое время сам активно прибегал к услугам посредничества,
которым занимаются в "Камелии", и, хотя он не снабдил меня необходимыми
рекомендациями, воспользовавшись его именем, я смогу получить нужные мне
сведения.
x x x
двенадцать минут, чтобы четырнадцатое число, которое я указал, наступило. А
до рассвета остается еще больше шести часов. Подготовка, пожалуй, слишком
длительная, и не потому, что я уподобляюсь школьнику, отправляющемуся на
экскурсию, или просто занимаюсь безответственной болтовней наподобие Тасиро.
Сколько бы я ни ждал - шесть часов или десять, - содержание моего донесения
не изменится. Кроме того, у меня и в мыслях не было, что я скоропостижно
скончаюсь в течение этих шести часов, а если еще принять во внимание, что
завтра сразу же после посещения "Камелии" я надеялся попасть к женщине, то
мое донесение - не что иное, как пропуск, превосходящий любой самый лучший
оправдательный документ. Что за сигнал - эта отвратительная полосатая штора?
Я обязан преодолеть барьер. Во всяком случае, урожай, который я смогу
вобрать на месте, в лучшем случае ограничится, видимо, несколькими
строчками, и испытывать стыд у меня нет никаких оснований. Это так же ясно,
как то, что день сменяет ночь...
служила мне только для сна, и ночь наступала с опозданием, и светало с
опозданием. Ставлю будильник на без чего-то пять, старательно завожу и
отодвигаю подальше, на подоконник, чтобы не удалось дотянуться до него
рукой, включив радио, заглушаю стук костяшек маджана, доносящийся со второго
этажа, залезаю под одеяло, залитое вином и пахнущее мной сильнее, чем я сам,
ставлю около подушки его фотографию и рядом одну из полученных у Тасиро, на
которой чувственность девушки ощущается особенно отчетливо, и, прямо из
бутылки потягивая виски, сосредоточиваю все свое внимание на связи между
этими двумя фотографиями.
увлекающихся. Кожа на лице кажется негладкой, и не столько из-за
неровностей, сколько из-за пятен, которыми она покрыта. Видимо, он подвержен
аллергии. Правый глаз излучает волю, а левый, с опущенным внешним углом,
какой-то вялый, немигающий, грустный, как у некоторых собак. То же
впечатление производит и тонкий нос, слегка искривленный влево. Четкие губы,
словно очерченные по линейке. Верхняя губа, тонкая, нервная, нижняя -
пухлая, спокойная, на левой щеке несколько невыбритых волосков. Прежде его
лицо казалось мне лицом делового человека, но этой ночью - состояние, что
ли, у меня такое - я нахожу и некоторые черты мечтателя. Я не чувствую к
нему ни враждебности, ни предубеждения, но никак не верится, что этот
человек может и в самом деле появиться и заговорить со мной. Выражению его
лица больше всего подходит нынешнее состояние, будто он специально родился,
чтобы существовать в виде отпечатка на фотобумаге. Наискось прорезающая фон
светлая полоса. Может быть, это часть строения, отсвечивающего на солнце, а
может быть, и платная скоростная автострада.
ягодицы на совершенно черном фоне. Они кажутся огромными, потому что
занимают весь кадр, но тем не менее выглядят скорее изящными. Формой они
напоминают что-то. Да, конечно, плод мушмулы... бледной мушмулы несколько
необычной формы... гибрид мушмулы и груши... видимо, потому, что кусок
материи, постеленной на пол, не особенно черный, нижняя часть видится
зеленоватыми прозрачными полушариями... они глубоко западают внизу и резко
выдаются в конце позвоночника... во впадине явственно ощущается испарина...
верхняя часть непрозрачно белая с едва заметным розоватым оттенком... эту
Ларссон Стиг
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Скальци Джон
Белов Вольф
Шилова Юлия