Чтение 46–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

- Где? Ты не выдумываешь, Илько?

Мне хотелось верить, но я не верил. Я хотел быть счастливым и боялся, что
мое счастье сейчас же рассеется.

- Да, да, да, - торопливо говорил Илько. - Только не нашел, а узнал о нем.
Здесь есть человек из команды "Ольги". Я был у уполномоченного, и этот
уполномоченный мне говорил, что есть такой человек.

Я все еще не верил в то, что говорил Илько.

- Какой уполномоченный? Где тот человек?..

- Уполномоченный, который пушнину принимает, - объяснял Илько. - А где тот
человек, так уполномоченный и сам сейчас не знает. В Белушьей он не живет.
Живет где-то далеко, охотится и сюда приезжает.

- А когда он приедет?

- Не знаю, и уполномоченный не знает.

- А может быть, уполномоченный перепутал что-нибудь, - сказал я с тревогой.

- Не знаю, только зачем ему перепутывать.

- А уполномоченный не сказал, как зовут того человека?

- Уполномоченный не сказал.

А вдруг это отец! Только зачем он стал бы оставаться на Новой Земле? Ведь
после войны и революции немало пароходов подходило к острову. Можно было
давно уехать на Большую землю, в Архангельск, домой.

- Илько, поедем скорее к уполномоченному, - позвал я. - А то шторм утихнет,
и "Октябрь" уйдет отсюда. Неужели мы так и не повидаем этого человека?

Уполномоченный по приемке пушнины жил в небольшом деревянном домике. С
трепетом входил я в этот домик.

В квадратной комнате с одним и тоже квадратным окном сидел за простым
столом пожилой лысый человек и читал какие-то бумаги.

- Ничего они там не понимают, - бормотал он сердито. - План... Как это
план? Пусть приезжают сами, а я считать тюленей не могу. И песцов на воле
здесь еще никто не считал. Сколько напромышляем, столько и будет. А то,
видите ли, план им нужен!

Этот сердитый человек и был уполномоченным.

- Дядя... товарищ... - начал Илько. - Товарищ...

- Ну, Турков, - подсказал уполномоченный.

- Товарищ Турков, а когда этот человек, о котором вы говорили, приедет сюда?

- Это Николай-то, что ли?

Я даже вздрогнул. Моего отца звали Николаем.

- Чего не знаю, того не знаю, - продолжал уполномоченный. - Он другой раз
по три-четыре месяца не показывается. А в последний раз был с месяц назад.
О пароходе справлялся. Должно быть, на Большую землю собирается. Может,
теперь и подъедет, если о пароходе вашем услышит. А зачем он вам?

Мы рассказали уполномоченному об "Ольге" и о моем отце.

- Я-то всего два года здесь и мало чего знаю. Николая я тоже не
расспрашивал.

- Вы фамилию его не помните? - спросил я, цепенея.

Силясь припомнить, Турков хмурил брови и ожесточенно натирал ладонью лоб.

- Нет, забыл. Как-то вылетела из головы. Вертится на языке, а не дается. Не
помню.

- Случайно не Красов? - опять спросил я.

- Некрасов? Нет, это такой поэт был, Некрасов. Мальчонкой стихи его
наизусть учил...

- Да нет, - нетерпеливо перебил я. - Красов, а не Некрасов.

- Красов? - уполномоченный отрицательно помотал головой. - Нет, у него
другая фамилия. Вроде на букву "гы", и какая-то вроде не наша, не русская.

- И он вам говорил, что попал на Новую Землю с судна под названием "Ольга"?

- Говорил, что был в какой-то экспедиции.

Нам ничего не оставалось делать, как поблагодарить уполномоченного,
попрощаться с ним и отправиться к себе на пароход. Туркова мы попросили
сразу сообщить нам, как только "этот человек", Николай, приедет в Белушью.

- Он и сам к вам на пароход приедет, - сказал Турков. - Если ехать
собирается, как же ему не быть у вас! К нам ведь за всю навигацию пароход
только два раза приходит. А бывает, и один раз. Иначе с Новой Земли и не
выберешься.

Вся история с таинственным Николаем казалась мне выдумкой. Видно,
уполномоченный что-то напутал. Прежде всего было непонятно, почему этот
человек так долго жил на Новой Земле. Может быть, он хотел обогатиться на
зверобойных промыслах и вернуться на Большую землю с состоянием? Может
быть, когда он уходил в экспедицию, у него не оставалось никаких
родственников и его не тянуло на Большую землю? Или этот человек скрывает
тайну гибели "Ольги" и ее экипажа?!

Чем дольше и мучительнее я об этом думал, тем сильнее мне хотелось
встретить этого загадочного Николая. Пусть он даже никогда не видел
"Ольгу", я бы по крайней мере успокоился. И все-таки тревожная мысль - "А
вдруг..." не покидала меня ни на минуту.

Из-за штормовой погоды "Октябрь" еще два дня простоял у Новой Земли. Я
пользовался каждым случаем, чтобы побывать у уполномоченного Туркова и
узнать: не приезжал ли таинственный Николай.

- Не был, не был, - неизменно отвечал Турков. - Надо думать, далеко он,
может статься, и не приедет скоро.

Вечером накануне отхода мы с Илько еще раз пошли к Туркову. Погода
налаживалась, и было уже точно известно, что завтра утром "Октябрь"
поднимет якоря.

Я шел на этот раз уже без всякой надежды

В тесной и низкой каморке Туркова было накурено.

- Ага, вот, ребята, и дождались, - весело сказал уполномоченный. - Это
Николай, который вам нужен. Знакомьтесь!

У стола сидел и дымил огромной трубкой бородатый плечистый человек. Как и
хозяин комнаты, он был лысый. Но обросшие виски и затылок свидетельствовали
о том, что человек этот давно не стригся. Он казался каким-то первобытным и
напоминал мне почему-то Робинзона Крузо, хотя я знал по картинкам, что
знаменитый герой из книги Дефо не был лысым.

Перед гостем Туркова на столе стоял стакан с недопитым крепким до черноты
чаем.

- Вы правда были в экспедиции на "Ольге"? - спросил я тихо.

- Был, - ответил незнакомец. - Потом прожил здесь десять лет, а теперь на
Большую землю собираюсь.

- У меня отец там был матросом. Помните, Красов по фамилии?

- Как же не помнить! Красов, да. Хороший был человек. Жалко. Там у нас все
хорошие были. Вечная им память!

Николай широко перекрестился.

- А вам как фамилия? Вы тоже были матросом?

- Матросом. А фамилия моя - Грисюк. С Украины я. Только родных у меня
никого нет. Ни на Украине, ни в Архангельске.

- Вот видите, Грисюк, - оживился Турков. - А я никак не мог вспомнить.
Помню, на "гы" букву, нерусская фамилия. Чего же вы стоите, ребята?
Присаживайтесь!

- Расскажите про "Ольгу", - попросил я.

- Чего же рассказывать! Давно это было, десять лет. Ушла "Ольга" дальше на
север и ни слуху ни духу. Когда "Ольга" во льдах была, нас троих отправили
на Новую Землю, на всякий случай готовить стоянку. Потом я своих товарищей
потерял. Двинулся на юг. Были у меня лыжи, ружье и собака. Горя натерпелся.
А потом обжился, охотился и так прожил тут все это время.

- Значит, вы так совсем и не знаете, где и как погибла "Ольга"?

- Да ведь как узнаешь! Не вернулась - значит, затерло ее окончательно
льдом, ну и раздавило. Народ вот жалко, хорошие были моряки. - Грисюк снова
перекрестился и встал. - Царство им небесное.

- А ведь двое-то спаслись, это, наверное, ваши товарищи, которые с вами
остались, - сообщил я. - Один матрос, Платонов, из Мурманска, рассказывал.

Грисюк вопросительно посмотрел на меня.

- Спаслись, говоришь? А я не слышал. Да и где же мне слышать, когда я
первые два года и людей-то не видел. Совсем одичал. А теперь новая власть,
пролетарская, наша. Можно и на Большую землю выбираться.

Некоторое время мы молчали. Я смотрел на Грисюка и никак еще не мог
поверить, что вижу товарища своего погибшего отца.

- А мой отец, Красов, тогда не болел, не помните? - спросил я.

- Нет, здоровый был, - ответил Грисюк с улыбкой. - Как сейчас помню, мы с
ним прощались, обнялись, значит...

- А что он сказал? Говорил что-нибудь?

- Говорил, как же, говорил. Если что, мол, худо будет, то просил, чтобы не
забывали его...

- Я его не забыл, - сказал я с грустью. - Я его помню. И мама и дедушка его
всегда помнят.

Хотя никаких подробностей о гибели отца я от Николая Грисюка не узнал, все
же мне было приятно встретить человека с "Ольги".

Он знал и помнил отца, прощался с ним, обнимал его при расставании. В
Архангельске нужно обязательно повести Грисюка домой. И мама и дедушка
очень обрадуются.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
"ОКТЯБРЬ" МЕНЯЕТ КУРС

Рано утром "Октябрь" покинул Белушью губу.

Ветер совсем стих. Только широкие гладкие волны мертвой зыби накатывались к
правому борту парохода. Было пасмурно, и океан казался однообразно серым и
холодным.

Пассажиров на "Октябре" было мало.

Николай Грисюк привез на пароход два огромных мешка, вероятно, с пушниной,
совик и отдельно увязанную шкуру белого медведя.

- Царь Заполярья, - сказал Грисюк, бросая шкуру на палубу. - Много он мне
хлопот доставил, много песцов из моих ловушек повытаскивал. Все-таки я
выследил и прикончил его заполярное величество!

Я представил, как Грисюк охотился за медведем. Это была опасная охота.
Николай был, конечно, опытный и меткий стрелок.