организм не выдержит...
в нее входили бледный, плосколицый, неопределенного возраста человек,
одетый в обычное кимоно, но сильно смахивающий на буддийского монаха, и
совершенно седой, пожилой мужчина. Из штаба им придали трех помощников для
сбора материалов и технической работы. Иногда премьер, несмотря на крайнюю
занятость, приезжал и просиживал с учеными до утра. В таких случаях
Куниэде приходилось их обслуживать. Когда он входил с чаем или легкой
закуской, создавалось впечатление, что у старика Ватари просто собрались
гости - сидят, неторопливо беседуют о садовых деревьях, о керамических
чашках для чайной церемонии. А один раз премьер и старик весело смеялись:
кто-то смешно рассказывал о своей заграничной поездке. Чем же эти люди
занимаются? - не раз задумывался Куниэда. Отнюдь не казалось, что они
заняты размышлениями над судьбами Японии, над будущим страны и народа...
подошла к креслу-каталке, откуда старик любовался садом, и, опустившись на
колени, что-то ему шепнула. Старик согласно кивнул. Девушка зашла за
кресло и покатила его по галерее.
они вошли в него и очутились в передней, из которой двери вели в две
большие комнаты.
застекленные ставни были раздвинуты. Вдали виднелось озеро Асиноко. На
большом лакированном столе, который стоял посреди комнаты, лежал ворох
исписанных бумаг. Тут же был расписной лакированный ящичек с кисточками
для письма тушью. Тяжелая темно-зеленая тушечница напоминала застывший
водоворот. Куниэда вспомнил, что однажды видел такую тушечницу на
выставке. На дне этого темно-зеленого водоворота, на корочке засохшей туши
поблескивала золотистая звездочка. Палочка для туши - в стиле эпохи
Чинского двора, но, кажется, японской работы - была украшена листьями
бамбука, выведенными золотой пыльцой. На краю ящичка лежала толстая
кисточка, влажная, словно ее только что окунули в тушь. В комнате было
много книг, географических карт, ежегодников. Здесь можно было увидеть и
европейские издания, и древние рукописи в свитках.
средних лет, по-видимому помощник, за столом - миниатюрный человек в
стального цвета кимоно смотрел, скрестив на груди руки, за раздвинутые
седзи, а рядом с ним - в стеганом ватном кимоно тот, что походил на
монаха. Глаза его были полуприкрыты, ладони соединены на животе. На столе
перед ними лежали три огромных конверта с несколькими иероглифами на
лицевой стороне.
открывающийся за седзи пейзаж. Он опустил руки и кивнул в знак
приветствия.
кресла на пол. - Значит, августейшая семья отправляется в Швейцарию...
семьи - в другие страны. Один в Америку, другой в Китай, а третий, если
удастся, - в Африку...
его лицо: за неделю профессор Фукухара изменился до неузнаваемости. Его
еще недавно по-детски пухлые и округлые щеки впали, провалились глубоко
глаза, и без того свинцовый цвет лица усугубляла отросшая щетина. Он
походил на доживающего последние дни ракового больного. И только глаза его
ярко пылали - два последних уголька на пепелище духовной энергии.
профессор. - Да и оставшимся в живых... придется горько...
Вот как...
заговорил профессор Фукухара. - Один на тот случай, если японскому народу
удастся в будущем иметь свою страну, второй - если японцы расселятся в
других странах и там ассимилируются... и последний - на тот случай, если
ни одна страна в мире нас не примет...
где высказывается крайний взгляд на вещи, - тихо произнес монах. -
Откровенно говоря, мы все трое хотели было на нем остановиться. Но тогда
наша работа совершенно не отвечала бы поставленной задаче. Так что
написали в качестве особого мнения, отдельно.
Все остается так, как есть, и никаких мер, ничего...
последнего - сто десять миллионов человек - должны умереть, погибнуть? Да
чем только эти ученые занимаются?!.. На кой черт они нужны...
- Такое мнение, значит, тоже появилось... Да...
японцев может появиться такое мнение... - монах приподнял веки. Казалось,
он убеждает самого себя.
возрасте? - старик острым взглядом скользнул по лицам собеседников.
раздвинутым седзи.
Прошу вас, полюбуйтесь этим полным свежести и надежд созданием. Она еще не
познала любви. О таких вот девушках вы подумали?.. Или, скажем, о детях?
мокрыми и сжались в кулаки. Его бил озноб. Эти ученые, они что - звери...
веки. - Для нас это своего рода исходная позиция, отталкиваясь от которой
можно продумывать различные варианты...
требовать от мира, от других стран... Япония может надеяться только на
Японию... - голос профессора стал совсем безжизненным. - Мир еще не
устроен, чтобы Япония могла у него что-либо требовать. Человеческое
общество на нашей планете еще не обеспечивает гражданину любой страны
право жить в любом государстве. И надо полагать, что такое положение вещей
сохранится довольно долго. Это исходный момент. Японскому народу,
потерявшему свою территорию, придется просить другие народы, чтобы его -
из милости! - пустили в какой-нибудь закоулок. Однако, если просьбы будут
отвергнуты, японцы не должны настаивать. А если они все же где-то
устроятся, то будут жить, рассчитывая только на себя...
...гарантирует право на жизнь любому человеку, если он... любое
правительство...
Фукухара. - А такого права, на котором мог бы настаивать один человек
перед всем человечеством, к сожалению, нет, оно еще даже не
сформулировано. Ведь и с тех пор, как в каждой стране были закреплены
законом права и обязанности граждан и правительства, прошло совсем немного
времени...
кивая сказал старик. - В любом случае, захотят ли они оставаться японцами
или не захотят... Поведение японцев будет регламентироваться не Японией, а
внешним миром... Было бы легче, если бы исчезло само понятие "Япония"...
Японцы превратились бы просто в людей... Но этого не получится... Ибо
культура и язык - историческая "карма"... Если бы и Япония как
государство, и народ ее, и культура, и история сгинули бы разом, было бы
по-своему хорошо... Но японцы все еще молодой народ, волевой народ, его
"карма" жить еще не кончилась...
позволите, нельзя ли господам ученым отдохнуть? Ведь они совсем не спали
все это время...
Отдыхайте, пожалуйста.
остальные трое не шелохнулись.
бы взять с собой и господ ученых. Машины есть. А здесь, думаю, оставаться
опасно...
вызовите врача. Пусть осмотрит ученых.
для гостей две машины. Когда Куниэда, собравшись в дорогу, подвез
кресло-каталку со стариком к машине, с неба посыпал колючий снег. Открыв
дверцу "мерседеса-600", сделанного по спецзаказу, и спустив трап, он хотел
было погрузить кресло, как вдруг раздался оглушительный грохот. Куниэда
обернулся. Со склона Фудзи, недалеко от вершины, поднимался дым.
страшного, во всяком случае пока...
полотно Ханаэда.
из рукава-кармана кимоно четки, он молитвенно сложил ладони.
машину. - Ханаэда, немедленно сообщи семье сэнсэя. Тацуно-сан, прошу вас,