Чтение 6–й страницы книги ~Похитители завтрашнего дня~

Что же с нами будет?.. К каким непредвиденным изменениям в жизни
общества приведет отсутствие звука?..

Дорожными катастрофами дело не ограничится. Пожалуй, сейчас даже нельзя
предсказать ущерба, который нанесет нам безмолвие.

У меня проснулась профессиональная тревога, точнее, жалкая тревога
служащего, боязнь потерять работу. Ведь наша фирма выпускает различные
приборы связи, аппаратуру, производящую и воспроизводящую звуки.

"Какой кошмар, - подумал я, - что же будет с нашей фирмой?!" Должно
быть, я думал вслух, и даже не думал, а беззвучно орал.

В сознании пронеслись зловещие слова: сокращение личного состава...
увольнение... банкротство... безработица...

Меня охватило безумное нетерпение, и я, оставив Кисако лежать на
газоне, бросился через разворотную дорожку.

У Кисако было испуганное лицо, кажется, она что-то кричала, но я,
разумеется, не слышал.

Может быть, ребята из технического отдела - они всегда засиживаются
допоздна - установили причину этого странного явления? Чем черт не шутит,
ребята в техотделе дотошные... А еще хорошо бы разузнать, что думают по
этому поводу столпы нашей фирмы...

Опомнился я только в кабине телефона-автомата, по ту сторону дорожки.
Ну и дурак! Ведь телефон не поможет. Даже если я и соединюсь, все равно не
услышу ни гудков, ни голоса.

Держа в одной руке десятииеновую монету, в другой телефонную трубку, я
замер. Мой лоб покрылся испариной.

Голос!.. Звук!..

Как страшно!.. Какая беда на нас обрушилась!.. Если это надолго...
Тыльной стороной кисти я вытер лоб.

Телефоны пришли в полную негодность... Да и радио тоже... Телевидение
наполовину парализовано... Звуковые сигнальные устройства стали детскими
игрушками...

Холод лизнул мне шею. Поднялась тошнота, словно я заглянул в бездонную
пропасть. Я пошатнулся и схватился за стену кабины. И только тут понял,
почему вдруг стало холодно моей шее. Это был не только страх.

На пороге кабины стояла Кисако. В открытую дверь врывался поток
холодного вечернего воздуха. Раньше бы я услышал, как она подошла, а
теперь...

- В чем дело?

Кисако спрашивала губами, глазами и бровями. Не дождавшись ответа,
дернула головой. Вытащила из кармана губную помаду и написала на стене
кабины: "Что ты собираешься предпринять?"

Взяв у нее помаду, я написал: "Пойду в нашу фирму. Ребята из
техотдела..."

Тут она вырвала у меня помаду и, сердито нахмурив брови, размашисто
написала: "Не нажимай так сильно! Это очень дорогая помада. Что от нее
останется?"

Странные все-таки существа женщины! Губная помада, действительно,
уменьшилась чуть ли не наполовину - очень уж Кисако расписалась, да и
нажимала изо всех сил.

Обняв за плечи готовую расплакаться Кисако, я вышел из телефонной
будки.

Если телефон не действует, придется идти на работу, ничего другого но
остается. Конечно, неплохо бы вернуться домой и посмотреть телевизор -
пусть нет звука, но надписи-то передавать можно. Однако мне хотелось
поскорее попасть в фирму.

В техотделе у нас самые лучшие специалисты. Да и лабораторное
оборудование первоклассное... Вполне возможно, что ребята...

Вдруг Кисако схватила меня за плечо и взмахнула рукой. Я невольно
отшатнулся - сейчас влепит пощечину! Но на сей раз она не собиралась меня
лупить, кажется, просила подождать ее здесь, на улице.

Оставив меня у подъезда, Кисако поднялась на третий этаж, в мою
квартиру, и тут же вернулась с сумочкой. Открыла сумочку, вытащила
несколько палочек мела, дала мне половину.

"Возьми, - написала она на фонарном столбе, - пригодится, как же иначе
разговаривать?"

Кисако работала преподавательницей в школе по подготовке в высшие
учебные заведения и всегда таскала с собой мел. Ее внезапная находчивость
умилила меня почти до слез. Я притянул ее к себе и поцеловал.

И вдруг вспомнил бесцеремонного гостя, назвавшего поцелуй "кусанием".

"Что с Гоэмоном?" - написал я на столбе.

"Спит как мертвый. Я пойду к себе домой, хочу посмотреть, что там у нас
делается. Не могу находиться под одной крышей с этим ужасным типом!"

"Правильно! Иди. А я, как только вернусь, вышвырну эту скотину к
чертовой матери!"

"Ладно, посмотрим. Лучше поскорее иди".

Я еще раз крепко обнял Кисако и, "покусавшись" с ней, побежал по ночным
улицам.

Нет, никогда не понять мне женской души! Даже душа моей возлюбленной -
загадка. Дорогую помаду таскает в кармане, а паршивые мелки хранит в
сумочке. Или это профессиональная привычка? Вряд ли, просто нервная
система у женщины устроена по какой-то совершенно неведомой мужчинам
схеме...

Ночные улицы Токио выглядели довольно странно и, пожалуй, даже жутко.
Впрочем, именно этого я и ожидал.

Машины ехали страшно медленно. Люди шли, тревожно озираясь по сторонам.
Входили в дома и тут же снова выходили на улицу, пытаясь понять, что
происходит. Поглядывали на небо, качали головами, прочищали уши, неуклюже
жестикулировали.

Какой-то младенец бился на руках у матери и отчаянно ревел. Разумеется,
об этом можно было догадаться только по сморщенному, залитому слезами
личику и широко раскрытому, еще беззубому рту. Мужчина, задрав голову,
безостановочно шлепал губами, посинев от натуги. Понятно - орет во все
горло, хотя сам понимает, что никто его не слышит. Может быть, уже
спятил... Или просто-напросто зевает?.. Во всяком случае, пока я глядел на
него, на меня напала страшная зевота.

Глаза у всех были растерянные, тревожные, вопрошающие.

Трамваи и автобусы продолжали ходить, но двигались необыкновенно
медленно и абсолютно беззвучно - гигантские черепахи из кошмарного сна.

Огромная столица, полчаса назад изнемогавшая от невероятного шума и
грохота, сейчас погрузилась в жуткое безмолвие. Тяжелая замедленность
движений, тишина - словно на дне морском. Если бы стать вдруг зрителем, а
не действующим лицом, пожалуй, было бы даже интересно наблюдать эту
совершенно необычную картину.

Я вгляделся в тень, мелькнувшую над головой, и увидел большой
пассажирский самолет. Распластав черные крылья, он скользил по воздуху,
словно зловещая сказочная птица. Мигали красные и зеленые бортовые огни.
Шасси были выпущены. Серебряные лопасти четырех пропеллеров отражали свет
городских фонарей. И - ни звука, несмотря на такой низкий полет.

Он сделал круг, очевидно, заходил на посадку. Я представил себе
встревоженного пилота, тщетно вызывающего по радио аэродром, перепуганных
насмерть пассажиров, и мне стало не по себе.

Участились дорожные катастрофы.

Конечно, глухой водитель гораздо лучше слепого, но при полной,
абсолютной глухоте, очевидно, все реакции заторможены, ослабевает
шоферское чутье.

Что же будет?..

Этот вопрос все больше и больше мучил меня.

Когда я добрался до электрички, моя тревога увеличилась. У билетной
кассы была страшная давка. Какой-то мужчина прижал контролера к турникету
у выхода на платформу и тряс его как пустой мешок.

И опять же - ни крика, ни ругани, ни топота ног. Гнетущая тишина
усиливала чувство тревоги и беспомощности.

Я ехал в переполненном, подрагивающем на стыках, онемевшем вагоне. Ехал
в центр онемевшего города. И вместе с другими немыми пассажирами неотрывно
смотрел на мерцавшую в небе световую дорожку - последние известия:

"...По всей Японии разладилась связь... Движение самолетов на
внутренних линиях и движение поездов по новым железнодорожным веткам
временно приостановлено..."

"ПЛАКАТНОЕ" ЗАСЕДАНИЕ ПАРЛАМЕНТА

Измучившись до последней степени, несколько раз чуть не угодив под
машину, я наконец добрался до фирмы. В тот самый момент, когда я собирался
нажать ручку двери, какой-то человек выскочил из окна и бесшумно шлепнулся
на тротуар.

Я подбежал и приподнял его. Это был наш сотрудник из коммерческого
отдела. На голове у него набухла огромная шишка. Изо рта шла пена. Глаза
закатились.

Я стукнул его парочку раз по спине, и глаза встали на место. Он
энергично зашевелил губами. Разумеется, я ничего не слышал. Порылся в
кармане, протянул ему мелок. Он сунул мелок в рот - думал, сигарета - и
попытался прикурить. Совсем ошалел! Руки у него дрожали. Я отвесил ему
хорошую оплеуху, он проглотил мел и наконец пришел в себя.

Пришлось дать этому кретину еще один мелок. Дрожащей рукой он нацарапал
на тротуаре:

"Я умер?"

"Нет, но скоро умрешь - ведь ты проглотил мой мел, - написал я рядом. -