на все случаи истории. Без нее история закончится, ибо прекратится
совершенствование человеческих душ. Тогда -- торжество великой блудницы.
отклонились от темы. Итак, вы согласны со сказанным мной?
переносицу Федор Федорович.
нет? В вашем сердце нет протеста?
Секунду ли, час ли думал -- время вроде остановилось. Самому же показалось,
что ответил сразу:
неконкретно, расплывчато. Понимаете, мысли, мысли, а воссоединить их не мог.
Какая-то бесконечная разработка без выводов. Понимаете? Все вокруг да около,
как говорится. Так что протеста нет. Но скажу откровенно: никак не возьму в
толк, зачем вам, ваше превосходительство, мое мнение? Знаете, все как-то
странно. Вы -- там, -- Федор Федорович по примеру Чапельникова глянул в
потолок, -- я -- здесь. А потом, ведь я человек маленький. Вы даже не
представляете, какое место я занимаю в нашем обществе. Если бы теперь
существовала Табель о рангах, в ней для меня и места бы не нашлось. Ведь у
меня никаких прав, одна лишь зарплата. Гоголь, Николай Васильевич, даже и
предположить не мог, что когда-нибудь в России появятся такие люди. Я один,
один как перст, мне даже кухарка не по карману. Ну что из того, что я с вами
согласен и в сердце моем протеста нет?
яростней. Получалось, будто он не Чапельникову жаловался, а сам себя корил
за свою мизерную общественную значимость. Словно бы криком своим пытался
доказать сам себе то, что нередко сварливые жены доказывают мужьям: дескать,
ты, такой-рассякой, жизнь мне заел, молодая была, дура, эх, знала бы -- за
Ваньку Петрова вышла!
реакция на наш с вами контакт. Я ведь, Федор Федорович, в известном смысле
все же не человек. Так что прошу простить. А теперь слушайте.
трудно будет завтра в оный кооператив явиться часиков эдак в пять?
советник поднялся и вышел в дверь.
кому нужны!
плотно закрыл дверь.
председателя Обалдуева чуть не хватил инфаркт, -- с утра произошел
несчастный случай с зампредом Рыбакитиным. На подступах к площади Братьев По
Классу тот провалился в гидрантный колодец. Разбил локоть, вывихнул ступню,
а когда был выпростан из недр, один из спасителей, назвавшийся бывшим
городским головой Чапельниковым, пообещал: дескать, если Рыбакитин тут же,
после наложения тугой повязки, не начнет наводить порядок в коммунальном
хозяйстве, то завтра непременно на него где-нибудь обрушится потолок.
столкнулся со своей любовницей, женщиной покладистой и тихой, и та при всем
честном народе отхлестала его по щекам, заявив, что еще и не то сделает,
если Чудоюдов и дальше будет препятствовать регистрации Общества древлянских
женщин. До этого случая чудоюдовская любовница общественными делами не
занималась.
старинном мундире с эполетами, в лосинах и ботфортах. Гаркнул: "Как смеешь
сидеть перед гвардии капитаном?! Оружие -- на стол!" А когда милиционер, не
владея собой, сдал пистолет, приказал: "С нынешней ночи весь личный состав
вывести на улицу. Стоять на постах с девяти вечера до шести утра. Днем же --
мобильное патрулирование. О серьезных преступлениях и речи не может быть.
Витрину кто разобьет -- вот из этого пистолета тебя кончу". Сунул пистолет
себе за серебряный пояс и был таков.
меньшой Сытин. Разъяснил, что во втором Крымском походе должность его в
ертаульном полку соответствовала генеральской, и приказал полковнику, как
старшему в городе воинскому начальнику, пресечь пьянки и самоволки в
расквартированном на окраине строительном батальоне. Военком прекословить не
стал. Пробасил: "Честь имею!" -- и отбыл в указанную отдельную часть, где на
первый случай тут же посадил под арест дежурного офицера.
приходил к нему -- осталось тайной, но только к обеду радикал прибыл в
выставочный зал современной авангардной живописи и, будучи совершенно
трезвым, учинил там погром. На глазах честной публики принялся в окно
выкидывать живописные полотна, выкрикивая перед каждым броском: "Очистим и
очистимся! Да здравствует реализм!" Затем, явившись в
радикально-интеллектуальный комитет, подал заявление о выходе, в коем
написал, что не имеет морального права заниматься политической деятельностью
ввиду личной незрелой гражданственности. В редакцию же "Древлянской правды"
принес объявление: "На базе Дворца культуры открывается воскресная школа по
изучению отечественной истории, философии и экономики для городских
руководителей, осознавших свою несостоятельность". В редакции его и
арестовали за злостное хулиганство. Приписать ему порчу художественных
произведений у городского прокурора не хватило совести.
конференц-зале горкома собрался пленум, которого никто не созывал, и после
жестокой критики были смещены и заменены новыми три секретаря, все члены
бюро, замы, замзавы и инструкторы. Участники пленума одобрили письмо к
древлянским промышленным и прочим организациям с просьбой трудоустроить
уволенный контингент. Первый секретарь попробовал отделаться самокритикой,
но пленум остался непримирим и завершил работу.
площади Братьев По Классу, он увидел там "весь город". Люди плотно стояли
друг к другу, плечо к плечу, затылок в затылок, запрудив и площадь, и
прилегающие улицы. Над головами дыбились транспаранты: "Православие и
народность!", "Отечество превыше всего!", "Долой торгующих Родиной!",
"Требуем созыва Древлянского земского собора!". На дальнем конце площади с
дощатой трибуны учитель Струков метал в толпу слова. Рядом с ним протоиерей
Валентин кивал головой, покрытой камилавкой, словно поддакивал.
рабами на родной земле или наконец-то стать по-настоящему свободными
гражданами. В чем же заключается настоящая свобода? Отвечаю: в мире,
согласии, в праве спокойно трудиться, рожать и воспитывать детей,
совершенствовать дух и на этом фундаменте созидать народное благосостояние.
Благосостояние не может опираться на бездуховность, то есть на песок.
Бездуховность порождает в людях звериные инстинкты, и город-сад, сулимый
Обалдуевым, без духовного начала джунглями станет для нас, где свободно
будут жить только те, у кого много денег. Они дадут нам крохи, себе же
заберут все, и мы из-за крох станем друг другу перегрызать глотки. Но вот
второй вопрос: как нам отстоять свободу? Отвечаю и на него: нужна крепкая,
гуманная власть, гарантирующая свободу. Что же это за власть? Опять отвечаю:
она не должна принадлежать ни к одному политическому движению, но как бы
парить над всеми. Власть-хранительница, власть-защитница. Для выбора такой
власти призываю вас теперь же сформировать Древлянский земский собор от всех
классов и прослоек...
ему хотелось одиночества, тишины, и он повернул назад. По свободному от
людей переулку дошел до бывшего дома купца Калашникова. Узрев нежную, почти
трепетную стройность белых ионических колонн, накрытых оранжевым
треугольником фронтона, сел на лавочку супротив и по укоренившейся в
последнее время привычке мысленно заглянул в свою заветную тетрадь и прочел
там: "Для соборного деяния нужна жертвенность".
Ништо, потерпим! Общее дело!
общего дела рискнул бы пупом? Или если нет, то хотя бы устоявшимся за много
лет своим малюсеньким, но таким спокойным благополучием, когда ни ты никому
не мешаешь, ни тебе не мешает никто по-своему жить: есть, пить, спать,
ходить на службу и думать и, разговаривая с людьми, запоминать их мысли, а
потом те мысли записывать в тетрадь. И так день за днем, месяц за месяцем,
год за годом, утешая себя, что это, дескать, твой путь и если, не
сворачивая, ты пройдешь его до конца, то жизнь твоя будет не зря прожита.