усами -- он все время отдувал их с губ, пыхтя и разевая рот, -- и, нелепым
жестом выбросив руку из лохани, он указал К. на сундук, обдав ему все лицо
теплой водой. На сундуке в сумрачном раздумье уже сидел старик, впустивший
К., и К. обрадовался, что наконец можно сесть. Больше на него никто не
обращал внимания. Молодая женщина, стиравшая у корыта, светловолосая, в
расцвете молодости, тихо напевала, мужчины крутились и вертелись в лохани;
ребята все время лезли к ним, но их отгоняли, свирепо брызгая в них водой,
попадавшей и на К.; женщина в кресле замерла, как неживая, и смотрела не на
младенца у груди, а куда-то вверх.
картину, но потом, должно быть, заснул, потому что, встрепенувшись от
громкого окрика, он почувствовал, что лежит головой на плече у старика,
сидевшего рядом. Мужчины уже вымылись и стояли одетые около К., а в лохани
теперь плескались ребята под присмотром белокурой женщины. Выяснилось, что
крикливый бородач не самый главный из двоих. Второй, хоть и ростом не выше и
с гораздо менее густой бородой, оказался тихим, медлительным, широкоплечим
человеком со скуластым лицом; он стоял опустив голову. "Господин землемер,
-- сказал он, -- вам тут оставаться нельзя. Простите за невежливость". "Я и
не думал оставаться, -- сказал К. -- Хотел только передохнуть немного.
Теперь отдохнул и могу уйти". "Наверно, вас удивляет негостеприимство, --
сказал тот, -- но гостеприимство у нас не в обычае, нам гостей не надо".
Освеженный недолгим сном и снова сосредоточившись, К. обрадовался
откровенным словам. Он двигался свободнее, прошелся, опираясь на свою палку,
взад и вперед, даже подошел к женщине в кресле, ощущая, что он ростом выше
всех остальных.
понадобиться, например землемер, такой, как я". "Мне это неизвестно, --
медленно сказал тот. -- Если вас вызвали, значит, вы понадобились; наверно,
это исключение, но мы, мы люди маленькие, живем по закону, вам за это на нас
обижаться не следует". "Нет, нет, -- сказал К. -- Я вам только благодарен, и
вам лично, и всем присутствующим". И неожиданно для всех К. буквально
подпрыгнул на месте, перевернулся и очутился перед женщиной в кресле.
Усталые голубые глаза поднялись на него. Прозрачный шелковый платочек до
половины прикрывал лоб, младенец спал у нее на груди. "Кто ты?" -- спросил
К., и с пренебрежением к самому ли К. или к своим словам она бросила: "Я
служанка из Замка".
молча, словно другого способа объясниться не было, с силой потащили его к
дверям. Старик чему-то вдруг обрадовался и захлопал в ладоши. И прачка
засмеялась вместе с загалдевшими вдруг ребятами.
Снова пошел снег, но как будто стал светлее. "Куда вы пойдете? --
нетерпеливо крикнул круглобородый. -- Туда -- путь к Замку, сюда -- в
Деревню". Но К. спросил не у него, а у того, второго, который, несмотря на
свою замкнутость, казался ему обходительнее: "Кто вы такие? Кого мне
благодарить за отдых?" "Я дубильщик Лаземан, -- ответил тот. -- А
благодарить вам никого не надо". "Прекрасно, -- сказал К. -- Надеюсь, мы еще
встретимся". "Вряд ли", -- сказал мужчина. И в эту минуту круглобородый,
подняв руку, закричал: "Здорово, Артур, здорово, Иеремия!" К. обернулся:
значит, в этой Деревне все же люди выходили на улицу! По дороге от Замка шли
два молодых человека среднего роста, оба очень стройные, в облегающих
костюмах и даже лицом очень похожие. Цвет лица у них был смуглый, а острые
бородки такой черноты, что выделялись даже на смуглых лицах. Несмотря на
трудную дорогу, они шли удивительно быстро, выбрасывая в такт стройные ноги.
"Вы зачем сюда?" -- крикнул бородач. "Дела!" -- смеясь, крикнули те. "Где?"
"На постоялом дворе!" "И мне туда!" -- закричал К. громче всех, ему ужасно
захотелось, чтобы эти двое взяли его с собой. И хотя знакомство с ними
ничего особенного не сулило, но они наверняка были бы славными, бодрыми
спутниками. Они услышали слова К., но только кивнули ему и сразу исчезли
вдали.
чтобы тут же погрузить ее в сугроб; дубильщик с товарищем, довольные тем,
что окончательно избавились от К., медленно протискивались в дом сквозь
неплотно прикрытую дверь, то и дело оглядываясь на К., и К. наконец остался
один в глубоком снегу. "Пожалуй, была бы причина слегка расстроиться, --
подумал К., -- если бы я сюда попал случайно, а не нарочно".
темно-синим, пока было закрыто, -- очевидно, при отблеске снега -- и было
таким крошечным, что сейчас в нем виднелось не все лицо того, кто
выглядывал, а только глаза -- стариковские карие глаза. "Вон он стоит", --
услышал К. дрожащий женский голос. "Это землемер, -- сказал мужской голос.
Потом мужчина подошел к окошку и добавил без враждебности, но все же так,
словно был озабочен, как бы не нарушился порядок перед его домом: -- Кого вы
ждете?" "Жду, пока какие-нибудь сани меня не захватят", -- сказал К. "Тут
сани не проезжают, -- сказал мужчина, -- тут дорога не проезжая". "Но ведь
это дорога в Замок?" "@И все же тут дорога не проезжая", -- повторил мужчина
с какой-то настойчивостью. Оба замолчали. Но мужчина, очевидно, что-то
решал, потому что не захлопывал оконца, оттуда шел дымок. "Дорога скверная",
-- сказал К., поддерживая разговор.
Если хотите, я вас довезу на санках". "Пожалуйста, довезите! -- обрадовался
К. -- Сколько вы с меня возьмете?"
объяснил мужчина, -- вы имеете отношение к Замку. Куда же вы хотите ехать?"
"В Замок", -- ответил К. "Тогда я не поеду", -- сразу сказал мужчина. "Но я
же имею отношение к Замку", -- сказал К., повторяя слова мужчины.
"Возможно", -- уклончиво сказал тот. "Тогда отвезите меня на постоялый
двор", -- сказал К. "Хорошо, -- сказал мужчина, -- сейчас выведу сани".
Видно, тут дело было не в особой любезности, а, скорее, в эгоистичном,
тревожном, почти педантическом стремлении поскорее убрать К. с улицы перед
домом.
совершенно плоские, без всякого сиденья, запряженные тощей лошаденкой, за
ними шел согнувшись малорослый хромой человечек с изможденным, красным,
слезящимся лицом, которое казалось совсем крошечным в складках толстого
шерстяного платка, накрученного на голову. Человечек был явно болен и,
очевидно, вышел на улицу только для того, чтобы отвезти К. Так К. ему и
сказал, но тот отмахнулся. К. услышал только, что он возница Герстекер и
взял эти неудобные санки потому, что они стояли наготове, а выводить другие
было бы слишком долго. "Садитесь", -- сказал он, ткнув кнутом в задок саней.
"Я сяду с вами рядом", -- ответил К. "А я пешком", -- сказал Герстекер.
"Почему?" -- спросил К. "Я пешком", -- повторил Герстекер, и вдруг его так
стал колотить кашель, что пришлось упереться ногами в снег, а руками -- в
край санок, чтобы не упасть. К., ничего не говоря, сел в санки сзади, кашель
постепенно утих, и они тронулись.
добраться, отдалялся все больше и больше. И, словно подавая знак и ненадолго
прощаясь, оттуда прозвучал колокол, радостно и окрыленно, и от этого
колокольного звона на миг вздрогнуло сердце, словно в боязни -- ведь и
тоской звенел колокол, -- а вдруг исполнится то, к чему так робко оно
стремилось. Но большой колокол вскоре умолк, его сменил слабый однотонный
колокольчик, то ли оттуда сверху, то ли уже из Деревни. И этот перезвон
как-то лучше подходил к медленному скольжению саней и унылому, но
безжалостному вознице.
двор был недалеко, и К. немного осмелел. -- Я все удивляюсь, что ты под свою
ответственность решаешься меня везти, разве тебе это разрешено?" Но
Герстекер не обратил никакого внимания и спокойно шагал рядом с лошаденкой.
"Эй!" -- крикнул К. и, собрав в санях горсть снега, угодил снежком прямо в
ухо Герстекеру. Тот остановился и обернулся назад; и когда К. увидел его так
близко перед собой -- санки проползли только шаг, -- увидел эту согнутую,
чем-то искалеченную фигуру, воспаленное, усталое, худое лицо с какими-то
разными щеками -- одна плоская, другая запавшая, -- полуоткрытый растерянный
рот, где торчало всего несколько зубов, он повторил ехидный вопрос уже с
состраданием: не достанется ли Герстекеру за то, что он отвез К.? "Чего тебе
надо?" -- непонятливо спросил Герстекер и, не ожидая объяснений, крикнул на
лошаденку, и они поехали дальше.
постоялого двора, там была полнейшая темнота, чему К. очень удивился.
Неужели он так долго отсутствовал? Всего час-другой, по его расчетам, да и
вышел он с самого утра, и есть ему совсем не хотелось, и еще недавно стоял
совсем светлый день, и вдруг такая тьма. "Коротки дни, коротки", -- сказал
он про себя и, соскользнув с санок, пошел к постоялому двору.
навстречу высоко поднятым фонарем. Мимоходом вспомнив о вознице, К.
приостановился, но кашель донесся откуда-то из темноты, -- видно, тот уже
ушел. Ничего, наверно, скоро они где-нибудь встретятся. Только поднявшись на
крыльцо к хозяину, подобострастно поздоровавшемуся с ним, К. увидел по обеим
сторонам двери двух человек. Он взял фонарь из рук хозяина и посветил на
них: это оказались те двое, которых он уже видел, их еще называли Иеремия и
Артур. Они откозыряли ему. К. вспомнил военную службу -- самые счастливые
годы жизни -- и засмеялся.
ответили они. "Да, помощники", -- негромко подтвердил хозяин. "Как? --
спросил К. -- Вы -- мои старые помощники? Это вам я велел ехать за мной, это
вас я ждал?" "Да", -- сказали они. "Это хорошо, -- сказал К., помолчав, --
хорошо, что вы приехали. Однако, -- добавил он, немного помолчав, -- вы
сильно запоздали, вы очень неаккуратны". "Дорога была дальняя", -- сказал
один из них. "Дорога дальняя? -- повторил К. -- Но ведь я вас встретил,
Андреев Николай
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Орлов Алекс