потому что знаю свое сердце. И я твердо решил больше не танцевать с ней и не
сидеть рядом за столом. И вообще, нужно уезжать отсюда. Хватит этой
панско-шляхетской идиллии, скорее к простым людям, к работе. Я усадил ее и
стал сбоку, намереваясь поймать Свециловича и посадить с нею. Однако все мои
намерения рассеялись как дым. Свецилович, войдя в залу, сразу сел в конце
стола. А Дубатоук уселся рядом с хозяйкой справа и буркнул мне:
глаза стальные. И собой хорош. Вот только любопытно мне узнать, серьезный ли
ты человек? Не вертопрах ли?
рукой к ее руке, иногда касаться коленом ее колена. И мне было хорошо, но в
то же время разбирала злость на Дубатоука. Сидит хмурый, как дракон, смотрит
на меня пытливо. На роль мужа своей подопечной примеряет, что ли? Вскоре все
развеселились. Было много съедено, а еще больше выпито. Лица раскраснелись,
остроты сыпались градом.
хватались за животы.
задержал меня здесь.
разъезжаться. Дубатоук уезжал одним из последних. Проходя мимо нас, он
подошел поближе и хрипло сказал:
пирушку. А ты, донька, как? Может, и ты к нам, с падчерицей посидишь?
продолжал: - Я тебя жду. Смотри. У меня хата без этих заморских штучек, тебе
должно быть интересно.
возможно, еще на восемнадцать лет. Слуги ходили и гасили свечи. Хозяйка
исчезла, и когда я вошел в зал, то увидел ее в сказочном наряде у пылающего
камина. Снова мрак окутал углы зала, в котором еще, казалось, жили звуки
музыки и смех. Дом начал жить своей обычной жизнью, темной, глухой и
мрачной.
последние следы радости. Ветер завывал в трубе.
Пройдемся с вами еще один вальс, прежде чем навсегда...
внутренней музыке, еще звучавшей в наших ушах, поплыли по залу. Шарканье
наших ног глухо отдавалось под потолком. Мне было почему-то даже страшно,
как будто я присутствовал на похоронах, а она вновь переживала весь вечер.
Ее талия, тонкая и гибкая, чуть покачивалась под моей рукой, кисея
развевалась, платье вспыхивало жаром, когда мы попадали в отблеск каминного
пламени, и становилось голубым, когда удалялись от камина. Этот старинный
наряд, эта вуаль, временами касавшаяся моего лица, эта талия под моей рукой
и задумчивые опущенные глаза, наверное, никогда не будут забыты мной.
на маленькую фигурку в старинном наряде, что шла по залу, теряясь во мраке
под взглядами предков со стены.
как луг, кровати, уже засыпая, когда мою дрему прервали шаги в коридоре.
Зная, что, выглянув, снова никого не увижу, я лежал спокойно. Скоро шаги
умолкли. Я начал было снова дремать, но вдруг встрепенулся.
кафтане с широким воротником. Это был человек, и все же в нем было что-то
нечеловеческое. Его головка была сжата с боков и неестественно вытянута в
длину, редкие длинные волосы свисали с нее. Но самым удивительным было лицо
Малого Человека. Оно было почти такое же зеленое, как одежда, рот большой,
без губ, нос маленький, а нижние веки были непомерно большие, как у жабы. Я
сравнил его с обезьяной, но скорее это было обличье настоящей жабы. И глаза,
широкие, темные, смотрели на меня с тупой злостью. Потом появилась
неестественно длинная зеленоватая рука. Существо глухо застонало, и это
вывело меня из оцепенения. Я бросился к окну и, когда уперся в стекло,
увидел, что Малого Человека там нет. Он исчез.
голову, я смотрел во все стороны - никого. Он словно испарился. Прыгнуть
вниз он не мог, в этом месте под двумя этажами был еще третий (дом стоял
частично на склоне), окна справа и слева были закрыты, да и карниз был такой
узкий, что по нему не пробежала б и мышь. Я закрыл окно и задумался, впервые
усомнившись в моем умственном здоровье.
человеком это создание быть не могло. Да и откуда оно могло появиться, куда
исчезнуть? Где могло существовать? Что-то недоброе и таинственное было в
этом доме. Но что? Неужели и впрямь привидение? Все мое воспитание восстало
против этого. А может, я пьян? Нет, я почти не пил. Да и откуда возникли б
снова те шаги, что сейчас звучат в коридоре? Звучали они тогда или нет,
когда я видел лицо этого чудовища в окне?
завтра, как думал, я должен разгадать все это. Женщина, подарившая мне
сегодня еще одно хорошее воспоминание, сходит с ума от ужаса, здесь творится
что-то не совместимое с законами природы, а я уеду. Но кто поможет мне в
поисках? Кто? И припомнились мне слова Свециловича: "Приползу к ногам ее и
умру". Да, с ним я и должен встретиться. Мы поймаем эту мерзость, а если нет
- я поверю в существование зеленых привидений и ангелов господних.
хозяйка сказала: "Идите, я приказываю. Мне не будет здесь страшно".
стороны которой стоял мрачный, как лес, парк, привела меня к ограде. В одном
месте здесь не было железного прута (это была тайна Надзеи Яноуской, которую
она мне выдала), и можно было пролезть. Поэтому мне не пришлось идти на
север, по той аллее, по которой я приехал, и обходить весь парк, чтобы
попасть на дорогу к дому Дубатоука. Я полез в дырку и выбрался на ровное
место. Слева и прямо передо мной были бескрайние вересковые пустоши с
редкими купами деревьев, справа какие-то заросли, за ними полная, словно
око, речка, потом болотный перекореженный лес, а дальше, видимо, настоящая
безнадежная трясина. Где-то очень далеко за вересковыми пустошами виднелись
вершины деревьев, наверное, усадьба Дубатоука.
осеннее поле было мрачным и неуютным, хотя дважды над моей головой пролетал
огромный ворон - после Болотных Ялин здесь было легко. Все вокруг было
привычным: мхи на болотных кочках, сухой вереск между ними, мышка-малютка,
тащившая из высокого чертополоха в гнездо белый пух, готовясь к зиме.
уже ярко освещены. Это был самый обычный шляхетский дом: старинной
постройки, приземистый, с маленькими окошками. Он был крыт гонтом, чисто
побелен, имел крыльцо с четырьмя колоннами. Провинциальный архитектор не
знал, вероятно, известного секрета, и потому колонны казались немного
выпуклыми посредине, словно бочонки. Дом окружали старые, огромные, почти
облетевшие липы. Позади дома был большой фруктовый сад, за ним - полотнище
вспаханной земли.
Встретили меня горячо и страстно.
блудный сын. За стол его, за стол. Антось, где ты там, лабидуда* - обе лапы
левые? Разгонную гостю. Прохлопали, черти, даже не салютовали ему,
стременной не поднесли. У-у, олухи...
здоровое и нескладное (бел.).
Свецилович, Алесь Варона и Стахоуски. Почти все уже были в основательном
подпитии и рассматривали меня почему-то с повышенным интересом. Стол ломился
от яств: видимо, Дубатоук был из местных состоятельных шляхтичей. Однако
богатство его было относительным. Есть и пить было что, но комнаты, по
которым я шел, не отличались роскошью. Стены побелены, ставни покрыты
резьбой и ярко окрашены, мебель старая и не очень красивая, зато тяжелая.
Старосветчина лезла из каждого угла. В столовой, кроме широкого дубового
стола, табуретов, обтянутых зеленой шелковистой холстинкой, двух данцигских
кресел, обитых золоченым сафьяном, да тройного зеркала в коричневой раме,
изображавшей город с церковными куполами, ничего не было. Пестро одетые
гости с любопытством разглядывали меня.
медведи? А ну, положите гостю, положите ему на блюдо еды, что вам по вкусу.
блюде лежал огромный гусь с брусничным вареньем, ножка индейки с яблоками,
соленые грибы, десяток колдунов, а со всех сторон только и слышалось:
кабана, наперченный, огнем горит. Памятью матери заклинаю - возьмите... А
вот чудесная... А вот необыкновенный...
Шилова Юлия
Маккефри Энн
Ильин Андрей
Ковальчук Вера
Шилова Юлия
Шилова Юлия