свидетельства - рассеянные кости гигантов на Флегрейских полях; ради
священной любви твоей к матери Купидона благослови нас в путь и направь во
славу себе; и пусть это место у пределов родного края, где мы принесли тебе
первые жертвы, вечно будет твоим; и это древо, под чьей сенью мы
благоговейно возносим тебе молитвы, уповая на лучшее время, пусть
разрастется, а всю землю вкруг него на полет стрелы мы по наследственному
праву посвящаем тебе, остальную же оставим под властью брата. Пусть это поле
пребудет невозделанным во веки веков, и пусть ежегодно в этот же день
вершатся на нем игры в честь твоей божественной силы как вечное напоминание
о нашем исходе".
подало знак, что обет услышан, и тут же воспряла сникшая под солнцем листва.
Тогда все, кто там был, радостно уселись вкруг пировать, исполненные лучших
надежд; а после того как все было съедено, братья и спутники их обняли тех,
кто оставался с Италом, и, нежно простившись со всеми, отправились прочь и
достигли краев, где до сих пор жива слава об их деяньях. А коритяне с тех
пор чтут это поле, обведя его межой по завету братьев, и вершат на нем
молебствия и игры, посвященные могучему богу, и оберегают его землю от
прикосновения гнутого плуга и иных посягательств; тяжкая кара ждет всякого,
кто осквернит Марсово поле. Здесь коритяне и их соседи рядили нужды убогой
жизни, сюда собирались толпы праздновать свадьбы; сюда в дни торжеств
приходили девы с возлюбленными под благодатную сень дерева, чтя сокрытую в
нем священную силу Марса, и под ним на зеленой траве предавались веселым
забавам. Но шли века, и однажды - Эней к тому времени одержал не одну победу
- в день, когда умножившиеся толпы стеклись для молебствий и, звонкими
голосами оглашая округу, стали готовить все нужное для приношений и игр, с
великой пышностью собираясь воздать почести богу, появился Ахеменид с
множеством всадников. Радуясь празднику, они захотели приблизиться к дубу,
чтобы вблизи получше все рассмотреть, но по веленью жрецов, служителей
Марса, их предупредил человек, сказавший: "Кто бы вы ни были, о юноши,
остановитесь, не оскверняйте копытом коня священного поля Марса, убоявшись
гнева его и здешнего люда". И показал им рубеж, который возбранялось
переступать верхом на коне; при этих словах рыцари натянули поводья и
замедлили шаг, опасаясь обидеть бога; после чего стали издали наблюдать
торжество и посматривать на собравшихся нимф. Но пока они смотрели по
сторонам, Ахеменид верхом на статном темно-гнедом коне, могучий, в
прекрасных, сияющих золотом латах, подаренных, должно быть, Энеем, не
удержав поводьев, перелетел, никого не задев, через указанную борозду и
оказался перед священными алтарями средь праздничного народа и готовивших
обряды жрецов; вскинув голову и звонко заржав, конь встал, подобно Пегасу в
высоких горах, и ударом копыта взрыл неприкосновенную землю; толпа
содрогнулась в ужасе и онемела от удивленья, Но, видя, что все
приостановилось, а священная земля попрана копытом коня, они со смятенным
ропотом обратились к Ахемениду; будь у них под руками камни или оружие, этот
день стал бы для героя последним. Но он, не отступив перед ропотом, властно
простер руку, и спутники его, ринувшиеся на помощь, уняли толпу; повинуясь
увещеваньям жрецов, хотя и пылая негодованьем, она молча приготовилась
слушать.
превыше всего; вашему гневу нет причины, хотя есть повод, ибо я не по своей
охоте нарушил запрет, а против воли влекомый конем, как вы сами могли
видеть; и кто знает, не по внушению ли богов он влечет меня исполнить то,
что завещано и чему надлежит совершиться. Пусть чтимое вами божество будет
свидетелем правдивости моих слов; я, чужеземец, призываю его на помощь, и
пусть истину оно подтвердит, а ложь чудесным образом покарает. Вы знаете,
что боги разнообразны в замыслах и всегда готовят людям то, чего они не
предвидят; если вы о том наслышаны, как я полагаю, то не слишком удивитесь
моей судьбе и благосклонно исполните волю моего и вашего бога. Я родился от
фиванского отца и младенцем в годину бедствий, постигших мой город, матерью
его злополучных правителей был отправлен в столицу нарикийекого вождя, где и
вырос; а когда я последовал за ним, чтобы отомстить за позор ахейцев, то на
обратном пути был забыт им на огненном острове и там питался травой,
спасаясь от рук обезумевшего слепого Циклопа; и много круговращений солнца
провел в ужасных невзгодах. Я оброс бородой и космами, ветхие одежды не
скрывали уже моей наготы, и весь я больше походил на зверя, чем на человека;
при мне Полифем диким напевом изливал любовь к Галатее, а потом, скорбя о
том, что лишился света, еще сильней распалялся гневом. Много раз я
увертывался из-под самых его мерзких рук, щупавших каждый кустик, и не
однажды был близок к тому, чтобы своим телом утолить его яростный голод; в
страхе и отчаянии, не ведая, что предпринять, я пал на колени средь диких
трав и, возведя глаза к небу, простер к нашему богу такие мольбы: "О Марс,
тебе служил мой отец, павший у Огигирских гор, и я пошел по его стопам,
вступив в жестокие битвы, и продолжил бы его дело, не окажись я здесь, так
обрати же сострадательный лик к моим бедам. И если ты наделен той
божественной властью, которую воспел Агамемнон, не допусти, чтобы я
превратился в зверя или чтобы безоружным был погребен в жестоких недрах
Циклопа. Приди мне на помощь, иначе я, не стерпев тоски, в отчаянии сам
отдамся в руки, от которых бежал, чтобы смертью положить конец ужасным
мученьям".
промедленья лишить себя жизни, обливаясь слезами от жалости к самому себе,
когда горы внезапно расселись, деревья с треском пошатнулись, и грозный
голос, подобный тому, что поразил Кадма, взиравшего на дракона, изрек,
потрясая слух: "О сын Ионии, сохрани жизнь для высокого жребия. Тебя выручит
с острова сын нашей Венеры, который плывет сейчас в Италийский край; с ним
на полях Лациума в моих доспехах ты стяжаешь дивную славу. А после того в
Этрурии, среди народов, угодных мне, ты воздвигнешь стены и храмы, мне
посвященные, в том месте, где конь твой, встав, мощным копытом взроет землю
пред моим алтарем, который некогда затеплил Дардан под сенью плодоносного
древа; там ты в угоду мне воссоздашь павшие Фивы".
до тех пор, пока обещанные корабли не приплыли к дикому острову и не увезли
к тем полям, где при содействии Марса стяжал предреченную славу троянский
вождь и я вместе с ним. Но, верный завету, я расстался с ним, получив дары,
и прибыл сюда отнюдь не со злом, как подтвердит вам божественная птица, в
лучах Аполлона меня хранящая, но для того, чтобы с миром обрести то, что
завещано мне божественными устами и чего я покуда нигде не отыскал. А
Этрурия ли это, и это ли алтари, освященные некогда Дарданом, то вы знаете
лучше меня, и если это они, значит, путь мой окончен по знаку коня, здесь
щедротами Марса нас ждет пристанище, и я прошу без обиды уступить нам поле;
а ты, священный бог, опора в нужде, явись и благослови дары, обещанные
твоему оруженосцу".
основанья, светильники запылали ярче, на священном поле запестрели цветы,
кони, стоявшие смирно, вдруг мощно заржали, а сердца людей объял трепет. Тут
все жители убедились в чудесной правдивости Ахеменида, не откладывая дела,
почтительно заключили с ним мир, и все вместе с еще большим весельем
возобновили обряды и игры. А когда наступил конец дня, толпы людей, изъявив
герою преданность, отправились по домам. Но неподалеку от того места над
приветливыми водами Сарно в просторных домах жила с домочадцами благородная
родом и нравом нимфа Корита по имени Сарния, отчего все то место прозывалось
Сарнским селением. Услышав о благородном пришельце, она с подругами
приветила его на празднике, а потом радушно приняла со спутниками под свой
кров. Чая навсегда поселиться в обретенной земле, Ахеменид сочетался с ней,
еще девственной, браком, и она зажила с ним, довольная таким мужем. А когда
он отдохнул от трудов, то обдуманно приказал закладывать новые Фивы;
расчислив созвездия, он, при содействии Марса, воздвиг в его честь стены,
поначалу небольшие в охвате, так что только обнес ими священное урочище. А
после того как определил места воротам и башням, срубил древний дуб и на его
месте воздвиг Марсу храм круглой формы, украшенный мрамором, до сей поры
являющий свое величие. Потом он выстроил улицы, высокие башни и дома
горожанам, собрав в стены города и жителей Сарнского селения, и разный
окрестный люд, и добрым правлением возрадовал подданных. Уже престарелый и
убеленный сединами, видя, что возведенный им город полон народу и что
переженившиеся его спутники тоже обильны потомством, он, довольный, отдал
душу богам. Ему наследовал Иолай, старший сын, а тот, в свою очередь,
умножившись годами и достатком, передал власть наследникам. Но к ним Фортуна
оказалась не столь благосклонна. Одарив их сначала слишком щедрой рукой, она
возбудила к ним зависть в коритских соседях; вспыхнула смертная распря из-за
рубежей городских владений, и началась междоусобная брань, которую Фортуна
не раз, отдернув благословляющую руку, обращала в урон горожанам.
Опечаленные, непривычные к бедам, они пали духом; и часто пеняли на гнев
небожителей, которых, казалось, не могли умилостивить ни мольбы, ни жертвы,
и были бессильны уразуметь, за какие грехи обрушился на них праведный гнев
богов. После долгих споров они пришли к тому, что рок преследует злополучное
имя их города, так говоря: "Богам все еще ненавистно имя Фив, и беды,
постигшие Кадмово семя, постигнут и нас: по неосмотрительности мы навлечем
на себя ту же погибель, какая суждена была детям того, кто решил все загадки
Сфинкса, если надолго оставим городу прежнее имя".
надежде ублаготворить Фортуну. Но так как на совет собрались люди разного
звания, то и желания их оказались различны. Одни желали, чтобы город
назывался Маворция по имени чтимого бога, другие говорили, что столь
воинственное имя не погасит, а разожжет распрю, и предлагали назвать город
Сарния по имени великой жены, третьи желали увековечить имя Ахеменида,
четвертые - старейшие - Дардана, и так разошлись во мнениях, что ни жребий,
ни что другое не могло их привести к согласию; видя это, они единодушно
порешили отдаться на суд богов. Но так как в городе воскуряли фимиам не
одному только Марсу, а по обилию ремесел служили разным богам и всем
посвятили по храму, то каждый затеплил свои алтари и благочестиво изрек