что этой ворчунье Нэнси всегда хотелось прочного положения, которое мог ей
дать только такой благородный человек, как он, и уже слышал ее
изнемогающий от волнения голос: "Вы это серьезно говорите, Броуди? Ох, и
ошеломили же вы меня! Стать вашей женой? Вы знаете, что я ухвачусь за это,
как за счастье. Подите сюда, я крепко-крепко вас расцелую!" Да, она будет
к нему милостива, как никогда. после такого великодушного предложения!
Глаза его заблестели при мысли о тех интимных доказательствах ее
расположения, которые он получит от нее сегодня ночью. С радостным
сознанием, что каждый спотыкающийся шаг приближает его к ней, он шагал
вперед, ища и не находя слов, способных передать всю силу ее очарования,
ее власти над ним. "Она... она прелесть! - бормотал он бессвязно. - Тело у
нее такое белое и нежное, как грудка цыпленка, я, кажется, готов ее
съесть".
возбуждение, и последним торопливым усилием он достиг своего дома, взбежал
по ступенькам, нетерпеливо вставил ключ в замок, отпер дверь и ввалился в
неосвещенную переднюю.
не было, он любовно усмехнулся, решив, что она спряталась наверху и ждет
его прихода. Достав из кармана спички, он зажег газ в передней, поставил
трость в подставку, повесил шляпу и торопливо вошел в кухню. Но и в кухне
было темно.
раздражением. - Что это еще за шутки? Я не намерен играть с тобой в
прятки! Брось сейчас же все эти фокусы, девушка. Ты мне нужна. Выходи, где
ты там?
зажег свет и, повернувшись, окинул взглядом кухню. С изумлением увидел,
что стол не накрыт и никаких приготовлений к ужину не сделано. С минуту он
оставался неподвижен, ошеломленно глядя на пустой стол и сердито сжав
губы. Но вдруг его осенила догадка, и он пробормотал с прояснившимся
лицом:
Никто, кроме нее, не посмел бы это сделать. Отсылает меня обедать вне дома
и потом заставляет еще дожидаться ужина!
дерзостью. Да, вот такая женщина ему подстать! Но когда веселье его
улеглось, он не знал, что ему делать. Наконец решил ожидать ее возвращения
и, встав спиной к камину, лениво блуждал взглядом по кухне. Здесь все
напоминало ему Нэнси. Он представлял себе, как она легко порхает по кухне
или с небрежным видом садится в его кресло, как улыбается, разговаривает,
даже как убегает от него. Да! Даже шпилька от шляпы, воткнутая в дерево
кухонного шкафа, говорила об этой ее неподражаемо наглой, равнодушной
беспечности. Однако на шкафу лежало еще что-то, приколотое этой самой
шляпной булавкой. Письмо. То дерзкое послание, которое он получил сегодня
утром от дочери. И, подойдя к шкафу, он пренебрежительно взял его в руки.
Но вдруг выражение его лица изменилось: он увидел, что конверт другой и
адрес написан косым канцелярским почерком сына, почерком, так напоминавшим
сладенькую, вылощенную наружность Мэта, что он не мог без раздражения на
него смотреть.
что предпочитает писать письма, вместо того, чтобы сказать отцу то, что
хочет, прямо в лицо, как мужчина! С глубоким презрением смотрел Броуди на
аккуратную надпись на конверте, но лицо его смягчилось, когда, глядя сбоку
на свою фамилию, выведенную этим четким почерком, он нашел, что она
выглядит очень красиво, почти так же красиво, как напечатанная. "Джемсу
Броуди, эсквайру". Да, таким именем можно гордиться! Он слегка улыбнулся,
благодушное настроение вернулось к нему, и в избытке самодовольства он
небрежно разорвал - конверт и вынул из него письмо.
выслушать подробности о моей новой службе, ты бы узнал, что эта должность
может быть предоставлена только женатому человеку. Не жди, что Нэнси
вернется. Она едет со мной и присмотрит за тем, чтобы я не свалился с
лошади. Твой любящий и покорный сын Мэт".
поднял невидящие глаза и недоверчиво пробурчал:
любящий и покорный сын"... да он, видно, не в своем уме!
смысл записки проник в его одурманенный спиртом мозг. Это произошло в тот
миг, когда на обороте письма он заметил слова, нацарапанные детски
неумелой рукой Нэнси: "Мэт и я уезжаем, чтобы пожениться и зажить весело.
Ты слишком любил свою бутылку, чтобы жениться на мне, так можешь сегодня
уложить ее с собой в постель вместо меня, старый дурак!"
его. Письмо исчезло из его глаз, комната закачалась, уплыла куда-то. Он
был один среди безмерности мрака. С искаженного лица тупо глядели глаза,
как две раны под лбом, изборожденным морщинами. Теперь он полностью
сознавал свою потерю. Мэт, его родной сын, отнял у него Нэнси! В припадке
отчаяния он подумал, что гораздо лучше было бы, если бы сын застрелил его
тогда в доме на "Канаве", чем нанес ему этот удар, гораздо более ужасный,
более мучительный, чем смерть! Этот жалкий, презренный сын восторжествовал
над ним. Ему разом стала ясна вся сеть обмана, которой его опутали в
последние дни: равнодушие Нэнси, затем ее притворная, хоть и сдержанная,
ласковость, то, что она запиралась от него по ночам, мнимая родня в
Овертоне, полнейшее отсутствие Мэтью дома - все он понял теперь, вспомнил
и то, как он застал обоих в кухне, и Нэнси разбила чашку как раз в тот
момент, когда он спросил у Мэтью название фирмы, у которой тот будет
служить. Боже, каким дураком он был! "Старый дурак" - назвала его Нэнси.
Как она, должно быть, смеялась над ним, как оба они насмехаются над ним
сейчас! Он не знал, куда и как они уехали. Он был бессилен, он знал только
одно, что они вместе. Он мог только стоять тут и думать и, корчась от мук
ревности, представлять себе их в нестерпимой близости друг к другу.
выведенный из мрачного забытья голосом Несси, которая вошла в кухню,
боязливо посмотрела на него и прошептала:
хрипло закричал:
только не приставай ко мне!
мучительных мыслей. С глубокой жалостью к себе он вспомнил, что теперь
некому заботиться о нем и Несси, осталась одна лишь слабоумная,
беспомощная старуха-мать. Да, его дочери Мэри придется вернуться домой! Он
вынужден будет, хотя бы ради Несси, позволить ей вернуться и вести
хозяйство в доме. Весь скрытый смысл его беседы с Нэнси насчет этого
возвращения стал ему вдруг ясен, и он с новой болью вспомнил, как
упрашивал ее написать отказ. А она все время знала, что бросит его! Он
опоздал со своим предложением жениться! Как же он обойдется без нее?
Острая боль пронзила его, когда он представил себе Нэнси в объятиях сына,
подставляющей губы его поцелуям, с радостной готовностью отдающей ему свое
упругое белое тело. Словно пытаясь заслонить это мучительное видение, он
поднял руку и прижал ее к дрожащим векам, губы его жалобно покривились и
тяжкое, судорожное рыдание вырвалось из груди, нарушив тишину в кухне.
5
первую половину маршрута, миновал Овертон и, пройдя под низкими
закопченными сводами Килмахейского туннеля, с коротким торжествующим
свистом вынырнул на свет ветреного мартовского дня, выпустил длинную ленту
пара, которая, подобно вымпелу, вилась за паровозом, и начал тихим ходом
спускаться по некрутому откосу, приближаясь к Ливенфорду. Поезд шел
налегке (многие вагоны были пусты, в других было по несколько, даже по
одному пассажиру), и, словно считая, что теперь, после того, как проделан
уже крутой подъем Пойндфоулда и остались позади темные пещеры Килмахея,
спешить некуда, шел тихо среди взрыхленных, серо-коричневых полей,
пересеченных железной дорогой, как длинной, суживающейся вдали бороздой.
девушка с небольшим чемоданом, который составлял весь ее багаж. Одетая в
простенький серый костюм изящного, но немодного покроя, в серой бархатной
шапочке на темных, туго закрученных волосах, она сидела прямо, но
непринужденно, устремив глаза в окно и жадно, с какой-то грустью, ловя
каждую подробность мелькавшего мимо ландшафта.
ноздрями, подвижной, выразительный рот. Гладкий белый лоб оттенял и
подчеркивал очарование кротких темных глаз. И во всем ее облике была
меланхолическая прелесть, чистота, светлая печаль, точно какое-то
пережитое в прошлом тяжкое горе наложило на каждую черточку этого лица
едва заметный, но неизгладимый отпечаток страдания. Эта легкая тень, как
будто еще больше подчеркивавшая ее красоту, делала ее на вид старше ее
двадцати двух лет, но вместе с тем придавала удивительную утонченность и
благородную простоту, дополняемую строгостью наряда.
коленях ладонями кверху и так же, как лицо, сразу обращали на себя
внимание, но по другой причине: лицо было лицом мадонны, а руки, красные,
Никитин Юрий
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий