стоит запрягать, беги что есть духу!
кастрюльку, налила в нее молока из кувшина, стоявшего на кухонном шкафу, и
торопливо подогрела его на очаге. Затем сняла одеяло со своей кровати,
стоявшей на кухне, и побежала в коровник с одеялом на одной руке и
кастрюлькой в другой. Она плотно укутала Мэри одеялом, и бережно подняв ей
голову, с трудом влила несколько капель горячего молока между посиневших
губ. Она с сомнением качала головой.
сарай с чистой сырой тряпкой и вторым одеялом для Мэри.
безвольное тело вторым одеялом. Затем заботливо стерла тряпкой засохшую
грязь с белого холодного лица. Она сделала, что могла, и теперь терпеливо
ожидала, присев на корточки подле Мэри и не сводя с нее глаз. Время от
времени она принималась растирать безжизненные руки или гладила холодный
лоб. В такой позе она просидела около часа.
ветер и дождь.
что не захотите.
головой и наклонил свое длинное худое тело над лежавшей на полу женщиной.
Несмотря на свою молодость, доктор Ренвик был хороший врач. В Ливенфорде
он был новый человек и стремился создать себе практику. Этим-то и
объяснялось, что он пришел пешком в такой вечер, тогда как оба других
врача, к которым фермер обратился прежде, чем к нему, отказались идти. Он
посмотрел на лицо Мэри, бледное, с запавшими щеками, пощупал ее слабый
неровный пульс. Пока он с невозмутимым спокойствием следил за секундной
стрелкой своих часов, старая женщина тревожно смотрела ему в лицо.
намучилась, доктор! - сказала она, этими словами как бы умоляя его сделать
все, что в его силах.
ним женщину, но он был тронут. Казалось, он опытным глазом читает всю
историю страданий Мэри, словно эта история была неизгладимо вписана в ее
черты. Он видел изящно вырезанные ноздри тонкого прямого носа, впадины под
темными глазами, жалобно опущенные углы мягких бескровных губ. В нем
проснулось сострадание, окрашенное приливом странной нежности.
желая перелить в нее жизненную силу из своего здорового тела; потом,
повернув эту руку ладонью вверх, увидел сквозную рану и невольно
воскликнул:
слабости, продолжал резко: - Она в тяжелом состоянии. Кровотечение,
скверное кровотечение, и кроме того, сильное нервное потрясение - один бог
знает, отчего. Ее надо отвезти в больницу.
от двери:
закивала головой, делая руками умоляющие жесты.
рассчитывал, визит этот не мог принести ему ничего, кроме затруднений и
риска для его еще не установившейся репутации в городе. Но что-то
побуждало его идти на этот риск. Его черные глаза светились горячим
желанием спасти эту женщину. - Тут не одно только нервное потрясение, -
сказал он вслух. - Мне ее дыхание не нравится. У нее, может быть,
начинается воспаление легких, а если это так, то... - Он выразительно
тряхнул головой, отвернулся и, нагнувшись над своей сумкой, достал из нее
кое-какие временно укрепляющие средства, которые и пустил в ход, насколько
это позволяла обстановка. Когда он кончил, у дверей уже стояла наготове
обыкновенная деревенская телега, глубокая и громоздкая, как фургон.
Новорожденного завернули в одеяло и осторожно положили в один угол, затем
подняли Мэри и уложили ее рядом с ребенком. Последним влез в телегу Ренвик
и сел, поддерживая Мэри, а фермер вскочил на свое место и стегнул лошадь.
Так двинулась в ночном мраке по направлению к больнице эта своеобразная
карета скорой помощи, подскакивая и громыхая, а доктор, сидя в ней, держал
на руках неподвижное тело Мэри, стараясь оберегать его от толчков на
ухабах скверной дороги.
вздохом повернулась, заперла хлев и, сгорбившись, медленно пошла в дом.
Когда она вошла в кухню, стоявшие в углу старинные часы с гирями медленно
и торжественно пробили восемь раз. Старуха подошла к комоду, достала
библию, не спеша водрузила на нос очки в железной оправе, открыла книгу
наугад и спокойно углубилась в чтение.
12
бушевал в восточном. В воскресенье днем, когда в Ливенфорде и его
окрестностях начался ураган, в графствах на восточном берегу моря
катастрофа приняла еще более ужасающие размеры.
бесновавшийся среди серых домов, выветрившихся от непогод, вздувал ему
пальто, забрасывая его на голову, и валил Дениса с ног. Но Денис любил
ветер: бороться с ним было приятно, это будило ощущение собственной силы.
С шляпой в руке, растрепанный, с открытым ртом, он точно прорубал себе
дорогу сквозь ветер. А ветер пел ему в уши и рот, жужжал, как гигантский
волчок, и сам Денис пел тоже, вернее - издавал нечленораздельные звуки,
изливая в них бурливший в нем избыток жизненных сил. Редкие прохожие почти
все невольно оглядывались на него и завистливо бормотали сквозь синие
дрожащие губы: "Закаленный парень, черт его возьми!"
"Семейном и коммерческом отеле без спиртных напитков". Хорошая гостиница,
нет показной роскоши, но стол там вкусный и обильный. Денис сделал
основательную брешь в большом блюде сосисок и белого пудинга, очистил
тарелку овсяных лепешек и выпил целый чайник чаю в собственной семейной
гостиной Мак-Кинли. Старая тетушка Мак-Кинли готова была что угодно
сделать для Дениса - Денис очаровал и ее, как очаровывал большинство людей
- и он всегда, приезжая в Эдинбург, останавливался у нее.
подкрепления его физических сил на пути в Данди, куда он приедет только
поздно вечером, и подарила смачный поцелуй, чтобы поддержать в нем дух до
новой встречи. "Как хорошо иметь таких друзей", - тепло подумал Денис,
нащупывая в боковом кармане мягкий пакет и шагая по дороге в Грентон, где
ему нужно было сесть на паром, перевозивший через морской залив в
Бэрнтисленд. Он был недоволен погодой только потому, что она могла
помешать перевозу. Но он шутливо говорил себе, что если парома не будет,
он чувствует в себе достаточно сил, чтобы переплыть залив.
трех миль, поэтому Денис решил идти до перевоза пешком. Как хорошо жить!
Ветер пьянил его; когда он касался его лица, Денису хотелось жить вечно.
Крепко ставя ноги на мостовую, он был уверен, что шутя пройдет три мили до
Грентона за тот час, что имелся в его распоряжении.
развернулось на славу, лучше, чем он мог ожидать, и завтра в Данди он
рассчитывал окончательно упрочить свое положение сделкой с фирмой "Блэйн и
Кь". Молодой мистер Блэйн пользовался большим влиянием, а к Денису он был
чрезвычайно расположен, и Денис понимал, что стоит только убедить мистера
Блэйна закупать впредь товар фирмы Файндли, и тогда дело его в шляпе. Он
уже обдумывал коротенькую остроумную речь, которой завтра начнет беседу с
мистером Блэйном. Он напыщенно декламировал ее, обращаясь к ветру и пустым
улицам, безмерно наслаждаясь, подчеркивая тезисы своей речи выразительной
жестикуляцией, и покуда дошел до Грентона, успел закидать молодого мистера
Блэйна эпиграммами, бомбардировал его техническими подробностями и
обезоружил солидными аргументами. Придя к перевозу, он, к своему
облегчению, увидел, что паром качался у маленькой пристани, по всем
признакам собираясь отплыть. Денис ускорил шаги и поднялся на борт. С
низкой палубы пароходика залив казался темнее и грознее, чем с мола, и
белая пена кипела на гребнях аспидно-серых волн. Суденышко сильно качало,
и толстые канаты, которыми оно было привязано к мертвым якорям на
пристани, визжали и скрипели под двойной атакой ветра и прибоя. Но Денис
всегда очень хорошо переносил качку и без малейшей тревоги присоединился к
остальным пассажирам, которые собрались на носу парома и уныло смотрели на
залив, теснее сплоченные страхом перед переправой.
третий с слабым притязанием на шутливость.
Флинт Эрик
Лондон Джек
Скальци Джон
Посняков Андрей
Березин Федор
Суворов Виктор