глазами промелькнули два смотревших из нее бледных, полных ужаса лица, как
призраки, скользнувшие во мраке.
вагонов, производя шум тысячи наковален, и снова в стекла зашлепал мокрый
снег, так что за окном ничего нельзя было разглядеть. Поезд качался на
рельсах, как пьяный, и, несмотря на то, что шел медленно и осторожно -
благодаря шуму бури казалось, что он несется стремглав. Черный мрак,
скрежет колес, яростный натиск ветра, грохот волн, разбивавшихся внизу о
быки моста, - все вместе создавало впечатление безудержного, безумного
стремительного движения.
бросало из стороны в сторону, вдруг почудилось, что колеса поезда говорят
ему что-то. Они мчались по рельсам и визжали (он ясно слышал это)
монотонной, полной отчаяния скороговоркой: "Господи, помилуй нас! Господи,
помилуй нас! Господи, помилуй нас!"
Острое предчувствие страшной опасности начало давить его. Но боялся он
почему-то не за себя, а за Мэри. Жуткие картины проносились в темном поле
его воображения. Он видел Мэри в белом саване, смотревшую на него с
грустной мольбой во взоре, Мэри с распущенными мокрыми волосами, с
окровавленными ногами и руками. Какие-то фантастические чудовища
преследовали ее, она отступила под их натиском, и мрак поглотил ее. Потом
она появилась снова, гримасничая, хихикая, похожая на карикатурное
изображение мадонны, с истощенным ребенком, которого она держала за руку.
Денис закричал от ужаса. В безумном смятении вскочил с места. Он хотел
броситься к Мэри. Хотел распахнуть дверь, выскочить из этой коробки, в
которую его заключили, которая окружала его, как склеп. Он все отдал бы в
это мгновение, чтобы выбраться из поезда. Но не мог.
освещая себе путь собственным светом, похожий на темную, красноглазую
змею, которая, извиваясь, быстро ползет вперед. Он прошел уже одну милю по
мосту и достиг среднего пролета, где сеть стальных брусьев образовала как
бы полую трубу, сквозь которую надо было пройти. Поезд вошел в этот
туннель. Он вползал в него медленно, с опаской, нехотя, дрожа каждым
болтом, каждой заклепкой своего корпуса, атакуемого ураганом, который,
казалось, стремился его уничтожить. Колеса стучали непрерывно, навязчиво,
как погребальный звон, бесконечно повторяя: "Господи, помилуй нас!
Господи, помилуй нас! Господи, помилуй нас!"
рубашкой среднего звена моста, ветер с торжествующим ревом дошел до
полного исступления в своей силе и ярости.
искрошился в песок, железные столбы согнулись, как ивовые прутья. Средний
пролет растаял, как воск. Обломки его засыпали истерзанный поезд, который
одно мгновение бешено крутился в пустом пространстве. Страшный поток
битого стекла и деревянных обломков обрушился на Дениса, раня и калеча
его. Он видел, как ломается и скручивается металл, слышал треск падающих
кирпичей. Невыразимое отчаяние сотни человеческих голосов, слитых в один
резкий, короткий, мучительный крик, в котором смешались ужас и боль,
ударило Дениса по ушам, как роковая безнадежность погребального пения;
стены вагона саваном завихрились вокруг него и над ним, пол летел через
его голову. Падая, завертевшись волчком, он вскрикнул громко то же, что
выстукивали раньше колеса. "Господи, помилуй нас!" - и затем тихо одно
только имя: "Мэри!"
прорезал мрак сверкающей параболой света и беззвучно нырнул в черную
преисподнюю воды, где потух так же мгновенно, как ракета, навеки исчезнув,
точно его и не было!
что случилось. Он осознал все, затем мгновенно перестал сознавать. В тот
самый миг, когда первый слабый крик его сына прозвучал в хлеву
ливенфордской фермы, его изувеченное тело камнем полетело в темную
бурлящую воду и легло мертвым глубоко-глубоко на дне залива.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
хлопья сухого снега порхали в воздухе легко и беззвучно, как мотыльки, и
ложились толстым покровом на промерзлую землю. Жестокая и затянувшаяся в
этом году зима началась поздно и теперь медлила уходить.
пустую улицу. Тишина на улице радовала его, на безлюдье дышалось
свободнее. Последние три месяца ему тяжело было встречаться со своими
согражданами, и отсутствие людей на улице давало передышку мукам
уязвленной, но не сломленной гордости. Можно было на несколько минут
смягчить выражение непреклонности, которое он постоянно носил на лице, как
маску, и мысленно полюбоваться своей неукротимой волей. Да, трудную задачу
взял он на себя за последние три месяца, но он ее выполнил, черт возьми! В
него пускали множество стрел, и вонзались эти стрелы глубоко, но он ни
разу ни словом, ни жестом не обнаружил перед людьми мук раненой и
оскорбленной гордости. Он победил.
мышки и, раздувая ноздри прямого носа, жадно втягивал ими морозный воздух,
с вызовом оглядывая пустынную улицу. Несмотря на резкий холод, на нем не
было ни пальто, ни шарфа: он очень гордился своей закаленностью и презирал
такие признаки слабости. "К чему пальто такому здоровому человеку, как я?"
- говорила вся его поза. А ведь сегодня утром ему, чтобы по обыкновению
облиться холодной водой, пришлось сначала разбить тонкую корку льда в
кувшине. Зимняя погода была ему по душе. Он наслаждался жестоким холодом,
жадно, всей грудью вдыхал морозный воздух, и при этом в рот ему попадали
белые порхающие снежинки, таяли на языке, как облатки причастия, вливали в
него свежесть и бодрую силу.
Броуди скрыться в лавку, так как в подходившем он узнал одного из самых
сладкоречивых, хитрых и лукавых сплетников в городе.
тяжелые, заглушенные снегом шаги и видя, что тот, к кому относилось это
замечание, не спеша переходит улицу. - С удовольствием вырвал бы его у
тебя. Э, да он идет сюда. Так я и знал!
предвидел Броуди, он остановился.
сойти и за почтительный и за иронический.
Грирсона, уже заставил его не раз жестоко страдать, и он относился к этому
человеку с глубокой подозрительностью.
зима!.. Но вас, я вижу, ничто не берет, дружите. Можно подумать, что вы -
железный, право, так легко вы все переносите.
на посиневший нос собеседника.
морозы когда-нибудь должны кончиться. Рано или поздно лед должен
тронуться. Чем крепче мороз, тем сильнее оттепель. В один прекрасный день
здесь наступят большие перемены! - он с притворно-простодушным видом
посмотрел на Броуди.
находчив, чтобы ответить в тон.
человек, Грирсон.
римляне называли "умением предсказывать погоду".
утром в мой дом залетел маленький реполов, он чуть не погиб от холода. -
Грирсон покачал головой. - Такая погода, должно быть, ужасна для птичек...
и для бездомных, которым негде укрыться. - Затем, не дав Броуди вставить
ни слова, он прибавил: - Как поживает все ваше семейство?
вы, должно быть, слышали об этом. В нынешнем году она тоже возьмет все
первые награды. - "Вот на-ка, выкуси! - подумал он про себя. - Небось,
твоему взрослому остолопу всегда приходится уступать первое место моей
умнице-дочке".
сладеньким голоском спросил: - А от старшей дочери, от Мэри, давно
получали известия?
дочке я всегда питал слабость. Меня очень встревожила ее долгая болезнь.
Но на днях кто-то говорил, будто она нашла себе место в Лондоне. Должно
быть, ей помогла устроиться та семья из Дэррока - Фойли, я хочу сказать.
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Флинт Эрик
Контровский Владимир