лавку Броуди явился щегольски одетый, весьма учтивый посетитель и с
любезной, несколько заискивающей улыбкой представился, предъявив Броуди
свою визитную карточку:
галантерея Манджо". Я хочу, чтобы мы были друзьями, - сказал он
приветливо, протягивая руку.
замечает протянутой руки гостя, и сохранил свой обычный тон.
- вы нас уже считаете своими врагами. Но, право, это не совсем так. В
известном смысле мы с вами, конечно, конкуренты, но опыт показал, что
часто двум предприятиям одного и того же характера - вот как ваше и наше -
выгодно бывает объединиться. - Вот как! - бросил иронически Броуди, когда
его собеседник сделал внушительную паузу. Тот, не зная, какой человек
перед ним, и не замечая симптомов нарастающего в нем гнева, с
воодушевлением продолжал:
возможность привлечь больше покупателей, а это, конечно, выгодно для обоих
магазинов. Мы увеличим торговлю и будем делить барыши! Вот наша
арифметика, - заключил он, как ему казалось, очень эффектно.
думайте, что вам удастся мне заговорить зубы, и не ставьте мое предприятие
наравне с вашим ярмарочным балаганом, торгующим побрякушками. Вы пришли
сюда, как браконьеры, чтобы поохотиться в чужих владениях, и я поступлю с
вами, как поступают с браконьерами.
репутацией, у нас повсюду имеются филиалы, мы не браконьеры. Открыть здесь
новое отделение поручено мне, и я хочу с вами объединиться. А вы, -
добавил он льстиво, - вы вовсе не похожи на человека, неспособного понять
выгодность такого сотоварищества.
- Это вы, видно, называете так кражу клиентуры у других предприятий?
монопольное право на торговлю шляпами в Ливенфорде? - возразил уже с
некоторым негодованием представитель Манджо.
выразительным жестом согнул свои мощные бицепсы. - Я разорю вас в пух и
прах.
выгоднее, чем конкурировать. Впрочем, если вы предпочитаете войну, - он
сделал жест извинения, - так у нас, знаете ли, большие преимущества. Нам
уже и раньше, при аналогичных обстоятельствах, приходилось снижать цены, и
мы свободно можем сделать это и сейчас.
тех пор мял в руке.
зовут... вы говорите, как говорят в грошовых романах. Я не намерен ни на
один фартинг снизить цены, - протянул он с презрительным сожалением. - У
меня здесь большие связи, вот и все, и такой человек, как я, сумеет их
сохранить.
между нами, - отрывисто заметил посетитель.
от вас услышал за все время, и надеюсь, что оно будет и последним.
Манджо повернулся и спокойно вышел из лавки, а на следующий день -
пятнадцатого марта - в помещении рядом появилась небольшая бригада
рабочих.
каждым стуком молотков, который с раздражающей монотонностью отдавался у
него в мозгу. Даже во время перерывов, когда было тихо, их присутствие не
давало Броуди покоя, он ожидал, что вот-вот возобновится это стаккато
молотков, и когда оно начиналось, кровь в его висках стучала тем же самым
опасным ритмом. Когда сквозь смежную стену доносился режущий визг пил, он
вздрагивал, как будто эти пилы пилили ему кости, а холодный стальной звук
зубил о камень заставлял его хмуриться, как будто это они высекали в его
лбу, между глазами, глубокую вертикальную морщину ненависти.
возможно скорее закончить свое дело, работали сверхурочно: двойная плата,
видно, ничего не составляла для фирмы Манджо! К концу недели были сняты
ветхие оконные рамы, дверь, полки и прилавок, все обветшавшие остатки
прошлого, и теперь оголенный фасад лавки зиял перед Броуди ухмыляющейся
маской, в которой окна без рам напоминали слепые глазные впадины, а пустой
прямоугольник дверей - разинутый беззубый рот. Потом пришли маляры и
штукатуры и соединили свои усилия с усилиями столяров и каменщиков.
Благодаря их трудам и искусству, общий вид лавки заметно менялся с каждым
днем. Броуди бесила каждая фаза этого процесса, и его растущая антипатия к
преобразившемуся зданию распространялась и на рабочих, которые, не жалея
труда, так прекрасно его перестроили, сделали его самым красивым и самым
современным магазином в городе. Когда один из этих людей как-то раз зашел
к Броуди и, дотронувшись до шапки, вежливо попросил разрешения взять ведро
воды, чтобы вскипятить чай себе и товарищам, так как у них временно закрыт
водопровод, Броуди выгнал вон удивленного рабочего. "Воды! - прорычал он.
- Вода вам понадобилась? И вы имеете нахальство приходить сюда за тем, что
вам нужно! Ничего вы не получите. Если бы даже вся ваша банда жарилась в
аду, я бы ни одной каплей не смочил ничьего языка. Убирайтесь вон!"
казалось самому Броуди, ускоряло ее, и он со злобой наблюдал, как вставили
толстые зеркальные стекла, отливавшие зеленоватым блеском, как за ночь,
словно грибы, вырастали ящики для образцов со стеклянными крышками.
Появилась и нарядная вывеска - она так и сверкала! И, наконец, в
довершение всего перед его глазами, в ярком свете дня, над входом
водрузили модель громадного, щедро позолоченного цилиндра, который при
малейшем ветерке весело покачивался.
щеголял спокойным равнодушием, гордость не позволяла ему говорить о том,
что его мучило. Перед знакомыми, шутившими насчет вторжения его
конкурента, он делал мину глубочайшего пренебрежения к новой фирме, и
напоенные желчью остроты Грирсона в Философском клубе отражал притворной
беспечностью и высокомерным безразличием.
пришельцами.
группе избранных мэр Гордон как-то вечером в клубе, в отсутствие Броуди. -
А потом Броуди их выживет отсюда. Если его заденешь - это настоящий
дьявол! Право, он вполне способен подложить заряд пороха под их красивую
лавку.
вставил Грирсон.
Не знаю ни одного человека, который способен был бы, как он, перенести
такую ужасную неприятность и срам из-за дочери, глазом не моргнув, не
вешая голову ни на миг. Когда он чего-нибудь захочет, он превращается в
настоящего сатану.
кто-то. - Я не уверен, что он своей необузданностью сам не испортит все
дело. Ведь он упрямством перещеголяет любого мула. Потом знаете, Гордон,
он до того зазнается, что людям, даже тем, кому он сначала нравился,
начинают уже немного надоедать его спесь и барские замашки. Это совсем как
семга: съешь немножко - приятно, а если тебя будут ею кормить все время,
так тебя от нее начнет мутить.
оттенок этого внимания, Броуди решил, что общество поощрительно относится
к нему, как к защитнику старого почтенного уклада в городе от нашествия
сторонников модной мишуры, и еще больше стал заботиться о своей
наружности, заказал себе два новых костюма из самого лучшего и дорогого
сукна, купил у ювелира на Площади красивую опаловую булавку в галстук,
которую и носил теперь вместо прежней простой золотой подковы. Эта булавка
немедленно обратила на себя внимание его приятелей, она переходила из рук
в руки, и все восторгались ею.
посмеиваясь, Грирсон. - Надеюсь, его покупка вас не разорила.
нет, - обрезал его Броуди.
своими. Вы так сорите деньгами, что у вас их, наверное, целая куча.
Ручаюсь, что и на черный день немало отложено, - пришепетывая, сказал
Грирсон, проницательно и насмешливо заглядывая Броуди в глаза.
опалом, и оно принесло ей уйму всяких бед. В том самом месяце, когда она
купила его, она поскользнулась и сильно расшиблась, - сказал Пакстон.
взглянул на него.
сказал он медленно.