переполнилось горячей благодарностью от сознания, что Мэт так близко.
Наконец-то ее любимый сын с нею, дома, после всех этих томительных месяцев
разлуки. Прошептав благодарственную молитву, она торопливо занялась
приготовлениями к вечернему чаю.
волнении кинулась к матери, крича.
ли он мне подарок из Индии? Я хочу его увидеть! Где же он?
нетерпением его увидеть. Но через несколько минут медленно сошла вниз,
остановилась перед матерью, притихшая, с сердитой морщинкой на лбу. Ее
радостное возбуждение совсем исчезло.
не похож на нашего прежнего Мэта. И он как будто совсем не обрадовался
мне.
прийти в себя.
сказал, чтобы его не беспокоили больше.
нетерпеливой. У него теперь есть о чем подумать, ему не до тебя.
что-то сказал, да я не поняла... вроде того, что компас похож, на твой
нос.
себя, что Несси, должно быть, что-нибудь перепутала, не так расслышала, но
на сердце у нее тяжестью легла догадка о тайном смысле замечания,
сделанного Мэтом.
или что-нибудь в этом роде, - не унималась Несси. - И бабушка тоже очень
обижена, она сказала, что ему следовало привезти ей какой-нибудь подарок.
Он, видно, никому ничего не привез.
душу в этом окрике. - Ты думаешь, твоему брату больше некуда девать
деньги, только тратить их на подарки! Чтобы я больше не слышала от тебя ни
единого слова! Марш отсюда и позови бабушку жарить гренки!
чем обычно, выражением терпеливой покорности и принялась накрывать на
стол.
кухню. Слабый румянец играл на его желтых скулах, он стал словоохотливее,
и, уловив легкий, но весьма подозрительный запах, который распространяло
его дыхание, мама сразу поняла, что он выпил для храбрости, готовясь к
встрече с отцом. Украдкой наблюдая за ним, она заметила, что, несмотря на
давешнее хвастовство, Мэт страшно боится этой встречи. Она тотчас забыла
свою обиду и снова инстинктивно насторожилась, готовая защищать его.
я совсем засиделся.
на глаза, смотрел беспрестанно на часы и мешал матери, ходившей от стола к
буфету и обратно.
видно, перенял там у чернокожих эту привычку? У меня даже голова кружится,
ей-богу, когда я на тебя смотрю!
храбрился, приближение страшного часа - половины шестого - угнетало его.
Все те твердые решения, что он принимал за это время, - дать отпор отцу,
отстоять свою независимость взрослого, повидавшего свет молодого человека,
- начали таять, его решимость держать себя при первой встрече с небрежной
уверенностью понемногу испарялась. По дороге домой легко было уверять
себя, что ему отец не страшен. Теперь же, когда он сидел на своем старом
месте, за тем же столом и в той же ничуть не изменившейся комнате,
боязливо насторожив уши в ожидании, когда раздадутся твердые, тяжелые
шаги, поток привычных ассоциаций нахлынул на него с непреодолимой силой,
и, теряя всю свою наигранную смелость, он опять превратился в прежнего
робкого юношу, нервно ожидающего отца. Инстинктивно повернулся он к матери
и с досадой увидел, что ее прозрачные глаза смотрят на него сочувственно.
Он видел, что она понимает его настроение, угадывает его страх, и им
овладело яростное возмущение. Он крикнул:
посмотрел на мать, что она опустила глаза.
его вздрогнуть. Звук раздался точно в половине шестого, минута в минуту,
так как Броуди после длительного периода, когда он приходил обедать не
каждый день и в разное время, теперь вернулся к прежней пунктуальной
точности, совершенно не интересуясь больше своей лавкой.
чтобы не дрожали руки, готовился выдержать жестокую словесную атаку. Но
Броуди не сказал ничего, даже не взглянул на сына. Он сел за стол и
принялся с видимым удовольствием пить чай.
не было ни единого, похожего на то, что произошло. И Мэтью охватило
непреодолимое желание закричать, как закричал бы наказанный школьник:
"Смотри, папа, я здесь! Обрати же на меня внимание!"
собой и не говоря ни слова, так что создавалось впечатление, будто он
нарочно не узнает сына. Но в конце концов, после долгой паузы, когда
напряжение в комнате стало уже почти нестерпимым, он повернулся и взглянул
на Мэтью. Этот пронзительный взгляд видел все и все говорил. Он пробил
наружную скорлупу дерзкой бравады и проник в зыбкую, сжимавшуюся от страха
сердцевину, он осветил все закоулки души Мэтью и как будто говорил: "А,
вернулся наконец! Я тебя вижу насквозь. Все такая же тряпка, а теперь к
тому же и неудачник!"
всех, и как ни заставлял он себя посмотреть отцу в лицо, он не мог. Глаза
его трусливо бегали по сторонам и, к его мучительному стыду, наконец
опустились вниз.
без единого слова, произнес, наконец, резким тоном:
нелестных смыслов. Мама затрепетала. Начиналась травля ее сына, и хотя
видно было, что эта травля будет более жестокой, чем она думала, она не
смела вставить ни слова, боясь еще больше рассердить мужа. Глаза ее с
робким сочувствием остановились на Мэте, в то время как Броуди продолжал:
стало желтым, как гинея. Помнится, оно у тебя было довольно таки пухлое и
белое, а теперь, видно, золото, что ты копил в Индии, наградило тебя
желтухой. - Он критически разглядывал Мэта и все более расходился, давая в
этих язвительных тирадах выход злобе, накопившейся за месяцы жестоких
страданий. - Впрочем, стоило пожертвовать цветом лица! Без сомнения,
стоило, - продолжал он. - Ты, конечно, привез кучу золота из чужой страны,
где работал не покладая рук? Ты теперь богатый человек, а? Богат ты или
нет? - вдруг повысил он голос.
Броуди с преувеличенным насмешливым изумлением поднял брови.
я, судя по тому, что ты предпринял увеселительную прогулку по Европе, да
по этим внушительным сундукам в передней вообразил, что ты купаешься в
деньгах. Ну, а если нет, почему же ты вел себя так, что тебя вышвырнули со
службы?
всему обществу в целом, - ему не по душе была служба! Такому великому
человеку угодить, конечно, трудно! И как чистосердечно, как честно он
заявляет, что она ему не нравилась!
здесь, в Ливенфорде, сообщали, что тебя просто выгнали вон. Видно, ты
успел им опротиветь так же, как давно опротивел мне.
рассчитываешь на какой-нибудь новый блестящий пост? Не правда ли?
отца в эту минуту так сильно, что даже весь дрожал от ненависти, от
невообразимого унижения. Это с ним, опытным, повидавшим свет, искушенным в
житейских делах денди говорят таким тоном! В душе он клялся, что хотя
сейчас не сумел дать отпор отцу, но когда окрепнет, оправится от
путешествия, он расплатится с ним за каждое оскорбление.
кротостью. - Ни службы, ни денег! Ты просто явился сюда, чтобы сесть на
шею отцу. Вернулся, как побитая собака. Ты находишь, вероятно, что легче
жить на мой счет, чем работать!
нашему климату от ужасной жары там, где ты трудился до того, что схватил
желтуху. Твоей бедной матери придется достать для тебя что-нибудь потеплее