кротость, как маска, слетела с его лица.
хихикнул он про себя. - Для первого раза недурно!
следующий раз: у мамаши, наверное, припрятана в надежном месте кругленькая
сумма, и она перейдет в его руки, стоит только умело попросить! Те
несколько шиллингов, что он получил, заложив часы матери, только разозлили
его, потому что он рассчитывал взять за них гораздо больше, но теперь,
когда у него в кармане было несколько фунтов, его престиж был
восстановлен, и к нему вернулось веселое настроение. Только бы подобраться
к ее сбережениям, и все пойдет на лад! Он уже сумеет повеселиться на эти
деньги!
он презирал Ливенфорд, но самое это презрение наполняло его восхитительным
чувством уважения к себе. Он, человек, повидавший свет, кое-чему научит
сегодня жителей этого городишка! Да, черт возьми, он им покажет! Распишет
все яркими красками. При этой мысли он от восторга залился хриплым смехом
и торопливо огляделся кругом. Шагая вразвалку по направлению к городу, он
смутно различил на другой стороне улицы двигавшуюся ему навстречу фигуру
женщины и, глядя ей вслед, когда она прошла, пробормотал, подмигнув сам
себе: "С этой ничего не выйдет, она слишком торопится куда-то, И чего она
так бежит?" Он и не подозревал, что то была Агнес Мойр, шедшая к его
матери.
так как она придавала ему смелость, энергию, которых он не ощущал в ярком
свете дня. И подумать только, что он когда-то боялся вечернего мрака!
Только в эти часы человек оживает, может как следует развлечься! Ему ярко
вспомнились ночные кутежи в Индии, и, когда эти воспоминания разожгли его
нетерпение, он пробормотал: "Вот это были ночи! Здорово мы пошумели!
Обязательно поеду обратно, честное слово!" И он весело юркнул в первый
встретившийся по пути трактир.
швыряя фунтовую бумажку на прилавок. Когда ему подали стакан, он выпил
залпом и одобрительно, с авторитетным видом кивнул головой. Держа в руке
поданный ему второй стакан джина, он сгреб другой рукой сдачу, сунул ее в
карман, лихо заломил шляпу набекрень и осмотрелся вокруг.
освещение, тускло-красные стены, грязные плевательницы, пол, усыпанный
опилками. Боже! Опилки на полу - после дорогого, толстого, пушистого
ковра, в котором так уютно тонули его ноги там, в веселом уголке Парижа.
Несмотря на его требование, в джин не примешали горькой. А впрочем,
наплевать, этот кабак только начало! У него было неизменное правило, когда
он предпринимал такие веселые экскурсии, первым делом опрокинуть в себя
поскорее несколько стаканов джина. "Когда я хлебну капельку, я становлюсь
смел, как дьявол", - говаривал он. Пока в его голове не начинали весело
жужжать прялки, ему недоставало дерзости, отваги, веры в себя. Ибо, как он
ни хорохорился, в душе он оставался тем же слабым, нерешительным, робким
юношей, и ему необходимо было некоторое притупление чувствительности,
чтобы наслаждаться с полной уверенностью в себе. Его восприимчивая натура
очень быстро поддавалась возбуждающему действию алкоголя, в эти часы его
смелые мечтания, его требовательные желания воплощались в
действительность, и с каждым стаканом он становился все задорнее, принимал
все более надменный и вызывающий вид.
осведомился он у буфетчика (это была таверна такого сорта, где в силу
необходимости за стойкой держат всегда здоровенного, сильного парня).
Буфетчик покачал низко остриженной головой, с любопытством поглядывая на
Мэтью и спрашивая себя, кто этот франтик.
механическом пианино в городской ратуше.
Какие здесь все некультурные! Не знаете ли какого-нибудь уютного местечка,
где можно потанцевать и где найдутся две-три шикарные девочки? Что-нибудь
самого лучшего разбора?
буфетчик, вытирая тряпкой прилавок. Потом сердито добавил: - У нас
приличный город.
единственного, кроме него, посетителя, видимо, рабочего, который сидел на
скамье у стены и пристально наблюдал за ним из-за пивной кружки. - Еще бы
мне не знать! Это самый мертвый, самый ханжеский угол, самое безобразное
пятно на всей карте Европы. Да, жаль, что вы не видели того, что я! Я бы
мог рассказать вам вещи, от которых у вас встали бы волосы дыбом. Да что
толку? Здешние люди не отличат бутылки Помроя от французского корсета.
веселостью глядя на недоверчивые физиономии. Потом, хотя и довольный
произведенным впечатлением, вдруг решил, что здесь не дождешься никаких
развлечений и приключений, и с прощальным кивком направился к дверям, еще
больше сдвинув шляпу на одно ухо. Он вышел, пошатываясь, и нырнул в ночную
мглу.
начинало ползти у него за ушами, просачиваться в мозг, окутывая его, точно
ватой. Им овладело беспечное ощущение радости жизни, хотелось ярких огней,
музыки, веселой компании. С раздражением поглядывал он на слепые, закрытые
ставнями окна магазинов, на редких спешивших прохожих и, насмешливо
передразнивая последнее замечание буфетчика, пробурчал про себя: "Да, у
вас тут приличное кладбище!"
Ливенфорду. Что может дать такой город человеку, видавшему виды, человеку,
познавшему мир от притонов Барракпора до парижского бара "Одеон"?
другой бар. Здесь лицо его сразу прояснилось, В баре было тепло, светло,
стоял оживленный говор; сверкающие зеркала и граненые стаканы отбрасывали
мириады слепящих огней. Батареи бутылок с пестрыми ярлыками выстроились за
прилавком, а сквозь полураздвинутые портьеры он увидел в соседней комнате
зеленое сукно бильярдного стола.
"Джон Мак-Кей", другой не пью.
предупредительно подала ему все, что он просил. Он любовался ее согнутым
мизинцем, пока она наливала виски из бутылки, находя это верхом
утонченности, и хотя у толстушки был вид почтенной женщины, он на всякий
случай игриво улыбнулся ей. Он ведь такой сердцеед, покоритель женщин,
репутацию эту необходимо было поддержать во что бы то ни стало!
Спинозы в Калькутте. Правда, ваш поменьше, но почти такой же уютный.
обратили внимание, с видом знатока благодушно отхлебнул виски и продолжал:
следить, чтобы не подали какой-нибудь дряни, слишком много они примешивают
к нему медного купороса. Вот как, например, к джину в Порт-Саиде. Нет
ничего лучше настоящего "Джон Мак-Кей!"
матрос-англичанин, фамильярно подтолкнул его локтем и спросил хрипло:
морем из Индии.
вернулись из Индии, делало их навеки братьями.
жажда, которая не проходит и на родине.
подбросив монету.
служанку. Он выиграл, и матросу пришлось заказать виски для всей честной
компании.
доволен, что проиграл. Чокаясь, они обменивались рассказами о виденных ими
чудесах, а публика слушала, разинув рты, как они рассуждали о москитах,
муссонах, барах, восточных базарах, судовых бисквитах, пагодах, священных
и не священных коровах и о формах и интимных анатомических особенностях
армянок. Анекдоты лились таким же щедрым потоком, как и виски, до тех пор,
пока у матроса, который в питье значительно опередил Мэта, не начал
заплетаться язык и появилась пьяная слезливость. Тут Мэт, считавший это
еще только началом своих ночных развлечений и полный преувеличенного
чувства собственного достоинства, стал искать предлога отделаться от
собутыльника.
Неужели вы не можете придумать что-нибудь веселое?
Индию, и никто его не знал. А раз им не было известно, что он уроженец
старого города, он предпочел, чтобы его сочли приезжим, каким-нибудь
блестящим космополитом.
молчали; наконец кто-то предложил:
Ибсен Генрик
Самойлова Елена
Мацумото Сэйте
Володихин Дмитрий
Перумов Ник
Шилова Юлия