наполнили долины, земля стала холоднее, остывая под одевшим ее седым
туманом. Туман глушил все звуки, и тишина стояла мертвая. Длилась она
долго, пока где-то в реке не плеснула форель, подскочив и тяжело
шлепнувшись обратно в воду.
чуть слышно:
Нам надо идти.
наркоза, руками и ногами. Но вдруг молнией пронизало мозг воспоминание об
отце, доме, сознание того, что произошло с ней. Вскочила испуганная,
ужасаясь самой себе.
безумная, что пошла сюда с тобой.
утешить. - Я люблю тебя. И позабочусь о тебе.
Ох, мне надо вернуться домой раньше, чем _он_, иначе я останусь на улице
всю ночь и должна буду бродить, как бездомная.
так уж поздно - еще нет одиннадцати. Не бойся, во всем виноват я, я и буду
отвечать.
следовало уходить из дому. Я ослушалась отца. Страдать буду я одна.
сказал твердо:
чтобы ты поняла вот что: я тебя люблю, люблю больше всего на свете. И
женюсь на тебе.
домой. Отец меня убьет. Если он сегодня нигде не задержится и придет домой
раньше меня, он сделает что-нибудь ужасное со мной... с нами обоими.
спешила, а Денис бежал за ней, пытаясь успокоить ее и утешить нежнейшими
словами. Но хотя она от этих слов и перестала плакать, она мчалась все так
же быстро и молча, пока они не добежали до города. Здесь Мэри круто
остановилась.
встретить _его_... отца.
одну.
тьма... И дорога так пустынна.
исчезла, словно растаяла во мраке.
виду быстро бегущую девушку; не решаясь ни окликнуть Мэри, ни побежать за
ней, он растерянно поднял руки, словно умоляя ее вернуться, но затем
медленно опустил их и, долго простояв в такой нерешительности, в конце
концов повернулся и, удрученный, побрел домой.
по той самой дороге, которую в начале этого вечера прошла так легко. Ей
казалось, что за эти несколько часов она прожила целый век. Подумать
только - она, Мэри Броуди, поздно вечером одна на улице! Звук ее одиноких
шагов пугал ее, раздавался громко в тишине, как немолчное обвинение,
которое мог услышать ее отец, мог услышать кто угодно: он вопил об ее
безумии, о предосудительности положения, в котором она очутилась. Денис
хочет жениться на ней! Он, видно, тоже сошел с ума; он представления не
имеет о том, какой человек ее отец и какую жизнь она ведет дома. Эхо ее
шагов точно дразнило ее, твердя, что она поступила, как безумная,
бросившись очертя голову в такое опасное приключение, и самая мысль о
любви к Денису казалась теперь жуткой и мучительной нелепостью.
фигуру и при мысли, что это может быть ее отец, оцепенела от ужаса.
Правда, он чаще всего возвращался из клуба после одиннадцати, но бывало,
что приходил и раньше. Подходя все ближе, молча догоняя неизвестного, Мэри
говорила себе, что это, несомненно, отец. Но вдруг у нее вырвался стон
облегчения: она узнала брата и, позабыв осторожность, бросилась к нему.
ухватилась за его плечо, как утопающая.
продолжал Мэт, шокированный и удивленный. - Где ты была?
Мэт, голубчик! Не спрашивай меня пока ни о чем.
мама?!
знает, что я часто читаю поздно, дожидаясь тебя.
Встретить тебя на улице ночью! Какой срам!
мысли, круто остановился.
Такое поведение моей сестры уронило бы и меня в ее глазах.
ключ? - торопила его Мэри.
отпирает дверь, Мэри вздохнула с облегчением: раз дверь не заперта на
засов, значит отца еще нет. В доме было тихо, никто ее не поджидал, никто
не осыпал ее обвинениями и укорами, и, убедившись, что она каким-то чудом
спасена, Мэри в горячем порыве благодарности взяла брата под руку, и они
бесшумно начали взбираться по темной лестнице наверх.
она уверенно пробиралась ощупью среди знакомых предметов, самое
прикосновение к ним ее успокаивало. Слава богу, она в безопасности! Никто
не узнает! Она поскорее разделась в темноте, скользнула в постель, и сразу
же прохладные простыни обласкали ее усталое, разгоряченное тело, а мягкая
подушка - болевшую голову. Она погрузилась в блаженное забытье, сомкнулись
дрожащие веки, расправились пальцы рук, голова склонилась к плечу, дыхание
стало спокойным и ритмичным, и с последней волнующей мыслью о Денисе она
уснула.
3
солнечных лучей. Он оттого и выбрал для спальни эту комнату в задней
половине дома, что какой-то звериной любовью любил солнце, любил, чтобы
яркие утренние лучи ударяли в окно и, будя его, словно просачивались
сквозь одеяло в его тело, наливая его бодростью и силой. "Ничего нет
полезнее утреннего солнца", - твердил он часто. Это была его любимая
поговорка из того запаса мнимо-глубоких истин, к которому он охотно
прибегал в разговоре, изрекая их с видом авторитетным и значительным.
"Утреннее солнце - замечательная вещь, скажу я вам. Им недостаточно
пользуются. Но в моей комнате его достаточно, я об этом позаботился!"
массивным телом; некоторое время он о удовольствием наблюдал из-под
полуопущенных век за золотистым роем пылинок, плясавших в солнечном луче,
затем вопросительно сощурился на каминные часы, стрелки которых показывали
только восемь; убедившись, что можно еще с четверть часа полежать, он
зарылся головой в подушку, повернулся на другой бок и барахтался под
одеялами, как громадный дельфин. Но скоро голова его снова вынырнула
наружу.
поднимавшийся снизу, где жена варила овсянку, Броуди не испытывал того
полного довольства, какое, по его мнению, мог бы сегодня испытывать.
повернулся, и взгляд его упал на углубление среди простынь на другой
половине кровати, оставленное телом его жены, которая, как всегда, встала
уже целый час тому назад, чтобы все приготовить и подать завтрак на стол в
ту минуту, когда хозяин сойдет вниз.
это жена для такого человека, как я?"
сапоги... эх, пускай хотя бы лижет ему сапоги, - но ведь как женщина она
уже никуда не годится. К тому же со времени последних родов - когда она
родила ему Несси - она постоянно болеет и вечно киснет и хнычет, оскорбляя
его инстинкты здорового и крепкого мужчины своим вялым бессилием, вызывая
в нем отвращение своей хилостью. Незаметно для нее, например, по утрам,
когда она, встав с постели раньше мужа, бесшумно, словно крадучись,
одевалась, он уголком глаза наблюдал за ней с чувством, похожим на
омерзение. Не далее как в последнее воскресенье, застав ее в тот момент,
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия