лайковые перчатки, - что это за нахальная, бесстыжая девка у вас тут
расхаживает, и это тогда, когда в доме такое горе! Давно она у вас?
сегодня пришла. Джемс взял ее мне в помощь.
них сделала легкое движение головой, как бы говоря: "Так я и думала!" - и
обе с подчеркнутым состраданием посмотрели на Несси.
хотелось бы побегать на ферме, не правда ли?
Она не нуждается ни в вашей помощи, ни в жалости. Вы еще услышите о ней,
она достигнет того, что для вас и ваших детей всегда останется
недоступным.
девка, - так, кажется, вы сказали, мэм? Да, бесстыжая девка. В
благодарность за такой хороший отзыв не потрудишься ли ты выпроводить их
из дому, а пожалуй, уже заодно и этого маленького джентльмена, которого
они привезли с собой.
так я бы их на порог не пустила.
идя к дверям. - И в такой день!
присутствия духа, выпрямилась во весь свой высокий рост и заносчиво
откинула голову.
в доме, куда я приехала издалека, истратив столько денег, для того чтобы
принести утешение! Я ухожу, - о, уж, конечно, я здесь не останусь, и никто
меня не удержит, но, - прибавила она веско, - раньше, чем я уйду, я желаю
знать, что моя бедная кузина оставила своей родне?
камина, часов и медальона матери, Маргарет Ламсден внесла в дом мужа
немало серебра.
Убирайтесь отсюда! Не могу я видеть вашей противной, кислой, жадной
физиономии! - И он энергичным жестом указал гостям на дверь. - Уходите
все, ничего вы тут не получите. Я жалею, что позволил вам преломить хлеб в
моем доме.
обернулась и прокричала:
Маргарет зачахла здесь. Она была слишком хороша для такого грубияна, как
вы! И даже похороны бедняжки вы превратили в вопиющий скандал! Едем,
домой, Вильям!
домой, в постельку. Неудивительно, что он любит ночевать дома, когда у
него под одеялом имеется такое сокровище, как вы! - Он глумливо
усмехнулся. - И хорошо делаете, что не отпускаете его никуда ни на одну
ночь, а то он сбежал бы от вас навсегда.
пылающими щеками, он крикнул ей вслед:
чувствуя, что ему надо побыть одному, уже другим, тихим голосом приказал
всем уйти. Когда все выходили, он обратился к Мэтью и сказал внушительно:
Больше не будешь сидеть на моей шее!
ласково:
сядь за книгу или займись чем-нибудь. Ничего не бойся. Я позабочусь о
твоем будущем.
он, сидя один в пустой гостиной. Вот его задача - отомстить за себя при
помощи Несси! Она единственная надежда, у нее блестящие способности! Он
будет ее беречь, поощрять, толкать вперед, к победе за победой, пока,
наконец, ее имя, а с ним - и его собственное, не прогремит на весь город!
В своем полнейшем банкротстве и несчастьях, посетивших его в последнее
время, он видел лишь временное затмение, из которого жизнь его
когда-нибудь непременно выйдет. Он вспомнил одну из своих излюбленных
сентенций, которую часто твердил: "Настоящего человека ничем не сломишь",
- и она его утешила. Он верил, что снова вернет себе прежнее положение в
городе, будет еще более, чем раньше, верховодить всеми, и считал образцом
стратегии свой план достигнуть этого при помощи Несси. Он уже предвидел то
время, когда имя Несси Броуди будет у всех на устах, когда и на него
самого будет щедро изливаться всеобщее восхищение и лесть. Он уже слышал,
как люди говорят: "Броуди пошел в гору с тех пор, как умерла его жена.
Она, наверное, была для него изрядным бременем и помехой". Как это верно!
Помогая опускать ее легкий гроб в вырытую для него неглубокую яму, он
испытал прежде всего чувство облегчения, оттого что наконец избавился от
этого бесполезного бремени, истощавшего и его кошелек, и терпение. Он не
вспоминал ничего того, что было в ней хорошего, не ценил всех ее заслуг и
помнил только об одном - о ее слабости, о полном отсутствии физической
привлекательности в последние годы. Ни то нежное чувство, которое едва
слышно заговорило в нем у ее смертного одра, ни воспоминание о первых
годах их совместной жизни ни разу больше не шевельнулись в нем. Память его
была темна, как небо, сплошь затянутое тучами, сквозь которые не может
пробиться ни единый луч света. Он раз навсегда решил, что жена во всех
отношениях его не удовлетворяла - как женщина, как подруга жизни, наконец,
даже детьми она ему не угодила. Несси не шла в счет, Несси была целиком
только его дочерью, и эпитафия, которую он мысленно сочинил жене, вся
заключалась в словах: "Ни на что не была годна". Когда неотвратимость ее
смерти встала перед ним с внезапной убедительной ясностью, он испытал
странное чувство освобождения. Те слабые узы, которые налагали на него
присутствие этой женщины в его жизни, уже самой своей слабостью бесила
его, Он чувствовал себя еще молодым, полным сил мужчиной, жизнь сулила ему
еще много наслаждений, и теперь, когда жена умерла, можно было свободно
предаться им. Его нижняя губа отвисла, когда он с чувственным
удовольствием подумал о Нэнси, и затем плотоядно выпятилась вперед, словно
предвкушая обилие хмельных утех. Нэнси должна всегда быть при нем, теперь
ее можно будет оставить жить в доме. Теперь никто не мешает ей
принадлежать ему, служить ему, развлекать его, да и, наконец, в доме нужно
же кому-нибудь вести хозяйство!
мыслям о младшей дочери. Его ум, неспособный охватить более одного
предмета сразу, теперь, одобрив мысль о будущем Несси, ухватился за нее с
непоколебимым упорством. Ему было ясно, что, для того чтобы продолжать
жить в своем доме, воспитывать Несси и дать ей образование, как он хочет,
ему необходимо поскорее найти источник дохода. Он сжал губы и серьезно
покачал головой, решив сегодня же привести в исполнение план, который
созрел у него за последние два дня.
подставки и не спеша вышел из дому. Было свежо, и сеял мелкий, почти
неощутимый дождик, бесшумный и легкий, как роса. Он влажным туманом оседал
на одежде и, как ласка, освежал горячий лоб. Броуди большими глотками пил
ароматный, влажный воздух и радовался тому, что он не лежит в узком
деревянном ящике под четырехфутовым слоем мокрой земли, а ходит, дышит
этим чудным воздухом, живой, сильный и свободный. Благодаря все той же
ограниченности его интеллекта, унизительный конец его предприятия, даже
заключительная сцена на Хай-стрит, когда он дал волю своей необузданной
злобе, совершенно стерлись в его памяти. Его неудача представлялась ему
уже в новом свете: он не побежден, не просто разорен конкурентом - он
благородная жертва коварной судьбы. Вспышка гнева, вызванная Ламсденами,
улеглась, и, преисполненный гордого сознания важности своей миссии, он
шествовал по улицам, ни с кем не заговаривая и только с достоинством
здороваясь с теми, кто, по его мнению, заслуживал такой чести. Он уже
всецело был во власти собственной идеи, что теперь, когда ему больше не
мешает жена и у него есть Несси, орудие его замыслов, начинается новая и
более значительная глава его жизни. Дойдя до Черч-стрит, он повернул в
сторону, прямо противоположную Хай-стрит, по направлению к Новому городу.
Здесь лавки попадались редко. Слева выстроились в ряд жилища рабочих -
жалкие домишки, без палисадников, ничем не отделенные от улицы, а справа
бесконечно тянулась высокая каменная стена. Стена эта наверху щетинилась
целым лесом высоких деревянных кольев, и из-за нее, вместе с соленым
морским ветром, долетали сотни различных звуков. Пройдя несколько сот
метров, Броуди остановился там, где высокая стена обрывалась и на улицу
выходила группа зданий внушительного вида. Здесь он задержался у главного
подъезда. Казалось, он внимательно изучает не бросающуюся в глаза медную
дощечку с изящной надписью сверху: "Ливенфордская судостроительная верфь",
и пониже: "Лэтта и Кь". На самом же деле он собирал все свое мужество,
чтобы войти в эту дверь. Сейчас, когда он был у цели, он испытывал
несвойственные ему колебания, его решимость слабела. Уж один только
наружный вид этой огромной верфи и смутное представление о том огромном