женщина, прислуживавшая им в ресторане, была более или менее недурна
собой, он принимался неистово кокетничать с нею, не обращая внимания на
раздраженные взгляды жены.
он видел, но Ламберт своей иронической улыбкой убил в нем всякую охоту это
делать.
легонько постучал себя по лбу. - Через некоторое время... когда вы будете
один... все это снова всплывет перед вами.
проведенного дня, Стефен простился с Ламбертами и двумя другими
участниками прогулки на пароходике и, высадившись на Сен-Бернарской
набережной, отправился к себе в гостиницу. Солнце, закатившееся сейчас за
купол Трокадеро, весь день сияло на небосводе. Сраженные дневной жарой,
они искупались немного ниже запруды у Эрмитажа, отлично позавтракали
холодной форелью и паштетом, подкрепились благородным шамбертеном, а затем
поспали на теплой траве под буками Сенарского леса.
загара, легкие полны свежего деревенского воздуха, каждая жилка трепещет
после холодной речной воды... Он был поистине на верху блаженства!
раз перед ним вышел человек. На нем были грубые башмаки, перепачканные
парусиновые штаны и заплатанная синяя блуза грузчика. Вокруг шеи небрежно
повязан красный платок. Он походил на труженика, направляющегося домой
после утомительного рабочего дня, однако что-то в нем - эта манера идти,
распрямив плечи, горделиво вскинув голову, - заставило Стефена вздрогнуть.
Он бросился за незнакомцем.
всмотрелся в приближавшегося к нему человека, морщины на его лбу
разгладились.
надеялся, что рано или поздно набреду на тебя. Послушай, я как раз
возвращаюсь к себе в гостиницу. Пойдем со мной и пообедаем вместе.
чего-нибудь. У меня сегодня еще крошки во рту не было.
склонен забывать про завтрак, когда работаю... особенно когда мне не
даются эти проклятые переходы тонов.
какого напряжения стоили ему долгие и страстные творческие поиски. Он взял
Стефена под руку, и они зашагали вместе по улице.
8
большими гвоздями, - вызвало некоторое замешательство в столовой
"Клифтона". Престарелому метрдотелю, воспитанному в традициях английских
лордов, это явно не понравилось, а две старые девы, которые до сих пор с
симпатией и одобрением поглядывали на Стефена; возмущенно и удивленно
зашептались. Ричарда все это, однако, нимало не тронуло, и, усевшись на
стул, он с явным любопытством принялся осматриваться.
мукой.
тебе, что я голоден. Как-нибудь вечером я свожу тебя в такое местечко, где
можно по-настоящему поесть.
харчевню!.. Ненавижу подделку ни в еде, ни в живописи. Нет, я поведу тебя
в извозчичье бистро, что рядом со мной. Можешь не сомневаться: в кабаке,
куда ходят извозчики, всегда хорошо кормят. Там делают такой паштет из
зайца, умереть можно! - Глин помолчал. - А теперь расскажи мне, что ты
поделываешь.
житье-бытье. Он поведал об утренних "бдениях" у Дюпре, в самых теплых
тонах описал свою дружбу с Честером и Ламбертами, не без лиризма обрисовал
их совместные поездки в Шанпросси. Сначала Глин слушал с
полусаркастической, полуснисходительной улыбкой, но мало-помалу лицо его
приняло серьезное выражение, и он вопросительно посмотрел на своего
собеседника.
был очень занят. Может быть, поднимемся потом к тебе и посмотрим, что ты
за это время сделал?
несколько набросков. Я, понимаешь ли, главным образом отрабатывал штрих.
который подавали в "Клифтоне" на сладкое. Добрых пять минут он не
произносил ни слова. Затем в упор посмотрел на Стефена из-под нахмуренных
бровей: во взгляде его читалось нескрываемое порицание.
валять дурака на манер какого-нибудь персонажа из "Богемы"?
воображают себя художниками, потому что немного занимаются живописью,
немного малюют, а вечерами сидят в кафе и мелют языками о своих
мертворожденных шедеврах. Ты стал почти таким. Черт побери, ты же
понапрасну теряешь время, Десмонд. А живопись - это работа, работа и еще
раз работа. Тяжелая, чертовски трудная работа, которая вытягивает из тебя
все жилы. А ты катаешься по Сене, развалясь в лодке, в обществе
недопеченного позера, который декламирует тебе Верлена и Бодлера.
Ламберта, несомненно, большой талант.
японский манер: раскрашивает веера, делает мелкие зарисовки... О, это,
конечно, не мало, согласен, но так мелкотравчато... так надуманно... и так
незначительно.
Глин сразу понял, откуда дует ветер. Он оглушительно расхохотался.
Сарто с их грандиозными замыслами, или про старика Микеланджело,
расписавшего весь потолок Сикстинской капеллы своим гигантским
"Сотворением мира", трудившегося так упорно, что он по нескольку дней
подряд не ложился в постель, а если и спал, то не раздеваясь? Все они,
по-твоему, вульгарны? Нет, Десмонд... Ламберт - это всего-навсего
способный ремесленник, ничтожный художник, о котором никто никогда и не
услышал бы, если б не его бойкая супруга. Я ничего не имею против этого
малого, я думаю сейчас прежде всего о тебе, Десмонд. У тебя есть то, за
что Ламберт с радостью отдал бы душу. И я не хочу видеть, как ты хоронишь
этот дар по собственной дурости. Что же до Гарри Честера, - заметил в
заключение Глин, - то неужели ты так наивен, что до сих пор не раскусил
его?
ограничился лишь презрительной улыбкой.
мелочам и теперь должен был ему более пятисот франков, но разве он не дал
честного слова вернуть все?
ты не с того начал, попал в дурную компанию и, что самое скверное, стал
настоящим лоботрясом. Если ты не возьмешься за ум, то сам выроешь себе
могилу. Помни, что в последнем кругу ада Данте поместил художника, который
не работает!
когда он сравнил свой бесцельно проведенный день с напряженным рабочим
днем Глина, ему стало стыдно.
так и несет англиканским духом.
Глина, но через минуту он уже снова был серьезен.
человека, который с радостью примет тебя.