как назвал его Джофри... нищего художника... валлийца...
была в конце концов откликнуться.
них такие красивые голоса. Этот валлиец пел?
поехать в Париж.
напряженно, но не без чувства облегчения ждал, что она скажет.
когда мы ездили с папой в Интерлакен, я писала на озере прелестные
маленькие акварели. В голубых тонах. А Стефен всегда любил рисовать. Ты же
сам первый подарил ему краски.
целый год, не говоря нам ни слова, ездил из Оксфорда в Слейд и там
занимался живописью в вечерних классах?
времени в промежутке между его проповедями, и он вполне сможет рисовать. А
живопись так успокаивает нервы.
потупившись, затем, учащенно дыша, но тоном человека, одержавшего верх в
споре, сказал:
образумится, когда приедет в Лондон и с головой окунется в работу.
Харрогейт, а в Чэлтенхем. В тамошних водах есть минеральные соли, которые,
говорят, очень способствуют выделению желчи. А когда доктор Леонард в
последний раз делал анализ моей мочи, он обнаружил большой недостаток
солей.
сорвалось чего-нибудь лишнего.
постукивание машинки - это Каролина неутомимо печатала тезисы его
завтрашней проповеди.
4
Стефен медленно брел по Клинкер-стрит в Восточном Степни. От едкого
сернистого дыма, который тянулся из лондонских доков, узкая улица казалась
еще более скучной, а воздух - таким тяжелым, что трудно было дышать. Ни
света, ни ярких красок - лишь унылый ряд пустых телег, грязная мостовая,
ломовая лошадь пивовара плетется под дождем в облачке пара от собственного
дыхания, возница согнулся под куском дерюги, с которой стекает вода. Мимо
промчался автобус, идущий в западные районы столицы, и, когда Стефен уже
сворачивал к Дому благодати, обдал его грязью.
других домов с осыпающейся штукатуркой, покосившихся и осевших, точно
древние старики, сейчас больше, чем когда-либо, показалось Стефену похожим
на маленькую, но весьма совершенную тюрьму. В эту минуту входная дверь
широко распахнулась и на пороге появился отец-наставник, достопочтенный
Криспин Блисс - высокий, тощий, облаченный в длинный, до пят, черный
макинтош. Он держал в руках сложенный зонт и, поворачивая в разные стороны
нос, как бы принюхивался, определяя погоду. Стефен понял, что встреча
неизбежна, и взошел на крыльцо.
старается относиться к нему с приязнью, но, несмотря на все свои добрые
намерения и требования братской любви, не может пересилить себя.
Достопочтенный Криспин Блисс, брат из монастыря св.Кузберта, был рьяным
священнослужителем, который в поте лица своего трудился на благо ближних,
возделывая сей неблагодарный виноградник. Приверженец евангелистского
направления в англиканской церкви, он принадлежал к числу людей искренне
верующих и довольно узколобых. Если же говорить о его человеческих
качествах, то они оставляли желать лучшего: Блисс был сух, педантичен,
обидчив и одержим манией величия. Неблагоприятное впечатление производила
и его манера ходить, высоко подняв голову, его чванство, а главное -
голос: надтреснутый, слегка гнусавый, словно специально созданный, чтобы
елейно возражать собеседнику. Стефен, на беду свою, чуть ли не с первых
дней появления в этом заведении умудрился оскорбить сию особу.
мрачная картина, изображающая мучения святого Себастьяна, которая Стефену,
когда он выходил из своей комнаты, казалась как бы залитой свежею кровью.
Поскольку на это полотно, по-видимому, никто, кроме него, не обращал
внимания, однажды утром в порыве отвращения он повернул картину лицом к
стене. Судя по всему, это прошло незамеченным. Но в тот же вечер, за
ужином, сокрушенный взор святого отца, скользнув поверх голов двух
викариев, Лофтуса и Джира, остановился на Стефене, и достопочтенный Блисс
своим самым гнусавым голосом заметил:
грубой шутки. Но если объектом избирается предмет, который находится в
этом доме и по своему назначению или по вызываемой им ассоциации может
считаться священным, - это, по-моему, неслыханное богохульство.
него не было никаких дурных намерений, и по окончании ужина, движимый
желанием объяснить свой поступок, он подошел к святому отцу.
поступил так исключительно потому, что она действует мне на нервы.
жестким.
мазок и колорит совсем современный, а главное - картина написана на белом
льняном полотне, которое стали вырабатывать лишь около тысяча восемьсот
девяностого года, то есть через добрых двести лет после смерти Дольчи.
ноздрей его не вырывалось пламени, они раздулись от христианской
разновидности гнева, именуемой праведным возмущением.
купил ее в молодости, когда был в Италии, у человека безупречной
честности. А потому, каково бы ни было ваше мнение, я по-прежнему буду
ценить ее, как подлинное произведение искусства.
враждебность, сколько настороженное недоверие; он предложил Стефену
укрыться под его зонтом, так как шел дождь, и спросил:
приходу Ричарда Глина, и потому не стал заглядывать в дома с нечетными
номерами.
отец-наставник добавил: - Надо вызвать доктора?
совсем пьяной.
заплатила за комнату. А она, должно быть, истратила их на джин.
ввергать в соблазн бедных рабов божьих.
она хоть ненадолго хочет забыть о своей горькой доле? Она швея, у нее
слабые легкие, а потому никто не дает ей работы, она задолжала хозяину за
квартиру и уже заложила все, что у нее было, так что в комнате почти
ничего не осталось. Должен признаться, я чуть ли не обрадовался, когда
увидел, что она катается по кровати в счастливом забытьи.
подобном положении, он, наверно, вел бы себя так же.
не приключится такой напасти. - Он неодобрительно покачал головой и
приподнял зонт. - У вас сегодня вечером занятия в юношеском клубе? Я хочу
поговорить с вами об этом за ужином.
а Стефен направился наверх, к себе в комнатку - крошечную клетушку с
мебелью из светлого дуба, с готическим резным камином и вращающейся
этажеркой для книг. Постель была не убрана. Предполагалось, что обитатели