бесчинств ссылались на полковника.
запятнал репутацию полковника в Бостоне, особенно среди дам. В первый раз
вижу, чтобы красные мундиры так мало ценились прекрасным полом.
офицеров никто не приобрел себе здесь столько друзей, как твой покорный
слуга. И вот я воспользовался моей популярностью, которая сейчас вещь
немаловажная, и частично путем различных посулов, частично с помощью
заинтересованных лиц получил роту, что полностью и бесспорно соответствует
моему званию.
а кроме всего прочего, это несомненно свидетельствует о том, что мы отнюдь
не рвемся в бой, ибо Гедж никогда не допустил бы подобного назначения,
считай он возможным, что нам придется пустить в ход оружие.
делали, что болтали языком, что-то обсуждали, выносили решения и одобряли
вынесенные решения, и все без толку. Впрочем, дела идут все хуже и хуже с
каждым днем... Но братец Джонатан <Джонатан - шутливое прозвище
американцев.> - загадка для меня. Вспомни, как это было, когда мы с тобой
служили в кавалерии... Да простит мне бог, что я променял ее на пехоту, чего
никогда бы не случилось, разумеется, если бы в целой Англии сыскался хоть
один подходящий для меня конь, на котором можно было бы усидеть без особого
труда и без большой опаски прыгать через рвы... Так вот, когда мы служили в
кавалерии, помнишь, как делались эти дела: если в колониях кто-нибудь
обижался на новый налог или на застой в делах, они тогда, бывало, соберутся
толпой, подожгут дом или два, нагонят страху на судью, а иной раз потреплют
немного и констебля... Ну, а потом, конечно, появляемся мы: припустим коней
в галоп, помахаем саблями и разгоним этих оборванцев ко всем чертям. Суд
довершал остальное, и победа доставалась нам легко, ценой небольшой одышки,
за которую полностью вознаграждал нас отличный аппетит за столом. Но теперь
они ведут себя совсем по-другому.
принципами. Женщины не желают пить чай, а мужчины - ловить рыбу! Этой весной
после закрытия порта на рынках даже диких уток не было, и тем не менее
колонисты день ото дня становятся все упрямее. Но, если дойдет до схватки,
мы, благодарение небу, достаточно сильны, чтобы пробиться в другую часть
континента, где с провизией дело обстоит не так уж плохо. К тому же я
слышал, что к нам прибывает подкрепление.
Линкольн, - мы здесь окажемся в осаде.
что это возможно, я тотчас подал бы в отставку! И так-то уж плохо - разве
таким должен быть приличный офицерский стол! Ну, а если дело дойдет до
осады, тогда мы совсем протянем ноги... Нет, нет, Лео, этот сброд во главе с
их жалкими вожаками едва ли осмелится обложить осадой четыре тысячи
английских солдат, поддержанных флотом. Какие там четыре! Если войска, о
которых я упоминал, уже в пути, нас будет восемь тысяч молодцов, равных
которым можно найти только...
прибывают: Клинтон, Бергойн и Хау получили прощальную аудиенцию в один день
со мной.
милостивый прием, хотя его величество раза два поглядел на меня с таким
выражением, словно он не забыл, как я голосовал в парламенте, когда там
обсуждалась эта несчастная распря.
Полуорт.
было почти единодушным.
Заседать в парламенте в двадцать пять лет! Я, мне кажется, предпочел бы это
занятие всякому другому. Уже одно слово "заседать" завораживает слух! Ваш
округ имеет право на двух представителей в парламенте - кто же второй?
руку, и тотчас встал. - Ты же знаешь, что тот, кому это место принадлежит по
праву, не занимает его... Спустимся на плац? Я хочу проведать товарищей до
начала церковной службы.
молитвенные собрания. Ведь большинство этих добрых людей так же не признают
настоящей церкви, как мы не признаем папу наместником бога на земле, -
заметил Полуорт, шагая следом за товарищем. - Я никогда не хожу на эти их
еретические моления.
проповеди. Меня вполне устраивает Королевская церковь, как они ее называют.
Там, по крайней мере, если уж опустился на колени и устроился поудобнее, так
чувствуешь себя ничуть не хуже, чем его преосвященство епископ
Кентерберийский. Однако меня всегда поражало, как это люди прямо с утра
пораньше умудряются, не задохнувшись, отбарабанить столько молитв.
облаченными в красные мундиры фигурами.
Глава 5
недосказанного, мы теперь попросим читателя перенестись с нами в минувшее
столетие. Реджинальд Линкольн был младшим сыном в одной весьма родовитой и
богатой семье, которой на протяжении всего бурного периода английской
республики и правления Кромвеля удалось сохранить все свое значительное
состояние, обеспечившее ее главе титул баронета. Однако сам Реджинальд не
унаследовал почти ничего, кроме болезненной склонности к меланхолии, которая
уже тогда являлась родовой чертой и передавалась из поколения в поколение
как далекое наследие предков. Еще в молодые годы он вступил в брак с
женщиной, горячо им любимой, но она вскоре умерла от родов, даровав жизнь
своему первому ребенку.
обрел в ней исцеления, но лишь еще больше расстроил свой дух размышлениями
над сущностью божества. В конце концов он превратился в аскета, пуританина и
упрямого фанатика. Не приходится удивляться, что подобный человек не мог не
возмущаться нравами королевского двора Карла II, и, хотя он и не был замешан
в событиях, повлекших за собой казнь отца этого веселого монарха, все же
решил в первые же годы восстановления королевской власти покинуть родину, с
которой его ничто не связывало, и поселиться в богобоязненной английской
колонии, называвшейся Массачусетс.
как Реджинальд Линкольн, не составило труда получить и почетное и прибыльное
место на плантациях. С годами религиозный пыл его несколько угас, и он уже
не гнушался заполнять свой досуг заботой о чисто мирских благах, к которым
проявил похвальный интерес. Однако до последнего дня своей жизни он
оставался угрюмым, суровым фанатиком и, казалось, даже снисходя до
повседневных житейских дел, был настолько далек от суетных соблазнов мира,
что дух его оставался не запятнанным грязью жизни и парил в заоблачных
сферах. Тем не менее его сын, несмотря на столь возвышенный образ мыслей
отца, оказался после его смерти наследником довольно изрядного состояния.
Вероятно, это объяснялось тем, что его родитель, будучи не от мира сего,
копил и не расходовал. Сын его Лайонел, пойдя по стопам своего достойного
отца, продолжал приумножать доходы и почести, однако отвергнутая юношеская
любовь, а также вышеупомянутая фамильная черта характера, передавшаяся и ему
до наследству, привели к тому, что он обрел спутницу жизни лишь в зрелые
годы. Сделанный им выбор удивил всех, опрокинув все обычные в таких случаях
предположения и расчеты: неожиданно для человека столь аскетического образа
жизни Лайонел сделал своей женой молоденькую и веселую девицу,
принадлежавшую к епископальной церкви и никакими достоинствами, кроме
прелестного личика и хорошего происхождения, не обладавшую. Он стал отцом
четверых детей - трех сыновей и дочери - и упокоился в фамильном склепе
рядом со своим отцом. Лайонел, старший из сыновей, еще ребенком был отвезен
обратно в Англию, где ему надлежало унаследовать родовой титул и имущество.
Второй сын, которого нарекли Реджинальдом и которому, когда он еще лежал в
пеленках, уже был уготован военный мундир, женился, имел одного сына и в
возрасте двадцати четырех лет распростился с жизнью где-то в лесных дебрях,
куда попал по долгу службы. Третий сын стал дедом Агнесы Денфорт, дочерью же
была миссис Лечмир.
щедро одаряло детьми, словно торопясь заселить пустынные земли; тем же, кто
вернулся на густонаселенные Британские острова, оно отказало в этом
благословении. Сэр Лайонел дожил до преклонных лет, был женат, но умер
бездетным, что не помешало ему, однако, обрести вечный покой в склепе столь
внушительных размеров, что в нем могло бы свободно разместиться все
семейство Приама.
пересечь Атлантический океан и вступить во владение обширным поместьем
Равенсклиф и одним из старейших баронетств королевства.
еще не стало ясно, что главою рода должен был стать не кто иной, как
Конан-Дойль Артур
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Витковский Евгений
Акунин Борис