влекло его туда? Любовь к человечеству, к науке, к славе - вот что указало
ему путь в Московию. Человек слабый требовал к себе на помощь человека более
мощного, и он шел на зов его. "Кому дано, с того и спросится", - говорит сам
Христос. "Свет, которым он наделен, должен передать другим, покуда он в
долгу у человечества. Может быть, труды великие ожидают его, а без труда нет
подвига".
панораму Москвы через стекло, более благоприятное. Он привел в нее весну с
ее волшебною жизнью, заставил реку бежать в ее разнообразных красивых
берегах, расцветил слободы садами и дохнул на них ароматом, ударил перстами
ветерка по струнам черного бора и извлек из него чудные аккорды, населил все
это благочестием, невинностью, любовью, патриархальными нравами, и Москва
явилась перед ним, обновленная поэзией ума и сердца.
игравшие на улице в снежки, встретили путешественников восклицаниями на
разные голоса. Иные кричали: "Жиды! собаки! Христа распяли!" Другие:
"Татаре-бояре! бояре-татаре!" [И доныне в некоторых деревнях Тверской
губернии встречают этим приветствием проезжих, вероятно, в память прежних
своих властителей, татар. (Прим. автора)]
понимавшего русский язык.
"Здравствуйте, дорогие гости!"
высыпали из домов разноцветные всклоченные бороды, бараньи шапки, лапти,
овчинные в заплатах тулупы, рогатые кички, и все это с лицами, очень
неблагоприятными для путешественников. Правда, выглядывал кое-где карий глаз
из-под черных бровей красавицы, готовой навесть и праведника на грех; улыбка
малиновых губ выставляла напоказ ряд жемчужных зубов; выступали и статные
молодцы, которых Наполеон с гордостью завербовал бы в свои легионы; но между
ними ненависть к иноземцам означалась резкими насмешками. Не для
путешественников, однако ж, выступили они толпами из домов; нет, они
стремились в Москву, как будто на потеху, на которую боялись опоздать.
владыки образумились жарить вас... Поспешайте, и вам место будет!
страх - напроситься на беду, отвечал с твердостью:
церковных.
голову с жидами да с басурманами! - закричал один из толпы.
боярские да псарские да сады садит, - прибавил другой. - Беда земская, да и
только!
подхватил третий, - собаки, прости господи, бегают по нем...
сближением с иностранцами, но говорил там, где знал, что речи его не дойдут
до великого князя, который не любил, чтобы ему поперечили или охуждали его
дела. Роптали заочно, в глуши, но в самой Москве бояре и народ ходили ниже
воды, тише травы. Антон, не понимая речей слободских жителей, догадывался,
однако ж, по недоброжелательству, которое выражали их лица, по суровости
взглядов, бросаемых на проезжих, что тут живут не кроткие дети времен
патриархальных.
частые, то по дороге, то поодаль в глуши леса, возбуждали в итальянцах мысль
о набожности русских; но к этой мысли примешалось бы и чувство ужаса, когда
б они знали, что под крестами похоронены несчастные, зарезанные ножом или
удушенные петлею. Не только в отдаленное время, но еще и в конце XVIII
столетия, леса, окружавшие Москву, укрывали шайки разбойников, и душегубства
были нередки.
эластический. Немного далее, за селом Чертолиным (ныне Пречистенка), въехали
они в пасад Занеглинье. И тут ничто не предвещало столицы великого
княжества. Смиренные домики, избушки на курьих ножках, кое-где лачуги,
наскоро складенные на пепелищах после недавнего пожара, церкви и часовни во
многожестве, но все деревянные и бедные, с огромными навесами кругом, какие
и ныне видим еще кое-где в степных деревнях; тот же народ в овчинных шубах
без покрыши, множество нищих, калек, юродивых у часовен, на перекрестках,
все это не было утешительным предметом для наших путешественников.
монастыря по Москву-реку, на реке, за Великой улицей (набережной, к стороне
Кремля), поднялся дымный столб, все гуще и гуще, так что новые струи дыма
образовали исполинскую витую колонну, с украшениями небывалого ордена,
подпиравшую небо. Художники несколько минут любовались этим чудным явлением,
которому пламенное воображение юга придавало творческую существенность, и
мысленно снимали его на бумагу. Напротив, Антон рассматривал его с каким-то
грустным предчувствием, хотя соглашался с товарищами, что не пожар причиною
этого явления.
посланных от великого князя, вместе с переводчиком, поздравить их с
благополучным приездом и проводить в назначенные им домы. Но вместо того
чтобы везти их через Великую улицу, пристава велели извозчикам спуститься на
Москву-реку, оговариваясь невозможностью ехать по улице, заваленной будто
развалинами домов после недавнего пожара.
столб образовался из костра, зажженного на самой реке. Не праздник ли какой,
остаток времен идолопоклонства? Не пляска ли вокруг огня? А, может быть, не
сожигается ли по-индейски неутешная вдова?.. Народ кричит, смеется, плещет
рукавицами; видно, готовится для него потеха.
остановили повозки. Чудное зрелище ожидало гостей.
радостные, торжественные восклицания. Множество людей везло на себе что-то
огромное. Не колокол ли? Но как скоро двуногая упряжь расступилась, увидели
клетку с решеткою из толстой железной проволоки и сквозь нее двух человек.
Один был молодой, другой - старик. Отчаяние в глазах их, моления, пылающий
костер, железная клетка, радость черни... о! наверно, готовится казнь.
Западню с полозей долой, и прямо на пылающий костер. Огонь, задавленный
тяжким бременем, нетерпеливо закурился; днище начало коробиться и вскоре
затрещало. Из клетки послышался стон. Сердце путников оледенело, волосы
встали дыбом. Антон и его товарищи просили приставов освободить их от
печального зрелища. Им на это отвечали только, что в пример другим
совершается казнь над мерзкими, богопротивными изменниками, литвином, князем
Иваном Лукомским, и его сообщником, толмачом Матифасом, которые хотели
отравить великого государя, господина всея Руси, Ивана Васильевича. Антон
стал, через переводчика, объяснять с жаром свою просьбу. Ответа не было.
вашим богом клянемся, мы невинны! Господи! Ты видишь, мы невинны, и знаешь
наших оговорщиков перед великим князем... Мамон, Русалка, дадите ответ на
том свете!.. Иноземцы, несчастные, зачем вы сюда приехали? Берегитесь... Во
имя отца и сына и...
под народом; перила, унизанные им, ломились от тяжести напора. Напрасно
старики и недельщики остерегали смельчаков, слышались только отважные голоса
русского фатализма: "Двух смертей не бывать, одной не миновать". И вслед за
тем перила затрещали и унесли с собою десятки людей на лед Москвы-реки.
Многие ушиблись до смерти.
свои многоветвистые побеги. По днищу разлился пламенный поток. Сквозь пламя
означились две темные фигуры. Они крепко обнялись... пали... и вскоре от них
ничего не осталось, кроме пепла, которым ветер засыпал очи зрителей.
Железная клетка вся озолотилась; по оранжевым прутьям ее бежали кое-где
звездочки и лопались, как потешный огонь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
живущего в доме, кроме сына его, испуганное, бледное, дрожащее, сперва
ахнуло, потом засуетилось. Хотели идти, ноги подкашивались; хотели
приказывать, передавать приказания - губы издавали только звуки без слов.
Наконец опомнились, отворили ворота. Что ж? это еще не он, не страшный