рассказ по-итальянски. Антон с жадностью подбирал каждое слово.
всего не могу наесться досыта, хоть бы съел ковригу хлеба с человечью голову
и целого барана. Ходил к ведям - веди тотчас узнали, что я выгреб овес у
чужих лошадей; пособить мне ничем не могли. Где я ни был, везде говорили то
же; сколько денег ни потратил на снадобья, сколько овса ни прокормил чужим
лошадям, какой службы ни служил я в монастырях, все не в помощь мне. Везде
называют меня Ненасытем; слово это сделалось бранным; мальчики дразнят меня
этим недобрым словом и бросают в меня каменьями. Видишь эту пятерню (он
показал свою исполинскую руку); мог бы сплюснуть любого; да что ж в том?
(Ненасыть покачал головой) и не отмахиваюсь от них. В груди у меня камень,
тяжелей тех, что в меня кидают; там, видно, засел... Слышишь, как ворчит:
слышишь? и там называют меня Ненасытем... Ох, тяжело, так тяжело, хоть бы с
белым светом расстаться!.. Помоги, добрый человек, выгони его из меня. Пойду
к тебе в кабалу по скончание живота моего, хоть и говорят, что ты поганый
латынщик, что ты немецкий басурман хуже всех татарских.
поганое животное, и ты будешь здоров. Молись пречистой, и когда фряз
Аристотель будет строить ей храм, в очищение души своей от греха, который
тебя тяготит, потрудись над основанием алтаря.
было успешно. На другой день вышла из него жаба, которую он, вероятно,
проглотил в зародыше со стоячею водой. Исцеленный, он везде разносил похвалу
лекарю Антону и в ежедневных молитвах своих упоминал с благодарностью имя
немца, прося бога обратить его в православие. Люди русские толковали это
врачевание по-своему.
ГЛАВА ПЯТАЯ
заглянуть.
казалось, на них начерчен был знак отвержения. Зато все в доме кляло и
ненавидело поганого немчина; каждый день ходили новые слухи о связи его с
нечистым или о его худых делах. То видали, как бес влетал к нему через трубу
падучею звездою, или таскались к нему по ночам молодые ведьмы. То наказывали
отцам и матерям прятать от него детей, особенно пригожих; он-де похищает их,
чтобы пить их кровь, от которой молодеет и хорошеет. То поверяли друг другу
за тайну, что он заговорил Мамону железо на случай судебного поединка, что
он вызвал нечистый дух из Ненасытя в виде жабы, которую держит у себя в
склянице для первого, кто ему не понравится; что, проходя мимо церкви,
боится даже наступить на тень ее. Видали нередко, как дьяк Курицын,
Величайший из еретиков, посещал его, когда люди ложатся спать, и проводил с
ним целые ночи в делах бесовских и как в полночь нечистый вылетал от него из
трубы дымным клубом. Умирали холоп или рабыня в доме - виноват был басурман;
хворала домашняя скотина - хозяин-домовой не полюбил басурмана. Вынуждены
были достать живого огня (растиранием двух кусков дерева, заметьте, вечером,
когда в доме не засвечали еще ни одного огня и залит был тот, который
оставался в печах); развели костер и заставили каждую скотину, перепрыгивая
через него, очищаться от наваждения вражьего. Все жильцы каменных палат
(разумеется, на боярской половине) приходили черпать из этого священного
костра и зажигали в нем свои светочи. Новый живой огонь разбежался по дому и
осветил его снова здорово. Хорошо еще, что сердце хозяина улеглось от
очистительной потехи. С этого времени четвероногие пользовались вожделенным
здравием. С этого времени и в палатах стали мести на ночь, чтобы
ангелам-хранителям в ночную тишь любо и привольно было обхаживать спящих,
чтобы они не запнулись обо что и за то не разгневались.
своему басурманскому пленению. Просить Ивана Васильевича о разрешении уз
своих, не смел: Антон-лекарь каждый день более и более входил в милость
великого князя. В горе своем боярин нередко сравнивал себя с
многострадальным Иовом, которого все язвы, казалось, готов он был принять
вместо этого плена.
поневоле брат", - говорили на половине боярской, и паробку не позволяли ни
под каким предлогом являться на эту половину. Самого Андрюшу, полюбившего
басурмана, принимал Образец не так ласково, как бывало, и требовал, чтобы
он, приходя к нему, делал умовение. Одна Анастасия любила по-прежнему своего
крестника и еще более прежнего находила удовольствие с ним беседовать. О ком
же - отгадаете ль? - О басурмане.
Анастасия твердо убеждена была. Иначе как же объяснить, что чувствовала к
немчину, который знается с нечистыми? Кому уж, как не ей, твердили столько
худого на счет басурмана! И что ж? сколько мамка ни берегла ее от худого
глаза, умывая водой, на которую пускала четверговую соль и уголья; как ни
охраняли рои сенных девушек; что ни говорили ей в остережение отец, домашние
и собственный разум, покоренный общим предрассудкам, - но поганый немчин,
латынщик, чернокнижник, лишь с крыльца своего, и Анастасия находила средства
отдалить от себя мамку, девичью стражу, предрассудки, страх, стыдливость - и
тут как тут у волокового окна своей светлицы.
принадлежность русского народа. Еще и в наше время принудьте мещанина,
крестьянина сделать у себя на зиму двойные рамы: он хоть и сделает их, но
все-таки оставит одно окно свободным, которое может отдвигать и задвигать,
когда ему вздумается. Без этого окна он у себя дома, как в тюрьме: ему
грустно, ему душно; он скорей согласится выбить стекло. Что ему до мороза,
железному сыну севера? Окутанный снегами, он и в жестокий мороз отворяет
свое дорогое окошечко и через него любуется светом божиим, ночным небом,
усыпанным очами ангелов, глазеет на мимоходящих и едущих, слушает сплетни
соседей, прислушивается с каким-то умилительным соучастием к скрипучему
оттиску шагов запоздалого путника по зимней дороге, к далекому, замирающему
в снежной пустыне звону колокольчика - звукам, имеющим грустную прелесть для
сердца русского.
ее усладою. Оно сделалось роковым с той поры, как она увидела через него
молодого, пригожего иноземца. Невольно влеклась она к этому окну, невольно,
несмотря на строгие запрещения, глядела через его скромное, одинокое
стеклышко или осмеливалась даже отодвинуть его, так, однако ж, чтобы ее не
было видно. Стеклышко было всегда чисто; а когда сердитый мороз пушил его
своим дыханием, чего не делала она, чтобы согнать с него снежную оболочку!
пожирает пространство! как белизна лица его спорит со снегом, когда
разливается по нем огненная заря! Какой стройный, могучий стан, молодецкая
походка! Как пристала к нему богатая его одежда! Сильно бьется сердце
Анастасии, будто хочет вырваться из груди и полететь к нему, то расцветет,
то заноет. Она любуется им, провожает его до ворот, как верная рабыня,
проводом своих очей, глотает горячие следы его. Вот брякнуло кольцо - он
исчез... Сердце замерло, как будто потонул он в вечности. Грустно, так
грустно, хоть бы белого света не видать. Но придет опять очарователь!.. И
Анастасия ждет его минуты, часы, иногда целый день. Бедная лишилась и пищи,
и если вкушает ее, так для того только, чтобы скрыть от домашних свою
душевную болезнь. Да, она больна, она очарована.
почему оно любит иноземца, басурмана, которого гнушаются все добрые люди и
клянет отец, чью веру прокляли святые отцы на соборе. Очарование! - говорит
ей рассудок: другой причины нет и не может быть. Нередко прибегает она к
божией матери, с горячими слезами молит ее спасти от сетей лукавого. Минуты
две, три спокойна, и опять образ пригожего иноземца, словно живой перед нею,
сидит с нею рядом, держит ее руку в своей. Сомкнула ли глаза? то же самое
неземное существо, которого видела в сонных грезах детства, то самое, только
с очами, с улыбкою немчина, лежит у ног ее, сложив белые крылья. Проснется,
и тоска в сердце, будто жало, сидит в нем. Часто слышит она очаровательные
звуки (Антон играл на лютне). Это самые те небесные голоса, те
гусли-самогуды, которые в сонных видениях ее детства так сладко пели над
сердцем ее.
крестником все о нем одном, об очарователе. Андрюша с жаром рассказывает,
как друг его добр, ласков, чувствителен, старается всеми доводами сердечной