понимала! Неправду сказали ей и подруги ее про любовь: видно, они сами не
знали ее. Он окрестится в русскую веру... будет сватать ее... отец спросит:
люб ли тебе Антон? Люб мне, как свет божий, скажет она. Нет, она этого не
посмеет сказать отцу, он поймет из ее молчания... Чего не говорил ей воркун,
сизый голубчик! В ласковых речах отца, брата, подруг не было таких речей.
Откуда взял он их? Так радостно, так хорошо от них было душе, ввек хотела бы
слушать, и не наслушалась бы. Многих слов не поняла: видно, тех приманных,
прилучных слов, что шептал он ей и во сне, на которые за ответом разве на
небо господне сходить! А как взял ее за руку, света божьего невзвидела, в
глазах помутилось. Вот этак раз мамка смеха ради напоила ее хмельным медом.
Правда, в глазах было мутно, да сердцу так хорошо не было, не знаешь как уж
и рассказать. А как поцеловал ее в уста... Господи, не помнит она, жива ли
была или умерла на это время!
праздничный фиал под венцом своей искрометной влаги, как роза, вспыхнувшая
из своей девственной почки от пламенного луча полудня.
игрушку, ожиданную с тоскою и страхом нетерпения?.. Нет, он молод летами, но
муж душою, готовый выручить слово свое из борьбы с властями земли, со всеми
насланиями рока. Он не пойдет назад, хотя б стояла перед ним бездна. Он дал
обет и исполнит, разве смерти уступит. В сердце его нет уж борьбы, есть один
долг, святой, неизменный. Кстати его решению помогает мысль, что мать,
воспитатель намекали ему, только что не приказывали в каждом письме остаться
на Руси. Мать сама обещала, по каким-то важным, но тайным причинам,
переселиться к нему, если он найдет свою оседлость в этой стране. Русь будет
его вторым отечеством - в таком случае надо принять и исповедание ее. Что ж?
исповедание христианское, чистое от укоризны в злоупотреблениях и фанатизме,
в которых можно упрекнуть западную церковь. Целые народы полудня волнуются
за новые религиозные мнения; Виклеф, Гус имеют тысячи последователей; за эти
мнения родина его пролила столько крови!.. Правда, там действует убеждение,
а здесь не корысть ли, не себялюбие ль? Нет, и здесь не одна корысть, не
одна любовь. Спасение ближнего, друга, сестры, невесты, от бесчестья, от
погибели, здесь и на том свете, спасение всего семейства ее от позора,
престарелого отца от преждевременной смерти, себя самого, может быть, от
ужасного греха убийства, не есть ли тоже цель высокая, достойная и великих
пожертвований? Антон знает, что этими жертвами не губит души своей; а хотя б
пришлось и погубить ее для Анастасии, для спасения чести ее, которая была
пущена в такую ужасную игру, он не задумается. Такими доводами вооружался
герой нашей повести, чтобы успокоить свою совесть, немного мятежную. Нечего
греха таить - многие из них диктовало ему сердце, страсть, а не разум, не
сила воли. Не хотим его сделать лучше, чем он был.
- исповедание. С исполнением этого условия иноземцу свободен вход в дом
божий, помазанная святым елеем голова может стоять под брачным венцом с
русскою девицею. Сколько примеров было, что татаре новокрещеные женились на
дочерях боярских! Отцы думают спасти душу свою такими браками, которые, по
мнению их, искупают поганых от огня вечного. Сам великий князь одобрял
подобные союзы русских с иноземцами и дарил новобрачных поместьями. Бог
видит, не поместья прельщают Антона: он от них откажется.
Каракаче, но боярин Образец питает к своему постояльцу особенное
недоброжелательство!.. Как предупредить ужасный союз с татарином и разрушить
препятствия, разделяющие его с отцом Анастасии? К кому ближе, успешнее
прибегнуть для достижения того и другого? В таких мыслях застал его Андрюша.
ГЛАВА ВТОРАЯ
мать, разлученная навеки с дочерью, отец, отверженный неблагодарными детьми,
изгнанник, который не может обнаружить клеветы, все эти несчастливцы не
знают тех страданий, какие испытывает художник, когда, непризнанный, он
переходит в вечность.
вбежав в комнату.
крови?
ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит,
жалуется, что ему не дают подняться до неба... Давеча к утру закрыл глаза;
подошел я к нему на цыпочках, пощупал голову - голова горит, губы засохли,
грудь дышит тяжело... откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам
с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят
под Пречистую, махает руками и бьет себя в грудь.
Пойдем к нему и посмотрим, что надо с ним сделать.
Успенского собора.
Голова его не была покрыта, ветерок развевал беспорядочно длинные волосы, в
мутных глазах изображалось отчаяние; золотая цепь с гривною, дар великого
князя, лежала задом наперед. Между грудами камня он казался живою
развалиной. С приходом лекаря ироническая улыбка пробежала по губам его.
всея Руси? Что? чай, лечил попугаев, кошек великокняжеских? Польза вперед
изящного! Так и должно быть. Лечи, лечи, брат, это здоровее, нежели тягаться
за тайнами неба! И языки смотрел у царедворцев?.. А?.. В здоровом
положении?.. По-прежнему намазаны медом, когда надо говорить горькую истину,
по-прежнему - ядом, когда надо защищать угнетенных?.. Насыпал бы на них
негашеной извести, вытянул бы их горячими клещами до второго пришествия!
Пигмеи!.. Что, господин лекарь, черпальщик живой и мертвой воды, теперь
пришел посмотреть на унижение художника, посмеяться, как рука невежества
свалила разом все лучшие мечты его, которыми он хотел на небо?.. Смотри,
любуйся!.. Чай, смешно?.. Не насмехайся заранее; подожди, та же участь ждет
тебя!
тронутый до слез. - Ты не узнаешь детей своих?
Посмотрите, вот было мое создание, мое детище (он указал на разорванные
клочки чертежа, рассыпанные кругом). Это гроб его. Похороните меня здесь, с
ним вместе. Гроб, ничтожество, вот что меня ждет!.. Я хотел создать им храм,
храм богу, понимаете ли? Куда им! Им надо пушки, колокола, чем огромнее, тем
лучше, чем звучнее, тем изящней! Хорошо, смастерю им колокол, чтобы гудел
про весь мир об их невежестве, чтобы зычал, как они завлекли меня сюда на
приманку небесную и вместо нее засыпали мне глаза песком, известью. Вылью им
из меди пушку в две версты, поставлю ее против этого городишка - все в
развалины, все в прах, и живое, и мертвое!.. О, тогда я останусь один. Никто
не помешает мне созидать храм. Я могу еще собрать части его: он тут еще
(Аристотель ударил себя кулаком по голове и в грудь), тут, пока я жив. Тогда
из развалин построю храм живому богу: пускай народы придут издалече
поклониться ему в этой огромной пустыне!
него, целовал его руки и обливал их слезами. Желая хоть сколько-нибудь
поправить и заставить извинить беспорядок его наружности, унижающей родного
старика в глазах прохожих, он скинул, будто от жары, шапочку, чтобы
подпариться ему, и поправил на нем цепь. Аристотель взглянул на него с
участием.
дорогая, высокая награда за обжигу кирпича, за мосты, за большую пушку! Тебе
ж достанется в наследство с именем литейщика и муровщика!.. (Немного подумав
и покачав головою.) Не о такой награде думал я, когда ехал сюда: цепью
бессмертных годов думал украсить свое имя; славное имя Аристотеля-художника,
создателя храма, хотел я оставить тебе в наследство. (Он остановился и
заплакал.) Благодарю бога, удержался хоть тебя сделать художником. Помнишь,
Антон? ты упрекал меня за это.
речь склонилась на Андрюшу, он старался поддержать ее.
назначении твоего сына. Не будь неблагодарен к милостям творца: для фамилии
Фиоравенти он был щедр на великие уделы. Брат твой знаменитый врач;
обетованная земля изящного. Италия чтит в тебе великого художника; сыну
твоему выпал жребий воина. Кто знает, какими великими подвигами не означится
этот жребий! Ты, конечно, поступил благоразумно, предоставив ему путь,
открытый ему так широко самою судьбою и отважным характером его. Не всем
идти по одной дороге.
плотина, и стал прохватывать художника. Он ощупал голову. Андрюша
предупредил его и подал берет, который за ним нес, когда отец выходил из
дому, а потом положил недалече от него, между камнями. Аристотель накрыл
голову.
противился и молча, как покорное дитя, последовал за ним, но прежде
посмотрел на лоскуты чертежа. Ему как бы жаль было, что их намочит дождем.