нескольких шагах от другого, чтобы не сбиться с дороги и не попасть в
Фонтанку, и в таком гусином порядке двинулись к квартире Липмана, на берег
Невы. Выдираясь из развалин, не раз падали на груды камня.
под руку, - после великих жертв, после неусыпных трудов, в которых я потерял
здоровье и спокойствие, после утонченных и небезуспешных стараний скрыть
вашу безграмотность от герцога и государыни, которой еще ныне представил
отчет, будто сочиненный и написанный вами; после всего этого вы приходите
подглядывать за мною... - и, не дав отвечать дяде, продолжал: - Знаете ли,
кто был со мной?
во второй раз сходятся здесь два человека, и потому я... пришел... никак не
полагая вас найти... Для чего не предупредили вы меня?
мертвым узлом. Но, поверьте, штука будет чудная, неоцененная!.. Я не
посрамлю ни вас, ни себя; и если за нее не обнимет меня герцог, так я после
этого жить не хочу. Хитреца моего я довел до того, что он уж и палец кладет
мне в рот... ха, ха, ха! Слышите? в саду Щурхова залились ужасные его
собаки. А знаете ли вы, что каждая ходит на медведя?.. Жаль, если лукавец
попадет на зубок их прежде моего! Нет, милостивец мой, я всего тебя скушаю и
с твоим буяном, Волынским. На место его махну в кабинет-министры, или я не
Эйхлер, недостоин милостей, которые вы мне готовите, - я просто ротозей,
ворона, гожусь в одни трубочисты. Только прошу вас, умоляю именем его
светлости, не мешать мне... если я испорчу дело, ведите меня прямо своими
руками на виселицу, на плаху, куда вам угодно.
так живо описал свои планы, что у старика отошло сердце, как от вешнего луча
солнца отходит гад, замиравший в зиму; огромные уши зашевелились под лад
сердца, словно медные тарелки в руках музыканта, готового приударить ими под
такт торжественной музыки. Пожав руку племяннику, Липман произнес с чувством
тигрицы, разнежившейся от ласк своего детенка:
равно, что подозревать себя. Вы одна моя радость, моя утеха на старости;
вами я не умру, ибо я весь в вас. Кабы я знал... ох, ох! кто без ошибок?..
не привел бы сюда этих глупцов, не подставил бы ушей для их басен, которые
тянут их теперь, будто пудовые сережки. Эй! Слушайте! - вскричал Липман
своей команде, - если один из вас пикнет, что я нашел племянника в этих
дьявольских развалинах, то видите (он указал на Неву)... в куль, да в воду!
квартиры.
печи, против устья этой печи, стоит высокий мужчина пожилых лет, опираясь на
кочергу. Одежда его - красный шелковый колпак на голове, фуфайка из
сине-полосатого тика, шелковое исподнее платье розового цвета с
расстегнутыми пряжками и висячими ушами, маленький белый фартук,
сине-полосатые шелковы чулки, опущенные до икры и убежавшие в зеленые туфли.
Взглянув на него, не можешь не смеяться. Но, прочтя на лице чудака,
правильном, как антик, безмятежную совесть и добродушие, ирония, готовая
выразиться, скрывается внутри сердца. По улыбке его можно прозакладывать сто
против одного, что в этого старца поселилась душа младенца. То стоит он в
светлой задумчивости, облокотясь на ручку кочерги, то этой кочергой усердно
мешает уголья в печи, то кивает дружески четырем польским собачкам одной
масти, вокруг него расположенным и единственным его товарищам. Ласки свои
этим животным он равно на них делит, боясь возбудить в одном зависть и
огорчить которого-нибудь, - так добр этот чудак! Вокруг него совершенная
пустыня. Но когда расшевеленные им уголья ярко вспыхивают, уединение его
вдруг населяется: князья, цари и царицы, в церемониальном облачении и
богатых шапках, становятся на страже вдоль стен или выглядывают из своих
желтых смиренных рам, будто из окон своих хоромин. Съесть хотят вас очи
Иоанна Грозного, и черная борода его, кажется, шевелится вместе с устами,
готовыми произнести слово: "Казнь!" Ослеплен, истыкан судом домашним бедный
Годунов, которого благодеяния народу, множество умных и славных подвигов не
могли спасти от ненависти потомства за одно кровавое дело (и маляр, как член
народа, как судья прошедшего, взял свое над великим правителем, пустив его к
потомству с чертами разбойника). Гении-утешители являются гурьбою, ибо на
них не было недостатка в жизни русского народа; но всех заслоняет своим
величием Петр, которого одного народу достаточно, чтобы русскому произносить
имя свое с гордостью. И в это время, когда толпа гостей обступает чудака,
он, посреди них с кочергою, окруженный сиянием, кажется волшебником со
всемогущим жезлом, вызывающим тени умерших, и кисточка на красном колпаке
его горит, как звезда кровавая. Но вдруг исчезают знатные пришельцы с того
света, и зала по-прежнему уединенна и темна. Чудак остается один с своими
собачками и с своими светлыми думами.
духовную книгу. Сколько трудов стоит ему эта работа! Между тем в звуках его
голоса льется самодовольство: повторяя почти каждое выговоренное слово, он
упитывается, наслаждается им, будто самым вкусным куском, какой он только
съел в жизнь свою.
душеспасительное чтение, затем выказалась в зале благообразная фигура
старика, одетого чисто и прилично слуге знатного барина. Он стал, сложив
пальцы обеих рук вместе на брюхе, довольно выпуклом, и почтительно ожидал
вопроса. Этот вопрос не задержался.
ответом.
мятой, малиной, чем-нибудь потогонным.
некому платья вычистить, кушанье изготовить, берлину {Прим. стр. 208}
заложить.
драгоценный Иван, не заменяешь ли мне их всех?"
с своим любовником, желая перед ним пококетничать, и молча шевелил пальцами
по брюху. Барин продолжал развивать мысль свою:
кучером, не чистишь ли мне платья?
молчания. Победив себя, он с твердостью сказал:
Ведь вам стыдно будет своей братии бояр!
работали в поте лица.
выступить против чудака; но Иван, погладив немногие волосы, окаймившие его
лысую голову, поправился и отвечал:
нескольких сот душ крестьян, которых бог и царь вам вручили как детей ваших.
А детки эти пустились в худое, забыли вас и господа... Грешно баловать их!
Ох, ох, сударь, право не худо и лозу, где не берет слово.
погулять, а люди у него словно монахи; вы живете, как отшельник, а дворня
ваша...
складам, и господин его в красном колпаке стал опять с особенным
удовольствием мешать в печи. Но слуга не успел еще вытянуть и одного стиха,
как послышалось новое воззвание:
наклонясь.