только сейчас, сию минуту, в собственные руки.
порога.
несколько от тягости своей жертвы, - знаешь ли, барышня, что он женат? что
он негод...
как маленький Юпитер на свою землю, с пылающим взором вскрикнула:
тебя...
проклянет свою мать?.. Боже, боже мой! скажи, бывало ли это в твоем мире?..
Неужели надо мной должно совершиться!"
с дочерью, почувствовала в руке деньги... плату за... Нет имени этому слову
на языке порядочных людей! Земля, казалось, растворилась, чтобы ее
поглотить; дрожь ее проняла; деньги невольно выпали из рук; она хотела
бросить и письмо, но вспомнила проклятие и в каком-то священном страхе,
боясь, чтобы одно слово не погасило навеки небесного огня, которому обрекла
себя на служение, и не погребло ее живую в землю, спешила исполнить волю
дочери.
Как дорого заплатила бы, чтоб знать его содержание! Но смеет ли нарушить
тайну дочери, поручив другому прочесть его? Нет, никогда не допустит она,
чтобы чужие уста читали стыд Мариорицы, чтобы они растворились для коварной
усмешки над нею!
стояла уж у крыльца. Какими ужасными взорами поменялись они! Она подала ему
письмо, тот принял его.
участи, ожидавшей его друзей. Они принесли себя в жертву делу, которого он
был главным зачинщиком и проводником; его долг спасти их или погибнуть
вместе. В таком состоянии застигла его цыганка, когда он вышел из кареты на
свое крыльцо. Принадлежа весь долгу своему, он было забыл, что писал к
Мариорице: так одна страсть обхватывала вдруг эту душу, не давая в ней места
другой. Появление неотступной цыганки, этого ужасного Полифема {Прим. стр.
232} в женском виде, готовой, кажется, броситься на него и истерзать,
напомнило ему и письмо его и всю гнусность обольщений, по которым он провел
сердце неопытной девушки. Эта мысль помутила в нем чистоту и возвышенность
намерений, возбужденных твердостью друзей его. Что еще готовит ему ответ
княжны? Он спешит и боится прочесть его; он кается, что писал к ней и до
того дошел, что желает в ней перемены чувств. Может быть, и произвела это в
ней весть об его женитьбе. Кабы так?.. Чудный человек! могущ, как море, и
непостоянен, как оно с своими отливами и приливами: то безбоязненно ходят на
дне его птички, то на разъяренных волнах своих поднимает оно корабли до
облаков.
пустившего уже во всем существе его сильные побеги, - Мариорица моя, но еще
не осквернена преступлением. А свет?.. он считает ее преступницею со дня
рокового вечера. Свет! это завистливое собрание личностей, готовое
оклеветать все, что только делается не для каждой из них, и поднять до небес
все, что ей льстит! Стоит мне победить себя, возвратить Мариорицу этому
себялюбивому уроду, и, снова предмет его надежд и искательства, взлелеянная
снова им, она выйдет чиста и непорочна из уст его, будто сейчас вышла из
купели".
помириться с судьбой! Как легко в мыслях своих расстановляет он на сцене
мира актеров, разыгрывающих с ним драму его жизни, заставляет их говорить,
действовать и чувствовать по-своему и ведет эту драму к желанному концу!
Какой он искусный лекарь для тех ран, которые сам наделал и растравил так
мастерски! Но подумал ли ты, Артемий Петрович, что сердце, которое ты смесил
в своих руках, по горячей прихоти своей, приняло уже форму, которую ты хотел
ему дать, и отвердело в ней так, что ты можешь переменить ее не иначе, как
разбив? Подумал ли, что ты развратил уже несчастную девушку страстными
речами, письмами, лобзаниями; что ты отдал ее в добычу общественному мнению?
А знаешь ли, что такое в твое время общественное мнение? Эхо сильного и
богатого, ротозей, который ловит мух и готов, смотря по намеку своего
повелителя, назвать их соловьями или тарантулами, выточенное искусно до
пустоты дерево, издающее звук, угодный камертону, в него ударяющему,
обезьяна, повторяющая темпы временщика! Свет молчит, пока властелин его
сковал ему уста грозою; но одно слово - и бесчестье бедной девушки, как
ходячая монета, разойдется по рукам черни, жадной к злословию. Знаю, что
Мариорица еще достойна обожания, но прибавь - обожания мудреца, не дающего
своего суда по первым признакам и влиянию других. Глупое множество судит
иначе, по одной наружности или как ему прикажут. Ты, забывшись, обнял кумир
в глазах черни, и чернь перестала ему поклоняться и бессмысленная повергает
его в прах. Ты восстановляешь его, снова служишь ему с благоговением,
приносишь чистые жертвы, достойные божества, созидаешь ему храм до неба; но
чернь говорит: "Кумир осквернен" - и бежит поклоняться другим богам.
рассказывает, с какими прекрасными намерениями триумвират друзей собрался на
свой подвиг, как Перокин решался пожертвовать благополучием своей сестры
делу общему, уничтожив брак ее с Артемием Петровичем. Пристыженный таким
великодушием, Волынской дает обет не уступить им в благородстве, что бы ни
заключалось в ответе Мариорицы. Он колеблется даже, не раскрыв письма, сжечь
его. Но на дне сердца затаилась еще любовь вместе с первородным грехом,
любопытством, и он читает ответ княжны. Слезы капают на письмо; он целует
бумагу.
для прочтения. - Еду на свидание - не могу не ехать... Господи! подай мне
твердость. Друг! молись за меня о том же.
расселину камня, в ограде Летнего сада, бумажку, на которой написано: "На
днях, или я действую один!" Так приказал тайный, неизвестный друг на случай
нужды в нем.
подшутили вновь над ним; он страшится за Мариорицу и молит все силы небесные
сохранить ее от новой беды, а ему не дать упасть в борьбе неравной.
Ночь темна, он бредет ощупью вдоль стен и у назначенного места становится на
страже в пустой будке. "И теперь, - думает он, - должен я проститься
навсегда с этой чародейкой, для которой было забыл отечество, друзей, жену,
все на свете, теперь, когда она отдается мне совершенно и лучшие мечты мои
исполняются? Чем не пожертвовал бы я несколько недель назад, еще вчера, за
миг, который мне ныне обещан и которого страшусь! Но подвиг, мною затеянный,
не свыше ли сил человека?.. Устою ли я против него? Друзья в тюрьме,
отечество гибнет: вот мысль, которою должен я себя поддерживать".
прохожего или ночного лазутчика, в шелесте ветра, в полете птицы, в огоньке,
блеснувшем и померкшем в одной из дворцовых комнат. Никого. Окостенев от
холода, выходит он из своей засады... слышен говор... сердце у него замирает
- все опять замолкло: никого! Тихо, жутко, как на кладбище. Вдруг мимо его
пронеслось что-то черное, как дух полуночный, как вихрь, и пахнуло на него
ужасом; но, заметив его, остановилось, страшно взглянуло ему в глаза и
захохотало так, что подрало его по коже и волосы встали дыбом. Он за
привидением, хочет его схватить - привидение от него, и снова адский хохот
рассыпается в тишине ночи, и ужас впился когтями в сердце и терзает его на
части.
сопровождаемый свистом и скрежетом зубов, - уж было проклятие!.. Но все-таки
ты пришел поздно, голубчик!..
воздух. Ему чудится, сыпал искры следом бесовский глаз и кто-то черным
клубом кувыркался пред ним по снегу. Крест, охотничий нож спасут его от
злого духа или человека; но что сделалось с княжною? почему не пришла она на
свидание, ею самою назначенное? Не насмешка ли?.. Не может быть!
Какое-нибудь несчастье задержало ее дома или переняло на пути!.. Он
идет-таки ко дворцу, бродит долго около него - ни одной души, кроме часовых!
К страху, к муке душевной присоединилось вскоре и чувство физической боли:
мороз обул его ноги в ледяные коты, накинул на грудь ледяной панцирь,
который кольцами своими дальше и дальше врезывается ему в тело. Нет сил
терпеть более! Он возвращается к своим саням с тяжелою ношею страшных
воспоминаний и еще ужаснейшей неизвестности об участи княжны, проникнутый
насквозь холодом, проклиная свою любовь, себя и все в мире. Уж эта любовь
начинает ему надоедать...
ранее назначенного для свидания времени. Ее нельзя признать в одежде
Лондон Джек
Корнев Павел
Березин Федор
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Прозоров Александр